Не откладывай убийство на завтра - Людмила Ситникова

– Сонь, дай ей для сугрева сто грамм.

– Ага, сейчас, – тетка юркнула в комнату и вернулась, держа в руках бутылку.

– На, прими, легче станет.

Катка замотала головой.

– Пей, пей, дуреха, в ящик сыграть захотела?

– Сонь, ты б растерла ее водочкой-то, а то она и правда окочурится.

– Вы спасли меня, – наконец выдавила Катарина.

– О, заговорила, – обрадовался мужик, – вишь, как водочка действует.

– Ты как сюда попала?

– Меня закрыли!

– Мы поняли, а кто и зачем?

– Не знаю.

– А как ты вообще здесь оказалась, зачем забрела-то к нам?

– Вы живете в доме?

– Ну.

– Он же разваливается.

– И чего, главное, есть крыша над головой, куда лучше, чем на улице ночевать.

– Я смотрю, ты из наших, – буркнула Софья, – хотя раньше тебя не видала.

– Из ваших?

– Ну, в смысле, тоже бомжуешь?

– Да вы что, нет, конечно.

Соня осмотрела Катарину с ног до головы.

– Видон у тебя не ахти.

– Запачкалась, когда шла по лесу.

– Ты так и не ответила, зачем шла? – спросил мужичок, залпом осушив стакан сорокаградусной.

– Петь, отвянь с вопросами, не видишь, девка еле жива.

– Мне уже лучше, – Катка вздрогнула.

– Выпей еще маленько.

– Нет-нет, мне надо домой, у фермы стоит моя машина.

Соня присвистнула.

– Ни хрена себе, у тебя и тачка имеется?

– Да.

– Твою налево, а сюда зачем приперлась? – гнул свое Петр.

– По делам.

– По делам? Когда я услышал твой голос из-под земли, подумал – хана… белочка пришла.

– Какая белочка?

– Такая!

– Он имеет в виду белую горячку.

– Я должна ехать, – Катка попыталась встать.

– Куда торопишься, посиди, согрейся, – Соня поднесла ей стакан с водкой.

– Нет!

– Выпей!

Копейкина сделала два глотка.

– Тебе повезло, что мы сегодня с Петькой домой пришли, он ведь сначала хотел на станции заночевать.

Катарина встала.

– Вы спасли меня, я вас отблагодарю, но прежде еще одна просьба: пожалуйста, проводите меня до фермы.

– Зачем ты на ферму попрешься на ночь глядя?

– Говорю же, у меня там машина.

Соня переглянулась с Петром.

– Ну че, можно, а там к Ваське завалимся.

– Потопали.

Сначала Катарина шла, опираясь на руку Софьи, потом ее походка окрепла, и она самостоятельно помчалась вперед.

– Эй, куда бежишь?

– Быстрее, умоляю, идите быстрее!

– Тебе надо как следует принять на грудь, тогда никакая зараза не прицепится, – вещала Соня.

– Точно, – поддержал мужик.

– Скажите, в этом доме, кроме вас, еще кто-нибудь живет?

– Нет, мы вдвоем обитаем.

– Ну, а заходит кто из соседей?

– Че им там делать, в этой помойке-то? Захаживают иногда наши, ну, в смысле…

– Алконавты, – заржал Петр.

– А днем вы обычно где находитесь?

– Днем тусуемся на станции, в деревню ночевать приходим.

– Никто в последнее время из посторонних не заходил?

– Не припомню.

– Я тоже не помню, а позавчера Митрич заходил, мы с ним бутылочку оприходовали.

– Гады! – заорала Сонька. – Мне ни капли не оставили!

– Ты сама виновата, если бы днем…

У подвыпившей парочки началась словесная перепалка.

– Не ссорьтесь, скажите, кому-нибудь известно о вашем пребывании в доме?

– Как тебе сказать, некоторые знают, но мы стараемся не шуметь, деревенские могут погнать.

– Вот моя машина, – Катка подбежала к «Фиату».

– Ого! – Соня осмотрела автомобиль. – Не хило, кучеряво живешь, рыжая.

– Шикарная тачка, – подтвердил Петр, – но я никак не пойму, зачем ты к нам приходила?

Катарина достала деньги.

– Возьмите, это вам за мое спасение.

– Это много, – испуганно произнес мужчина.

– Берите, моя жизнь стоит дороже.

– И то верно, – Соня быстро взяла ассигнации.

– Ты чего, а ну отдай мне!

– С какой стати?

– С такой.

– Отвали!

– Я сказал…

Ката завела мотор.

– Еще раз спасибо.

Сонька махнула ей рукой и побежала прочь, Петр бросился за ней.

– Отдай хотя бы половину, я тоже ее спас!

В машине Катка немного расслабилась. В данный момент ее волновала одна мысль: как бы не свалиться с кучей болезней. В погребе ее мало волновало собственное здоровье, но теперь она на свободе, и боль в паху сильно ее беспокоила.

Домой Копейкина приехала в три часа ночи. Марго не спала. Увидев подругу, Щавелева всплеснула руками:

– Мать моя, Катка, что с тобой?! Где ты была, почему у тебя такой вид?

