Капкан на Инквизитора (СИ) - Александр Гарин

Некоторое время Альвах и Ахивир смотрели на эту темную точку. Потом охотник-маг прокашлялся.

- Если она, твоя ведьма, не свила себе гнезда среди этих холмов – то… понимаешь… Чтоб у меня борода повылезла клочками, если она в тот же день не дунула обратно, откуда пришла. В Прорву. И зверинец вместе с ней. Похоже, те, кто тут побывал после вас, никого, кроме вашего барахла, не нашли. Да, не особо и искали.

Альвах угрюмо молчал. Он понимал, что если бы на поляне была убита хотя бы одна тварь, место очистили бы огнем. Что до горгоны - она ушла почти сразу. Это он помнил и так.

Но до последнего надеялся, что ведьма осталась в мире Лея. Ведь это было целью любой погани, которая рвалась из ядовитого тумана. То, что горгона ушла обратно в Прорву, означало конец надежде романа с помощью мага вернуть себе истинный облик. Ибо в другом мире клятвы не действовали. Поговаривали, что там даже не действовала магия, которую даровал Лей своим сыновьям. А значит, даже если Ахивир решился бы сопровождать Альваха в Прорву, дабы искать в ней проклятую горгону – толку от него там было бы едва ли чуть.

Все это пронеслось в голове бывшего Инквизитора с быстротой молнии. Впрочем, должно быть, велльский охотник думал о похожем.

- Мы, конечно, можем пройти по тому пути, который указывает этот проклятый камень, - медленно, словно нехотя проговорил он. - Но в той стороне только Прорва. Ставлю мизинец – он приведет нас к этому мерзкому туману. И что тогда прикажешь делать?

Альвах молчал. Некоторое время Ахивир смотрел на него с непонятным выражением на лице. Потом полез в карман и выудил из него знакомый стеклянный пузырь.

- Пей, - поймав взгляд романа, неуверенно приказал он. – Ты же видишь – она ушла - и с концами. Мы ее не достанем. Больше тут ничего нельзя сделать.

========== - 20 - ==========

- Дернула же меня Лия связаться с тобой!

Голос Ахивира звучал не зло, а как-то сипло. Впрочем, причины для испуга даже такого могучего мага были более чем очевидны.

Велл и обретавшийся в облике девы-романки Альвах стояли у самого края туманной пелены. Туман этот был густым и настолько плотным, что дальше протянутой руки не было видно ничего. Вблизи можно было заметить, что клубы тумана постоянно перемещались, рассредоточиваясь и вновь собираясь воедино, и из-за этого казалось, что туман – живой. Прямо перед топтавшимися по снегу меховыми сапогами сыновей Лея была тропа, уходившая во мглу. Тропа была неширокой – не более полутора десятка шагов. Справа и слева от тропы почва обрывалась в пропасть, дно которой терялось в том же темном тумане. Впрочем, всем было известно, что у пропасти между мирами не было никакого дна.

Ахивир без нужды поправил ремень заплечного мешка и оперся на опущенное в снег острие своего топора.

- Ты… еще не раздумал… а? – они с Альвахом поглядели друг на друга. – Может, пока не поздно… вернемся домой? Купим в поселке молодого кабанчика, зажарим… Яблок добудем из погребка… До сих пор стоит во рту вкус твоего пирога на меду, с этими самыми яблоками… Сделаешь? И хмельного бочонок откроем… Хмельное у меня славное – и тебе плеснем чуток, чуток-то можно… Посидим по-хорошему, ежели прямо сейчас идти, как раз успеем к зимнему Солнцестоянию. Праздник-то великий. А как минется зима, так и… будем решать, как дальше-то жить. А, Мар… ика?

Альвах закусил щеку изнутри. С каждым мигом сохранять невозмутимость было все тяжелее. Зловещий, живой туман пугал и его. Так страшно ему не было даже во время геттских бунтов, когда их гарнизон едва не смели орды восставших кочевников. Даже в когтях нежданно спрыгнувшего Ужаса. Даже в топи проклятой гидры. Даже перед толпой движимой похотью разбойников. Даже когда дрожащий от вожделения де-принц уже вдавил его в постель.

Цена, которую нужно будет заплатить за возвращение мужественности, могла оказаться чересчур высока. И при том, никакой уверенности в том, что возвращение все же произойдёт, не было.

… Путь сюда был тяжел. Ахивир отпустил лошадь, перераспределив груз с ее спины на спины свою и Альваха. Бывший Инквизитор, которого все еще мучили приступы слабости, потливости и дурноты, едва брел и налегке. Дорога для него груженого превратилась в растянутую пытку. Ахивир пошел прямо через холмы – те самые холмы, через которые, если верить местным, не было дороги. Однако золотая нить камня ведьмы уверенно вела их по едва заметным тропам, выступам, расщелинам и оврагам. И, в конце концов, вывела из холмов на узкую серую полосу безжизненной, голой земли. Эта полоса имела в ширину не более двух сотен шагов. Холмы остались за спинами путников – словно рукотворной преградой они стояли между туманом мира Лии и солнечными владениями Светлого Лея. Чуть поодаль между холмами был проход. Неширокая дорога между двух возвышенностей вела к изгороди и огромным воротам, за которыми стояло поселение Нижние Котлы. Более нигде видимых проходов не было.

Впрочем, путникам уже довелось убедиться, что существовали и иные дороги в мир Лея. По одной из таких пришли они – и это стоило им почти двух дней тяжелых испытаний.

Но главное испытание ждало впереди.

- Неужели ты хочешь туда идти?

Альвах, который обеими руками удерживал подвязки привешенного на спине груза, невольно опустил руку и тронул рукоять меча, который на ременных стяжках был приторочен сбоку. Знакомая, ребристая поверхность уверенно легла под маленькую ладонь. Меч признавал хозяина в любом виде - ведь при закалке велльский кузнец использовал каплю крови самого Инквизитора.

Роман думал о том, что его ждет, если он уступит уговорам охотника-мага и уйдет от тумана прочь, обратно в солнечный, мужской мир Светлого Лея. Оставаться с веллом в полном разуме означало вступить на путь к сумасшествию. Сколь бы долго ни прибывал Альвах в теле девы - смириться с этим у него не получалось. Каждый день превращался в муку, а все более укреплявшаяся в голове мысль о том, что, возможно, ему никогда не избавиться от женского облика и придется до конца жизни принять женскую суть и женскую жизнь, приводила Альваха в черное отчаяние. Выпить же зелье Ахивира означало то же, что принять смерть. Ведь в этом случае все, что еще оставалось от него, Марка, сына Гектора и Исоры, достойного продолжателя рода Альва, должно было исчезнуть. Вместо него оставалась некая Марика, одни только звуки имени которой поднимали из груди бывшего Инквизитора ярость.

Или, можно было нарушить клятву, данную Ахивиру перед лицом Светлого. Взамен на на душу романа ложилось проклятие, а тело – все равно прошло бы не дальше первого мужа, сильного настолько, чтобы сделать то, что уже сделал де-принц Седрик. То, чего так вожделел Ахивир. То, что теперь так мучило Альваха изнутри, не давая забыть, стереть из памяти, отрешиться от своего омерзительного, жгучего позора.