Я жду вас всегда с интересом (Рассказы) - Виктор Голявкин

Они все говорили мне: «Если бы не ты, мы не перешли бы». А я говорил: «Для меня это пара пустяков».

Две или три старушки не хотели переходить. Они просто сидели на лавочке. И смотрели на ту сторону. Когда я спросил, не нужно ли им на ту сторону, они сказали: «Нам туда не нужно». А когда я сказал, почему бы им не прогуляться, они сказали: «Действительно, почему бы нам не прогуляться?» Я их всех перевел на ту сторону. Они там сели на лавочку. Обратно они не хотели идти. Как я их ни упрашивал».

Клим много всего написал. Он был очень доволен своим письмом. И отправил письмо по почте.

Потом лето кончилось. Начались занятия. На уроке Анна Петровна сказала:

— Очень многие написали мне письма. Хорошие, интересные письма. Некоторые я вам прочту.

«Сейчас начнется, — думал Клим. — В моем письме много героических поступков. Все будут хвалить меня и восхищаться».

Анна Петровна прочла много писем.

А его письма не прочла.

«Ну, тут все ясно, — подумал Клим. — Письмо в газету отправили. Там его напечатают. Может быть, будет мой портрет. Все скажут: «Ой, это он! Смотрите!» А я скажу: «Ну и что же? Для меня это пара пустяков».

Настал первый день каникул. Вожатый и октябрята собрались в школе. Вожатый сказал:

— Мы должны позаботиться, чтоб на каникулах не было скучно.

— Сходим в музей!

— Купим мяч!

— Купим чижа!

На другой день вожатый и октябрята обсуждали вопрос о хоккейном мяче и чиже для кружка юннатов.

На третий день они не могли решить, что купить: хоккейный мяч или чижа.

На четвертый день во главе с вожатым октябрята пришли к выводу, что хоккейный мяч нужен ничуть не меньше, чем чиж.

— Мы собираемся в пятый раз, — заявил вожатый на следующий день, — у меня с головой что-то творится.

Октябрята на это ответили:

— У нас тоже головы не чугунные. Но мы должны решить этот вопрос. И решили, что чиж — чудесная птица, но и мяч хоккейный — хорошая штука.

На шестой день октябрята с вожатым были склонны купить хоккейный мяч, если бы не имели в виду чижа.

На седьмой день они заседали, как прежде, и вопрос стоял о мяче и чиже. Только пока еще не было ясно, что именно лучше купить.

На восьмой день вожатого не пустила мама, он переутомился и слег в постель.

На девятый день октябрята пришли к вожатому. Он, приподнявшись с постели, сказал:

— Вопрос решен. Мы купим чижа. Каникулы завтра кончаются, хоккейный мяч уже ни к чему… тем более что его самим можно сделать.

Большущая труба валялась на дворе, и мы на нее с Вовкой сели. Мы посидели на этой трубе, а потом я сказал:

— Давай-ка в трубу полезем. В один конец влезем, а вылезем из другого. Кто быстрей вылезет..

Вовка сказал;

— А вдруг мы там задохнемся.

— В трубе два окошка, — сказал я, — как в комнате. Ты же в комнате дышишь?

Вовка сказал:

— Какая же это комната, раз это труба. — Он всегда спорит.

Я полез первым, а Вовка считал. Он досчитал до тринадцати, когда я вылез.

— А ну-ка я, — сказал Вовка.

Он полез в трубу, а я считал. Я досчитал до шестнадцати.

— Ты быстро считаешь, — сказал он, — а ну-ка еще!

И снова полез в трубу.

Я сосчитал до пятнадцати.

— Совсем там не душно, — сказал он, — там прохладно.

Потом к нам подошел Петька Ящиков.

— А мы, — говорю, — в трубу лазаем! Я на счете тринадцать вылез, а он на пятнадцати.

— А ну-ка я, — сказал Петя.

И он тоже полез в трубу.

Он вылез на восемнадцати.

Мы стали смеяться.

Он снова полез.

Вылез он очень потный.

— Ну как? — спросил он.

— Извини, — сказал я, — мы сейчас не считали.

— Что же, значит, я даром полз?

Он обиделся, но полез снова.

Я сосчитал до шестнадцати.

— Ну вот, — сказал он, — постепенно получится!

И он снова полез в трубу.

В этот раз он там долго ползал. Чуть не до двадцати. Он разозлился, хотел опять лезть, но я сказал:

— Дай другим полезть, — оттолкнул его и полез сам.

Я набил себе шишку и долго полз. Мне было очень больно. Я вылез на счете тридцать.

— Мы думали, что ты пропал, — сказал Петя.

Потом полез Вовка. Я уже до сорока сосчитал, а он все не вылезал. Гляжу в трубу — там темно. И другого конца не видно.

