Вынос дела - Дарья Донцова

Но адвокат замахал руками:

– Нет, нет, наденьте на покойную. Она так любила цацки, пусть в них и похоронят.

– Хорошо, – согласился Павел, – только при вас надену, и тут же гроб закроем, чтобы потом без претензий.

Харитонов закивал. Гример принялся насаживать золотые ободки на негнущиеся пальцы покойной. Когда он чуть приподнял голову, чтобы застегнуть ожерелье, правый глаз Костиной, очевидно плохо заклеенный, чуть приоткрылся, а из груди вырвался вздох.

Олег Андреевич начал тихо сползать на пол. Охранник подхватил его и растерянно глянул на Надежду Викторовну.

Харитонова уложили на кушетку и сделали укол. Придя в себя, он схватил Яковлеву за руку и почти закричал:

– Валя жива!

– Нет, – качнула головой врач.

– Но я слышал, – настаивал вдовец, – она вздохнула.

– Выдохнула, – машинально поправила женщина и, стараясь подобрать самую мягкую формулировку, сообщила: – Так иногда случается, продукты распада скапливаются и, если тронуть труп, вырываются наружу.

Харитонов молча закивал. Глядя в его почти безумное лицо, Надежда Викторовна подумала: «На сцену тебе идти, артист».

Впрочем, когда сгорбившегося и разом постаревшего Олега Андреевича охранник аккуратно усаживал в шикарный автомобиль, в голову Яковлевой неожиданно пришла простая мысль: а что, если Харитонова обманули и он совершенно искренне горюет о супруге?

ГЛАВА 18

Я вылетела на улицу в невероятном волнении. Так, конец нити держу в руках, осталось лишь потянуть, и мерзкий клубок размотается до конца. Значит, интуиция не подвела – в лечебнице действительно запрятана первая жена Харитонова! Я присвистнула, представляя себе, какие последствия это открытие влечет для Тани. Ее брак с депутатом будет признан недействительным, следовательно, она потеряет все права на имущество – дом, сбережения, машины…

Останется голая и босая! Вот только страшно интересно, кто задумал эту аферу? Ответ на непростой вопрос знает сиделка Сонечка, грамотно обработавшая доктора Яковлеву. Только никаких ее координат в больнице не было, я даже не поленилась зайти в отдел кадров.

Сейчас, когда за окном вовсю торжествует демократия, родственники вольны приводить к больным кого угодно, если лечащие врачи не против. Но, как правило, люди нанимают местных медсестер, согласных ради приработка на все. Но Харитонов привел Соню. Значит, знал, что она может понадобиться.

Бесполезно проведя полчаса в расспросах, я решила атаковать крепость с другой стороны и поинтересовалась, в какую смену работает Павел-гример.

– Санитар, – вежливо поправила меня кадровичка, – Павел Филонов уволен полтора года назад. Хороший работник, руки волшебные, но запойный пьяница. Мы терпели, терпели, потом выгнали, хотя, честно говоря, жаль.

– Где он сейчас? – поинтересовалась я.

Женщина пожала плечами:

– Могу только дать адрес, который он указывал в анкете, – улица Усиевича…

Горя от нетерпения, я понеслась в указанном направлении.

«Вольво» пролетел по Ленинградскому шоссе, свернул вправо и запетлял по улочкам и переулкам. Район метро «Аэропорт» украшали отличные дома из светлого кирпича. Здесь, на улицах Усиевича и Черняховского, живет творческая интеллигенция, элита российской культуры – писатели, актеры, композиторы. Цены в магазинах тут выше, Ленинградский рынок самый дорогой, а супермаркеты роятся на небольшом пятачке, словно пчелы. Весьма странное место для проживания запойного алкоголика, работавшего в морге санитаром. Да и дом, возле которого я притормозила, выглядел весьма богато – многоэтажная кирпичная башня, на двери домофон.

Потыкав пальцем в кнопки и не услышав ответа, я дождалась, пока кто-то из жильцов открыл дверь ключом.

В нужную квартиру трезвонила так долго, что распахнулась дверь соседней квартиры, и милая женщина неопределенного возраста вежливо сказала:

– И звините, пожалуйста, у Филонова никого нет дома. Павел, очевидно, на работе. Если хотите, можете написать записку.

Тронутая столь редкой в наше время любезностью, я вошла в просторный холл и спросила:

– Не знаете, он один живет?

– Сейчас да, – спокойно ответила соседка, – один-одинешенек, как перст. Впрочем, ему грех пенять на судьбу. Павел своими руками уничтожил собственное счастье. А зачем он вам?

Я вытащила из сумочки французский паспорт, показала его даме и спела вдохновенную историю.

