Первое. Сборник рассказов - Ando Mitich

Меня это мало волновало. Дико хотелось спать. Уснул.

03.40. Опять возня. Просыпаюсь, вижу уже сильно пьяного Ашота. Он дико извиняется, пришёл за туалетной бумагой. Его дамы хотят в туалет, а подтереться им нечем. Очевидно, Ашот в этом хостеле, бумажный магнат.

Я прошу скорей забирать туалетную бумагу и проваливать. Мои соседки по несчастью цыкают на него и прогоняют.

04.50. Опять шевеление и свет. Ашота нет. Проснулись мои соседки и собираются на работу. Они опаздывают на маршрутку, поэтому собираются споро и шумно. Ушли. Засыпаю.

06.30. Кто-то меня будит. Я ошалело открываю глаза. Передо мной стоит какой-то мужик и суёт мне под нос рыбу в газете. Спрашивает:

— Это случайно не ваше? В коридоре лежит, уже весь хостел провонял.

Посылаю, его куда подальше. И прошу выкинуть эту рыбу. Он грубо отвечает:

— Раз она твоя — сам и выкидывай.

Вот сука! Схватил я эту газету с остатками рыбы и побежал на улицу. Мусорки нет. Бросил под забор. Пошёл мыть руки. Не отмываются зараза. Пахну, как скумбрия…

Опять ложусь спать. Напарник дрыхнет как убитый. Вот сон у человека. Завидую ему белой завистью. Нервно засыпаю.

07.20. Опять кто-то меня будит. На меня смотрит другой мужик, который спал под забором, когда мы заселялись.

Держит меня за руку:

— Вы наши новые соседи, очень приятно. Очень рад. Меня зовут дядя Миша. Я таксист.

Очумело смотрю на него. Он продолжает свой монолог:

— Представляете, я спал там, показывает в сторону забора, а какая-то сволочь мне под нос положила тухлую рыбу. Что за народ? Сволочи одни кругом.

Соглашаюсь, и говорю:

— Давайте дядя Миша спать уже.

— Какой спать сынок, ты очумел? Мне на смену пора, заказов много. На вокзал еду, народ развозить…

Ушёл дядя Миша. Засыпаю.

08.00. Слышен шум в коридоре. Вся гоп компания расходится. Женщины с рыбзавода смеясь и топая как слоны, идут на работу, мужики же идут спать в наш кубрик. Опять возня. Всё легли.

Закрываю глаза. Пытаюсь уснуть. Не получится. Из дальнего угла, очевидно, Ашот, начал дико храпеть как раненый вепрь.

О, Господи — дай же мне наконец-то бируши. Спошли мне их с небес.

Встаю. Выхожу на улицу. Закуриваю.

Администратор любезно интересуется, как спалось?

Курю и рассказываю ему о ночных похождения, он ахает и говорит, что одна из женщин, его тётя, которая топлес — именинницей вчера была, и так как она проживает постоянно, то ввиду исключения, он ей позволил аккуратно распить бутылку шампанского с подругой.

Бросаю сигарету, понимаю, что правды здесь не добиться, так как все кругом друг другу родственники, кумовья и братья. Живут одной большой семьёй.

Иду в кубрик. Пытаюсь разбудить Ашота. Он во сне машет руками и продолжает храпеть. Наконец-то разбудил. Ашот смотрит на меня долгим и глупым взглядом.

Говорю ему:

— Ашот — брат, дай туалетной бумаги, в сортир приспичило — сил нет. Ашот, движениями, доведёнными до автоматизма, достаёт откуда-то рулон и говорит: — Бери целый рулон, брат.

Вторую такую ночь, я бы уже не выдержал…

Так как деньги не возвращались по условиям договора, но я особо и не рассчитывал на это, то следующую ночь я провёл в кабине нашего грузовика. Наконец-то выспался.

Напарник же мой, отлично спал две ночи подряд в хостеле, о чем рапортовал мне, когда мы ехали уже в сторону дома. Искренне удивлялся он моим ночным треволнениям. Счастливый человек он. Завидую ему.

Хотя может и зря я наговариваю, на этих прекрасных людей. Всё-таки Ашот не плохой парень оказался. Подарил мне, по-братски — целый рулон туалетной бумаги. Всё одно — это лучше, чем с куском газеты сидеть на унитазе…

Безработный папаша

Случилось, мне несколько лет назад, в самом конце лета, остаться без работы. Вернулся с отпуска, и меня попросили с вещами на выход. Переходный период тогда наступил в моей жизни. Потерял работу с нормальным окладом. Попал под сокращение штата.

Было очень обидно и будущее было в тумане. Летняя погода — настроения не поднимала.

Но я не терял надежды, и начал ежедневно обзванивать своих друзей и примерные конторы, в которых мог бы работать.

Товарищи обещали мне помочь, конторы обещали перезвонить.

Сложно сидеть без денег мужчине, надо семью кормить. Морально очень сложно.

Жду у моря погоды. Где-нибудь, да наклюнется. Семья у нас большая. Два сына и маленькая девочка.

Дочка детсадовского возраста, не понимает внутренних переживаний отца, и не хочет вникать в его личную трагедию. Веселится ребёнок, живёт и дышит полной грудью. Чему я и рад вполне.

Жена, вышла на работу из декрета, и начинает меня потихонечку подпиливать: давай, мол, ускоряйся с поисками. Тошно смотреть на тебя, сидишь, сволочь такая, на стуле ровно. Вон другие мужья, на стену лезут, чтобы семью прокормить. А ты харю отъел и не работаешь…

Короче пилит меня потихоньку. Сам думаю, если сейчас уже, она не лезет за словом в карман, то что же будет дальше? С ножом на меня кидаться начнёт?

Одним словом, грущу я от всего этого и, как назло, никто не перезванивает мне по поводу работы. Только изредка звонят товарищи, предлагают выпить или собраться где-нибудь, опять же с целью выпить.

А мне не удобно сказать им, что за душой не копейки, хотя горло промочить, конечно же охота.

Так и живём. Сыновья в деревне у бабки. Дочка со мной, последние летние дни, по двору круги наматывает. Весело ей значит. Хохочет и бегает вместе со всеми.

Настал Сентябрь. Дочке в детский сад надо ходить. Жена говорит, вот ты и будешь водить её. Один чёрт, сидишь у меня на шее. Хоть какая-то польза от тебя будет.

Я соглашаюсь. Не вступаю с ней в споры. Действительно, от меня пока пользы никакой. Буду дитё отводить в сад и забирать. Хоть что-то…

Уныло тащу в первое утро ребятёнка в сад. В группе, мамаши раздевают своих деток. Я тоже раздеваю своё дитё.

Косятся на меня мамаши. Изучают.

Все, наверное, ещё в декретах сидят или просто не работают. Мужья, наверное, или родители там всякие, обеспечивают им комфортное существование. Кушают от пуза и резиновые сапоги с Винни — пухами им покупают. Жизнь удалась.

Поэтому в сад прутся, кто в трениках мятых, кто в длиннополой куртке, накинутой поверх ночнушки, кто ещё в чём, как будто только с огорода приехали.

Не накрашенные опять же. Как моль оконная, каждая серее предыдущей. Страшно смотреть.

Как будто,