Все женщины немного Афродиты - Олег Агранянц

РЖАВЦЕВ. Та Лена, которую я увидел тогда… Это было отвратительно. Мы долго сидели в каком-то кафе. Сначала разговор не клеился, потом как-то разговорились… И вдруг замолчали оба. И тогда я ее спросил…

РЖАВЦЕВ и ЗАЙЧИКОВА.

РЖАВЦЕВ. У тебя есть платье в горошек?

ЗАЙЧИКОВА. Сошел с ума! В горошек! В таком в деревню на принудительную картошку ехать… А платьев у меня много. И наших, и заграничных. И две шубы! Если захочу, на каждый палец по два кольца золотых надену. Хочешь, подарю золотые часы? По всему видно, с деньгами у тебя, как на полустанке с паровозами.

РЖАВЦЕВ. А на полустанках плохо с паровозами?

ЗАЙЧИКОВА. Как у тебя с деньгами! (Хохочет.) А вот я, если захочу, «Волгу» купить могу. Боюсь только. Сама разобьюсь, людей покалечу. При твоей работенке о машине не замечтаешь! Хочешь, я тебе «Волгу» подарю? (Смеется.) Да не бойся, не подарю.

РЖАВЦЕВ. Изменилась ты.

ЗАЙЧИКОВА. Ладно бы внутренне, а то внешне. И это обидно.

РЖАВЦЕВ. Расскажи о твоем отце. Он был хороший человек?

ЗАЙЧИКОВА. И что из того?! Начирикали бумажку – и «хорошего человека» не стало. Весь вышел.

РЖАВЦЕВ. А ты как?

ЗАЙЧИКОВА. Я? Очень просто. С матерью – в деревню, от людей подальше. Там школу окончила. Сначала на всех злилась. Потом поумнела. Будь дурой, говорю себе. На дураков доносы не пишут, дураков в Сибирь не ссылают. Дурак, он всегда на плаву. А если непьющий, то в капитанах ходит. Умерла мать, похоронила я ее, наревелась и подалась в город, по городам. За Питер зацепилась.

РЖАВЦЕВ. А ты знаешь, кто тогда ту «бумажку» написал?

ЗАЙЧИКОВА. Потом узнала. Помнишь ее, наверное. Литераторша у вас была. Крышкина такая.

РЖАВЦЕВ. А зачем ей?

ЗАЙЧИКОВА. Мать говорила, виды она на отца имела. А он мать очень любил. Обоим и отомстила. Патриотка. А у самой-то сестра была замужем за художником, который во время оккупации сотрудничал с немцами и ушел с ними в Германию.

РЖАВЦЕВ. Искала ты потом эту литераторшу?

ЗАЙЧИКОВА. Зачем?

РЖАВЦЕВ. Прибить.

ЗАЙЧИКОВА. Если всех таких прибивать, некому будет в очередях за колбасой стоять. Их хлебом не корми, дай только свести счеты через органы. Такой уж народ у нас. До любой власти примечательный.

ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.

РЖАВЦЕВ. Трусливый у нас народ. Есть такая притча. Залез злодей в спальню к молодоженам, нарисовал мелом на полу круг и приказал мужу сесть внутрь. «Если выйдешь, – говорит, – убью». А сам к молодой жене. Порезвился и ушел. Жена потом – на мужа: «Меня насилуют, а ты, трус, забился в круг». – «Ты не права, – отвечает муж, – я не трус, я три раза тайком высовывал ногу из круга». Вот она, наша смелость! Гениальных, талантливых нам не надо. Таких у нас стадионы. А вот готовых на поступок… Я украл ключи, сделал копии, взял машину и – в Канузино. С центральной площади позвонил Крышкиной, попросил воды для радиатора. Она говорит: «Заходите». В портфеле спрятал маленький лом. Думал ударить по голове, потом включить газ… Она открыла дверь, посмотрела на меня и как будто поняла. Но на кухню пустила. Я что-то пробормотал. Речь заготовил заранее, но тогда ничего не получилось. Она перебила: «Вы, – сказала, – пьяны». Начала выталкивать, угрожала поднять шум, вызвать милицию. И я ее толкнул. Она упала. Ударилась обо что-то. Не стал я ее разглядывать, понял: включать газ уже не имеет смысла. И в машину. С какого-то моста бросил лом в реку. В Москву въехал, когда начало светать. Увидел автобус, затормозил. Добежал до остановки. В шесть тридцать был дома. В семь ловил такси. В десять пятьдесят предъявлял билет в Шереметьево. Все.

ИНДЕЙКИН. Все. (Раздумывая.) Все. Есть, пожалуй, только одна неувязка. Вы не были в Канузино в тот день, Ростислав Романович. И гражданку Крышкину Антонину Матвеевну вы не убивали.

Долгая пауза.

ИНДЕЙКИН. Вы не были в Канузино в тот день, Ростислав Романович. В тот день с двадцати одного тридцати до пяти тридцати вы находились в квартире гражданки Константинопольской Зои Ильиничны по адресу Москва, Сивцев Вражек…

РЖАВЦЕВ (прерывает). Значит, все-таки доложила тыква константинопольская! Но мне-то каково?! Перевелись, перевелись на Руси честные подружки!

ИНДЕЙКИН. Вас познакомить с показаниями Константинопольской Зои Ильиничны?

РЖАВЦЕВ (безучастно). Познакомьте.

КОНСТАНТИНОПОЛЬСКАЯ отвечает на вопросы следователя, которого не видно.

КОНСТАНТИНОПОЛЬСКАЯ. Вас интересуют все мои поклонники или только те, отношения с которыми достигли интимной фазы? Причем здесь убийство?… Не мог он убить. Это не интуиция, это научный анализ личности. Хорошо, я вам расскажу, хотя это вряд ли будет характеризовать меня с положительной стороны. Из отпуска я вернулась шестого, во вторник. Позвонил он мне тринадцатого. Помню, потому что тоже был вторник. Сказал, что интересуется историей кельтских племен в Чехословакии. Ну, я – не дитя, сделала вид, что поверила. Что потом? Явился в половине десятого… В руках коробка конфет и… будильник, здоровенный такой. Вручил мне конфеты со штампом ресторана «Метрополь». «А будильник, – говорит, чтобы утром встать в шесть тридцать». Ну, как тут не процитировать Багрицкого: «И когда…» Простите, я отвлеклась. Это характерно для научных работников.

Мы действительно занимались историей кельтских племен в Чехословакии. Да, представьте себе! Я поняла, что он готовился к встрече со мной. Принес какие-то записки, все время с ними сверялся. Да, похожие на письма. Вас не интересует, чем мы с ним занимались потом? Ну, спасибо на этом. Хотя теперь мне все равно, могу рассказать, могу показать… Проснулась без чего-то пять, разбудил телефонный звонок. Взяла трубку. Какой-то тип с южным «г» и очень нервный. «Где Славик?» Слава послушал, потом сказал: «Хорошо, я буду». Оделся, извинился, что дал мой номер, мол, «так надо было». Спустился вниз. Я видела, как он садится в такси. В такси… Помните, у Превера: «И когда…» Простите, я отвлеклась.

ИНДЕЙКИН и РЖАВЦЕВ.

РЖАВЦЕВ. Шофера нашли?

ИНДЕЙКИН. Да. Он сообщил, что взял вас в пять тридцать на Сивцевом Вражке и доставил в Чертаново, угол Варшавского и Сумской.

РЖАВЦЕВ (немного подумав). Ночью я действительно был в гостях. А в Канузино… а в Канузино я ездил днем. На автобусе. Туда и назад.

ИНДЕЙКИН. Но машина гражданина Таганкина…

РЖАВЦЕВ. Ах, машина гражданина Таганкина! На машине гражданина Таганкина ездил ночью… гражданин Гвоздев. Герка Гвоздев. Помните такого? Вы его допрашивали. Куда ездил, не знаю. К женщинам, скорее всего. Он на баб падкий. А я на автобусе. Приехал, порешил старуху – и назад. Еле успел к семи часам в «Метрополь».

ИНДЕЙКИН. В котором часу вы уехали из Канузино?

РЖАВЦЕВ. Точно не помню. Что-то около двух.

ИНДЕЙКИН. Опять не получается, Ростислав Романович.

РЖАВЦЕВ. Почему?

ИНДЕЙКИН. Потому что с двенадцати тридцати до тринадцати сорока пяти вы находились в читальном зале районной библиотеки Киевского района, на Кутузовском проспекте. Разве не так?

РЖАВЦЕВ (немного подумав). Раз вы узнали, значит, так.

ИНДЕЙКИН. Библиотекарша опознала вас по фотографии. Осталась запись в книге регистраций: «гражданин Ржавцев Р.Р.», «выдан сборник пьес Шиллера».

РЖАВЦЕВ. Убедили. Я действительно в это время был в библиотеке и действительно взял сборник пьес Шиллера.

ИНДЕЙКИН. За три дня до отъезда вы интересовались драмой Шиллера «Разбойники» в библиотеке вашего института. Шиллера там не оказалось. Узнав об этом, я предположил, что вы начнете искать Шиллера в районных библиотеках. И не ошибся.

РЖАВЦЕВ. И внимательно изучили томик, который я брал.

ИНДЕЙКИН. Я не нашел там ничего интересного. Хотя, конечно, я вам очень благодарен. В кои века соберешься прочесть Шиллера! А тут еще в рабочее время.

РЖАВЦЕВ. Я с детства мечтал стать благородным разбойником. Отметьте, благородным. Вы правы, литераторша не на моей совести! И летопись моих запоздалых амуров с Еленой к делу об убиении подшить нельзя.

ИНДЕЙКИН. А нет ли в этой летописи упоминания о том, кто вам оплатил путевку за границу?

РЖАВЦЕВ (неуверенно). Накопил.

ИНДЕЙКИН. И где держали деньги?

РЖАВЦЕВ. В чулке.

ИНДЕЙКИН. Непохоже на вас, Ростислав Романович. Деньги вы от кого-то получили. Только от кого? У вас была только одна знакомая, которая могла вам ссудить подобную сумму. Помните, вы говорили, что гражданка Зайчикова Е.В. предлагала вам «Волгу»… Не она ли помогла вам с путевкой?

РЖАВЦЕВ. Спросите у нее.

ИНДЕЙКИН. В этом-то и проблема. Теперь у нее нельзя ничего спросить. Зайчикова Елена Витальевна скончалась. При не выясненных до конца обстоятельствах. Пятого мая 1987 года.

РЖАВЦЕВ. Самоубийство?

ИНДЕЙКИН. Вы считаете, у нее были основания для самоубийства?

РЖАВЦЕВ. У каждого честного человека есть основания для самоубийства.

ИНДЕЙКИН. Я об этом никогда не думал.

РЖАВЦЕВ. О самоубийстве не думают только люди, склонные доводить до самоубийства других.