Значит, так. Мои предки, эмигранты первой волны, бежали в конце 1917 года, опасаясь красного террора. Я никогда не видела Россию. Но сейчас времена изменились, и мне хочется иметь квартиру в Москве. Вот в агентстве дали адрес Филонова, вроде он желал сменить жилплощадь. Созвонились, договорились, приехала, а его нет!

По моим наблюдениям, при виде документа, выданного властями Франции, москвичи сразу становятся удивительно любезными. Очевидно, преклонение перед иностранцами у нас в крови. Приятная дама не стала исключением. Всплеснув руками, она сказала:

– Ну надо же, а я специалист по театру Франции, только мой французский, скорей всего, покажется вам корявым.

– Что вы, – улыбнулась я, и мы перешли на язык Бальзака и Золя.

Обсудив новые постановки «Комеди Франсез», Бежара и Мориса Винера, хозяйка вздохнула и сказала по-русски:

– Простите, не представилась, Елизавета Корниловна, можно просто Лиза. – И без всякой паузы добавила: – Только знаете, уж извините за совет, но вы человек в нашей действительности неопытный, живо облапошат.

– Кто?

– Да все, – вздохнула Лиза, – и агентство, и Филонов. Не покупайте у него жилплощадь, лучше поищите другой вариант.

– Почему?

Елизавета Корниловна побарабанила красивыми пальцами по скатерти.

– Наверное, в агентстве сказали, что Павел проживает в огромной квартире совершенно один. А продает потому, что холостяку четыре комнаты ни к чему?

– И менно, – закивала я головой, – точь-в-точь такими словами.

Лиза слегка покраснела и с небольшим усилием продолжила: – Неправда. Тут еще прописан его младший брат. Он просто живет у своей жены. Если согласитесь на сделку, она может быть опротестована в суде. А Павлу с его привычками все равно, лишь бы деньги на водку были.

– Он алкоголик?

Хозяйка покраснела еще сильней и кивнула:

– Запойный. Господи, сколько он горя своим родителям принес.

– Они не употребляли? – решила я выжать из словоохотливой дамы все.

– Что вы, – замахала руками Лиза, – мы полжизни рядом прожили. Его отец был крупнейшим хирургом. Доктор наук, светило, а мать была известна как отличный гинеколог, «бархатные руки». А Пашка получился совершенно отвратительным. Знаете, его выгнали почти из всех учебных заведений. В восьмом классе родители были вынуждены перевести сына в школу рабочей молодежи и устроить санитаром в больницу.

До этого Павлик всего лишь не хотел учиться, прогуливал занятия, грубил учителям, избивал одноклассников, но в больнице он начал пить.

К десятому классу Филонов превратился в алкоголика. Отец и мать, решив не сдаваться, пристроили сына в Первый медицинский институт. Там он проскрипел до летней сессии. Но даже глубокое уважение, которое ректор испытывал к родителям Филонова, не помогло. Павла с треском выгнали.

Любящие папенька и маменька отвели его во второй мед, следом в третий, а в конце концов в Военно-медицинскую академию. На этом учебные заведения, на которые распространялись связи старших Филоновых, кончились. Тогда сосед по дому, скульптор, посоветовал отправить мальчишку в художественное училище, где готовили гримеров и парикмахеров. Неожиданно дело пошло.

Павел увлекся учебой и даже стал меньше пить. Родители в полной эйфории рассказывали всем о таланте сыночка. Павлику удалось закончить ПТУ и получить аттестат.

Тут с отцом случился сердечный приступ, и он скончался. Жена пережила его всего на полгода.

– Вовремя умерли, – вздыхала Лиза, – всего позора не увидели.

И верно, родителям, наверное, повезло. Потому что крутой спуск вниз по социальной лестнице сын совершал уже без них.

– Ведь он талантлив, – удивлялась соседка, – знаете, один раз меня пригласили во французское посольство на прием. Я оделась, накрасилась, а тут Паша заходит: «Дай денег». Он вечно у всех стрелял.

Филонов увидел принарядившуюся соседку и захихикал:

– Куда собралась?

Лиза поправила перед зеркальцем прическу и спросила:

– Нравится? Во французское посольство.

– Да уж, – хмыкнул Павел, – красота – это страшная сила. иди быстро в ванную.

– Зачем? – попробовала сопротивляться женщина.

– Давай, давай, – велел друг детства, – сделаю из тебя человека.

Почти час он колдовал над лицом и волосами, потом подвел Лизу к зеркалу. Женщина онемела. Непостижимым образом она похорошела и помолодела лет на десять.

– Как ты такое делаешь? – только и сумела вымолвить Лиза.