Вдруг он вылезает. С того конца, в который влез. Но вылез он головой вперед. А не ногами. Вот что нас удивило!

— Ух, — говорит Вовка, — чуть не застрял…

— Как это ты повернулся там?

— С трудом, — говорит Вовка, — чуть не застрял…

Мы здорово удивились.

Тут подошел Мишка Меньшиков.

— Чем вы тут, — говорит, — занимаетесь?

— Да вот, — говорю, — в трубу лазаем. Хочешь полезть?

— Нет, — говорит, — не хочу. Зачем мне туда лазать?

— А мы, — говорю, — туда лазаем.

— Это видно, — говорит он.

— Чего видно?

— Что вы туда лазали.

Глядим друг на друга. И вправду видно. Мы все как есть в красной ржавчине. Все как будто заржавели. Просто жуть!

— Ну, я пошел, — говорит Мишка Меньшиков.

И он пошел.

А мы больше в трубу не полезли. Хотя мы уже все ржавые были. Нам все равно уже было. Лезть можно было. Но мы все равно не полезли.

Первоклассник Алик нарисовал:

сиреневого верблюда,

зеленую лошадку,

синюю утку и красного зайца.

Папа, увидев рисунок, сказал:

— Разве бывают сиреневые верблюды, зеленые лошадки, синие утки и красные зайцы?

— Не бывают, — сказал печально сын. — Но у меня было только четыре краски… Вот что я сделаю!

И он тут же нарисовал:

красный мак,

зеленый огурец,

синее небо и сиреневую сирень…

Третий день Жорик сидит с букварем. Трудно читать по складам. Никак не дается слово. Только второй слог запомнит, как забывает первый. Да еще собака лает…

Л-У-ЛУ

Ш-А-ША

Забыл первый слог.

Л-У-ЛУ

Ш-А-ША

Забыл первый слог.

Л-У-ЛУ

Собака лает на дворе. А Жорику трудно.

Сначала — ША.

Потом — ЛУ.

А может, наоборот? Трудно Жорику. Да еще собака лает!

Мешает Жорику собака.

Так, значит, — ШУ.

И получается ►— ШУ-ШУ.

Жорик чешет затылок. Что-то не то.

И еще собака лает…

Миша выучил наизусть два стихотворения, и не стало от него покоя. Он залезал на табуретки, на диваны, даже на столы и, мотнув головой, начинал сразу читать одно стихотворение за другим.

Один раз он пошел на елку к девочке Маше, не снимая пальто, влез на стул и стал читать одно стихотворение за другим. Маша даже сказала ему: «Миша, ты же не артист!» Но он не слышал, дочитал все до конца, слез со стула и был такой довольный, что даже удивительно!

А летом он поехал в деревню. В саду у бабушки был большой пень. Миша залезал на пень и начинал читать бабушке одно стихотворение за другим.

Надо думать, как он надоел своей бабушке!

Тогда бабушка взяла Мишу в лес. А в лесу была вырубка. И тут Миша увидел такое количество пней, что у него глаза разбежались.

На какой пень становиться?

Он здорово растерялся!

И вот такого растерянного бабушка его привела обратно.

И с тех пор он не читал стихотворений, если у него не просили.

Когда я впервые шел в школу первого сентября в первый класс, я очень боялся, что меня там будут сразу что-нибудь сложное спрашивать.

Например, спросят: сколько будет 973 и 772? Или: где находится такой-то город, который я не знаю, где он находится. Или заставят быстро читать, а я не смогу — и мне поставят двойку.

Хотя родители меня уверяли, что ничего подобного не произойдет, я все равно волновался.

И вот такой взволнованный, даже напуганный, я вошел в класс, сел за парту и тихо спросил своего соседа:

— Писать умеешь?

Он покачал головой.

— А девятьсот семьдесят три и семьсот семьдесят два можешь сложить?

Он покачал головой и испуганно на меня посмотрел.

— А быстро умеешь читать?

Он совсем перепугался, чуть под парту не полез. Читать он совершенно не умел.

Я кое-как читать умел, но все равно боялся.

В это время учительница спросила меня, как моя фамилия, а я решил, что меня сейчас заставят быстро читать или слагать большие числа, и сказал:

— Я ничего не знаю!

— Чего не знаешь? — удивилась учительница.

— Ничего я не знаю! — крикнул я испуганно.

— А как зовут тебя, знаешь?

— Не знаю! — сказал я.

— Ни фамилии своей, ни имени не знаешь?

— Ничего не знаю! — повторил я.

В классе засмеялись.

Тогда я сквозь шум и смех класса крикнул во все горло:

— Свою фамилию и свое имя я знаю, но больше я ничего не знаю!

Учительница улыбнулась и сказала: