День мертвых - Майкл Грубер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если жив будешь, – произнес худой indio.
Мардер хлопнул ладонью по столу.
– Да мать же твою! Если жив буду? Значит, вы до сих пор уверены, будто имеете дело с каким-нибудь местным бизнесменишкой или мэром заштатного городишки? Ну ладно, валяйте – пристрелите меня, отрубите голову, делайте что угодно… только через неделю в вашу дверь залетит реактивная граната, а по тому, что останется, пройдется пулемет. Проявите же немного гибкости, дон Сервандо!
Последовало небольшое состязание в гляделки. Наконец Эль Гордо сказал:
– Сколько вы рассчитываете брать за продукт?
– Сорок штук за килограмм. В Нью-Йорке и Лос-Анджелесе за такое качество дают двести.
– И все равно сорок тысяч – это слишком дорого. Я плачу десять с каждого килограмма организации Арельяно Феликса за переброску через границу в Сан-Исидро, плюс десять-двадцать процентов уходят дилерам.
– Услуги Арельяно Феликса и прочих перевозчиков вам не понадобятся.
На восковом лице Эль Гордо появилась улыбочка.
– Не уверен, что вы осознаете всю сложность перевозки товара крупными партиями. У Арельяно Феликса и других перевозчиков налажены сети, которые строились годами: курьеры, водители, транспорт, взятки. Вот почему к ним обращаются и как они отрабатывают свою десятку за килограмм.
– Верно, только не забывайте про наш ремесленный кооператив. Каждую неделю отсюда будут отправляться машины, нагруженные горшками, ящиками с тканями и статуэтками, металлическими поделками и так далее. Ярко раскрашенные грузовики с водителями-indio. Время от времени в безделушки будут укладываться пакеты с вашим товаром. Никаких курьеров, глотающих кондомы с наркотой, и Арельяно Феликс вам больше не понадобится. Как и казино.
– О чем это вы?
– А вот о чем: допустим, наш горшечник Хуан перево-зит в месяц сорок горшков и получает плату за все сорок, но мы-то выставляем счета за четыре сотни очень дорогих горшков на имя фиктивных оптовиков, которые будут отправлять кооперативу славненькие чистенькие чеки из американских банков. И что может быть невинней, чем помогать бедным мексиканским ремесленникам сбывать их изделия на мировом рынке? А вот если вы откроете казино в Плайя-Диаманте, всем будет ясно – это лишь для отмывания денег. Fiscals насядут на вас в первый же день.
– Интересное предложение. Я его обдумаю.
– Хорошо. А я вышлю вам перечень оружия, которое мы можем предоставить, хотя генерал Ван, скорее всего, станет иметь дело только с теми, кто покупает у него «белого китайца»[75]. Как бы то ни было, я хотел бы обговорить с вами еще одну сделку, уже личного характера.
– Да?
– Да-да. Сейчас вы обеспечиваете защиту нескольким политическим партиям в этом регионе, то есть, как заведено в вашем бизнесе, защищаете их от самих себя. Я все это понимаю, но хотел бы попросить у вас реальной защиты для меня и моих людей. Если я буду убит или не смогу свободно передвигаться по окрестностям, то всех тех приятных вещей, о которых мы говорили, не будет. Естественно, я готов платить любые разумные деньги за подобную услугу.
Снова подал голос второй гость:
– Пять тысяч в неделю. Долларов, не песо.
Мардер смерил его взглядом.
– А вы кто, сеньор?
– Надо было представить вас друг другу, – сказал Эль Гордо. – Это Матео Рейес. В нашей организации сеньор Рейес отвечает за безопасность. Я так полагаю, у вас есть коллега с тем же кругом обязанностей?
– Да, – ответил Мардер, старательно скрывая радость. – Его зовут Патрик Скелли.
– Что ж, тогда стоит устроить встречу сеньорам Рейесу и Скелли.
– И что было потом? – спросил Скелли.
После ухода Гомеса и Рейеса они уселись возле бассейна. На улицах colonia кудахтали куры. В кронах деревьев галдели и ссорились зеленые попугаи, роняя на террасу плоды саподиллы.
– Я сказал, что устрою, а потом мы выпили. Рейес намекнул, что за охранные услуги полагается аванс, я достал пачку и отсчитал пять сотенных. Тогда Гомес встал… Бог мой, ну и здоров же он! Ростом хорошо за шесть футов, а весит фунтов за триста, не меньше. В общем, он пожал мне руку и сказал, что позвонит. Я спросил, есть ли у него мой номер, и он ответил: «Вы же мне прислали визитку, сеньор Мардер». И они ушли.
– Хорошо, тогда дело в шляпе. Такое впечатление, что ему интереснее оружие, чем наркота.
– Может, ему хватает собственного товара.
– Ага, но «белого китайца» не любить нельзя: это как «Сара Ли»[76]. Он не устоит.