– Не сейчас, Рита, не сейчас, мне необходимо принять горячую ванну, я замерзла, как собака.

– Где?

– В погребе.

– В погребе?

– Именно!

– Как ты оказалась в погребе?

– Хороший вопрос, – Катка на ходу стаскивала с себя грязную одежду. – Будь добра, выбрось все это на помойку. Немедленно!

Наполнив ванну, Ката погрузила в воду свое продрогшее тело. Марго облокотилась о раковину.

– Ну, теперь, может, объяснишь, в чем дело?

– Маргош, приготовь мне чаю с малиной, пожалуйста. Боюсь, я опять заболею.

– Могла бы не говорить, я не дура, чай поставила.

– Спасибо.

– Ката…

– Не спрашивай!

– Несколько раз звонила Серебрякова.

– Я завтра с ней поговорю, у меня сотовый разрядился.

– Как ты оказалась в погребе? – повторила вопрос Щавелева.

– Ездила по делу.

– В погреб? Катка, пойми, я спрашиваю не из праздного любопытства, просто переживаю: ты приходишь домой глубокой ночью, грязная, трясущаяся от холода, и что мне думать?

– Все о’кей, скажи лучше, как на звонок Лилианы отреагировала Ангелина Дормидонтовна, наверное, прыгала от счастья?

– Признаться, я сама не ожидала услышать голос звезды, не предполагала, что вы состоите в дружеских отношениях. А касательно мамы… она ничего не знает.

– Как?

– Мама в больнице.

– Сердце? Давление?

Марго махнула рукой.

– Ничего страшного, все позади, через пару дней ее выпишут.

– А…

– Помнишь огромный тополь за окном комнаты, где обосновались мать с Луизкой?

– Еще бы не помнить, он весь свет загораживает.

– Вот-вот, его наконец решили спилить.

– И?

– Подогнали подъемник, мужик с бензопилой хотел начать работу, а тут в комнату зашла мама. Тополь-то от окна на расстоянии двух метров, она, как увидела мужика за окном, чуть в обморок не грохнулась. Не поняла, что тот стоит на подъемнике, и спрашивает трясущимися губами: «Вы кто?» А мужик с юмором попался, ухмыльнулся и говорит: «Я смерть твоя, собирайся, сейчас пойдем». Ну, мама сразу заорала: «Врача, врача!» – и на пол грохнулась.

– Кошмар!

– Мужик потом прощения просил, сам на грани обморока находился.

– А как Ангелина?

– Давление чуть подскочило, но жить будет.

– С вами не соскучишься, веселая семейка!

Щавелева отвернулась.

– Чайник, наверное, вскипел. – Рита выбежала из ванной, оставив Копейкину наедине с ее мрачными мыслями.

Глава 18

Лилиана впилась пальцами в подлокотник, безуспешно пытаясь подняться с кресла. Упорный стук в дверь не прекращался. Тяжело дыша, Серебрякова откинулась на спинку, перед глазами все плыло, звенящий шум в ушах нарастал с каждой секундой. Ужасный… пугающий шум. В последнее время она слышит его слишком часто, он постепенно сводит ее с ума, словно рой диких пчел поселился в голове и теперь жаждет выбраться наружу. Актриса сжала виски. Стук продолжался, казалось, дверь гримерки вот-вот слетит с петель. Собравшись с силами, она прокричала:

– Кто там? – Вопрос прозвучал тише шелеста листвы.

За дверью послышался чей-то тревожный голос, но Серебрякова уже не могла разобрать, кому именно он принадлежит.

«Зачем я закрыла дверь?» – стучало в ее голове.

Предприняв очередную, увы, безрезультатную попытку подняться на ноги, Лилиана вскрикнула.

Внезапно ее тело обмякло, Серебряковой показалось, что она стала легче пушинки. Конечностей Лилиана не чувствовала, зрение пропало, глаза смотрели в непросветную тьму, а через пару секунд пропал и слух. Серебрякова догадалась: у нее обморок без потери сознания. Раньше, когда она делала первые шаги в кинематографе, подобные инциденты случались довольно часто, в основном из-за недоедания. Серебрякова, сколько себя помнила, постоянно терзала свое тело всевозможными диетами.

«Не похоже, чтобы этот обморок был вызван чувством голода, скорее всего, я больна… больна тяжело и неизлечимо».

Лилиана увидела перед глазами прыгающие серые точки, минуту спустя услышала знакомый звон, свидетельствующий, что обморочное состояние проходит.

– Я буду на площадке через пять минут. Прекратите стучать!

«Господи, что же делать, как быть?»

От мысли о неизлечимой болезни Лилиану бросало в дрожь. Женщина не хотела думать о страшном диагнозе, но состояние здоровья, ухудшающееся день ото дня, свидетельствовало о правильности ее догадок.

Больше всего Серебрякова боялась умереть. Она не хотела отправляться на тот свет, ей слишком рано наносить визит господу! Еще в течение многих лет она должна… обязана находиться на грешной земле.