– Не устоит? Патрик, я согласился на этот план, потому что ты уверял, будто это единственный способ заполучить покровительство Лос Темплос и свободу передвижений. Я еще спросил тебя, а как быть с тем фактом, что ни пушек, ни «китайца» у нас нет. И вот теперь мы пообещали бандиту, что привезем оружие и отборный героин. Соответственно, наш следующий шаг – это?..
Скелли бросил на него странный взгляд.
– Привезти пушки и наркоту, а ты как думал?
– Я серьезно.
– А я тоже серьезно, – сказал Скелли. – И не смотри на меня, как девчонка, которая впервые увидела член. А как еще ты хотел тут выживать – и заниматься тем, ради чего сюда приехал? Кстати, мы до сих пор это не обсудили. Ты попросил меня позаботиться о безопасности. Как профессионал я считаю, что это наилучший вариант.
– Да, но я думал, что можно просто заплатить.
– В смысле, как за чистку бассейна? Так дела не делаются, шеф. С какого рожна, по-твоему, я рассказал тебе про генерала Вана, оружие и наркоту?
– Ну не знаю, – замялся Мардер. – Может, чтобы все выглядело достоверно и я сошел за крутого парня?
– А тебе не приходило в голову, что эта банда мясников, как бы это выразиться, опечалится, если мы не выполним своих обязательств?
– Хочешь сказать, ты на самом деле можешь все это раздобыть?
– Ну да. Наркоту могу. Ты так и так хотел устроить этот кооператив. А насчет оружия посмотрим.
– О, Гомесу это не понравится. У него гла́зки так и заблестели, когда я заговорил про оружие.
– Мардер, пораскинь мозгами. Если бы у меня была такая огневая мощь и время на обучение наших ребят из colonia, то чихать бы я хотел на Гомеса и его интересы.
– Ты же развязываешь войну.
– Мы уже в состоянии войны, босс. Я всего лишь раздуваю ее, чтоб отогнать самых крупных псов – чтоб избавляться от нас им стало не с руки. Но можем просто собрать чемоданы и вернуться в Нью-Йорк – тебе решать.
– Я остаюсь.
– Отлично. – Скелли допил пиво и встал. – А я пока сяду на телефон и договорюсь насчет поездки в Мехико. И найду самолет. И катер куплю.
10
В тот же день у въезда на насыпь припарковались два пикапа тамплиеров, и когда появился Мардер на «Форде», они выстроились в колонну: один впереди, другой позади. Гостиница «Лас-Пальмас-Флоридас» оказалась меньше и невзрачней, чем помнилось Мардеру, хотя трудно было сказать, в чем причина – во времени, нерадивости хозяев или в отсутствии глянца, который сопутствует юности и любви. Перед входом по-прежнему возвышалось огненное дерево[77], но россыпи кроваво-красных лепестков под ним не было. Фонтан, что журчал и искрился на переднем дворе, пересох и превратился в свалку для оберток и пластиковых стаканчиков.
В вестибюле, как и раньше, было прохладно и темно, но появился какой-то затхлый, прогорклый запах, который родители его жены в свое время ни за что бы не потерпели. За стойкой, водрузив ноги на ящик, сидел толстый парень и читал про fútbol; он коротко взглянул на Мардера, когда тот вошел, но быстро вернулся к журналу. Столы в ресторанчике стояли те же и даже на тех же местах, но там, где раньше приятно поблескивал лакированный паркет, теперь лежала дешевая плитка раздражающего химически-синего оттенка. На стенах все еще висели медные светильники, но лампочек в них не было; вместо них зал освещала батарея длинных люминесцентных ламп, вделанных в оштукатуренный потолок. Терраса пустовала, если не считать каких-то желтых птичек, клевавших крошки с неподметенного пола.
Мардер вошел и сел за столик, который когда-то считал своим. Полиэтиленовую скатерть давно не протирали. Он посмотрел на дверной проем, в котором впервые предстала его взору Соледад д’Арьес. А что, если можно было бы – подумал он – вернуться в эту самую точку земного шара, в то далекое время, и записать в его тогдашнее сознание историю всех лет, что последовали за первым любовным всплеском? Выбрал бы тот юноша иной путь? Вряд ли. Он не смог бы так обойтись со своими детьми – не верилось, что смог бы. Нет, если бы теперешний Мардер явился, подобно Старому Мореходу[78], Мардеру тогдашнему и изрек бы умудренным басом: «Не делайте так, детишки!», то они только посмеялись бы над ним.
Или нет, он посмеялся бы; она бы подняла свои чудесные глаза, серьезные и ясные глаза, в которых сияла чистая душа, и сказала бы: «Да, я верю тебе, старый призрак: все закончится катастрофой. Я верю, что отец навсегда перестанет говорить со мной, если я сбегу с этим бедняком-гринго; верю, что никогда больше не увижу матери, но все равно не отступлюсь. Если мне суждено умереть за любовь, то готовьте могилу!» Она и в самом деле могла говорить подобные вещи – те, что на испанском звучали естественно и которым не поверил бы никто, будь они сказаны на американском английском, этом рассудительном, бесстрастном, расчетливом языке; могла и говорила, когда стала его женой, и он тоже научился у нее этому языку.