Повесть о Монахе и Безбожнике - Владимир Перемолотов

Зелень впереди словно стала прозрачней, сквозь нее мелькнули бело-голубые блики. Разбойники сами сообразив что к чему, без команды перешли на осторожный крадущийся шаг. Впереди был мост, перед ним — полянка и заросли кустов вокруг огромных валунов. Жестом Ефальтий направил двоих влево, троих вправо, а сам выглянул через щель в камнях.

— Ва-ва-ва-ва… — забормотал кто-то справа, не в силах описать словами то, что видел.

— Жельмицкий козырь!

— Ногой вас в грудь!

Беглецами там и не пахло, зато был там неведомый дух, посланец ночи и порождение тьмы. Он был похож на плывущую в воздухе голову, у которой велением дьяволовым в бок, из шеи выросла единственная рука. Ничего кроме этого у демона не было — ни шеи, ни туловища, ни ног, но он все же двигался. Плавно и быстро. При движении под ним словно струился теплый воздух, и пробегали какие-то искры.

Ефальтий почувствовал, что рот открывается для крика. Ужас вскипел в нем и теперь, словно пар из-под крышки, рвался наружу криком. Он не удержался бы, но его кто-то опередил, закричав дурным от страха голосом:

— Это страшный Головорук!

Чужой страх привел Ефальтия в себя.

— Стреляйте в него! Стреляйте!

Бастак тут же упер лук в камень под ногами и стал набрасывать на него петлю тетивы. Обалдевший от страха Лукавчик повторял без остановки:

— Это глупо! Это глупо! Это глупо!

Ефальтий ухватил его за ворот. Убить бы надо было, но он просто сказал:

— Заткнись, зарежу…

— Головорук боится только золота! Его можно убить только копьем с золотым наконечником! — щелкая зубами от страха, объяснил он.

Может быть, он и был прав, но Ефальтий был уверен, что правильно пущенная стрела может уложить кого угодно. А если это так, то почему бы ей тогда не уложить и демона?

— Стреляйте!

Они не посмели ослушаться и в демона полетели стрелы. Не иначе как колдовством тот отвел их от себя, и сам поднял руку, словно указывал кому-то на засевших за камнями разбойников.

Это движение демона было каким-то особенным. Ефальтий почуял в нем угрозу и, подчиняясь своему страху, упал за камень. Он готов был услышать свист стрелы, либо грохот Черного проклятья, но вместо этого услышал странный всхлип. Подняв голову, он увидел, что Машага, не такой проворный, как он, валится на него. Ефальтий отпрыгнул назад. Его глаза искали стрелу или нож в теле товарища, но тот выглядел так, словно смерть в одно мгновение вынула из него душу и овладела телом. Ефальтий повидал на своем веку не мало умирающих людей. Многие из них умерли на его глазах, и не без его помощи и оттого он доподлинно знал, что ни одно оружие не может убить мгновенно.

Он бросил взгляд на демона, но не увидел его, зато у него на глазах все его люди попадали на невысокие камни, что, может быть, защитили бы их от чужих стрел, но не стали преградой для проклятья демона.

Пробегая последнее поприще, Шумон уже не слышал звуков погони.

В ушах грохотала кровь, трещали ветки, слышался за спиной голос монаха, но все это были нормальные, свои звуки, происхождение которых не нуждалось в объяснении и не несло знака опасности, а вот погони за спиной слышно уже не было, и Шумон замедлил бег. Монах, бежавший далеко позади, приблизился. Потерять Шумона он, похоже, боялся куда больше, чем погони, и потому вопил в полный голос:

— Стой! Стой! Стой безбожник!

Бежать по лесу монаху было несравненно тяжелее, чем ему — там, где Шумон проскальзывал, брату Таке приходилось проламываться, там где он подныривал под нависшими ветками монаху приходилось перепрыгивать, но он упрямо бежал следом, не переставая вопить.

Против обыкновения, монах ругал не разбойников, а самого безбожника и тут Шумон вдруг понял, что от погони спасается он один. Монах бежал не от разбойников, а за ним. Когда он осознал это, то вовсе остановился.

Младший Брат догнал его, встал рядом, положив на плечо руку. Чего было в этом жесте больше желания удержаться на ногах или уверенности, что бывший библиотекарь никуда не сбежит, Шумон не понял, но подержаться за себя разрешил. Грудь монаха поднималась и опускалась, поднималась и опускалась… Тяжело дыша, брат Така, наконец, пробормотал:

— Ишь, библиотекарь… С такими ногами… тебе не в библиотеке работать… Тебе… скороходом быть…

— Чего орешь?… Жить надоело?… — в свою очередь спросил Шумон в перерывах между вздохами. — Что встал?… Беги, давай!.. Думаешь, на тебя…. у них ножа не припасено?

Также через вздох монах ответил:

— Бьет не разбойник…. Он сам клинок… в руке вышней… Бьет Карха… А от него… не убежишь.

Шумон все-таки сбросил монашескую руку с плеча и, сделал несколько шагов назад, прислушиваясь к лесным шумам. Они уже принесли им много неожиданностей, но наверняка и сейчас в них скрывалось что-то такое, что обязательно обернется неприятностью в ближайшем будущем.

Погони действительно не было слышно. Никто не перекликался там, не улюлюкал, снедаемый жаждой догнать и зарезать. Уже спокойнее Шумон спросил у спутника.

— Если тебя Хамада или Ефальтий догонят, станешь им по Карху рассказывать? Про смысл жизни?

— Не догонят, — уверенно сказал монах. — Не догонят. Если они и живы еще, то им не до нас…

Он говорил так уверенно, что помимо воли Шумон поверил ему на мгновение. Потом он тряхнул головой, прогоняя наваждение.

— Ты их, поубивал что ли, или они от стыда сами померли?

— Дурак! — поморщился монах. — Ничего ты не понял. Если Карха кому помогает, то на полпути не останавливается. Ты что не слышал, как Божий помощник позади нас мост обломил?

Шумон прищурясь посмотрел на монаха. С таким одухотворенным лицом можно было ошибаться, но не врать. Правда грохот какой-то он действительно слышал.

— Грохнуло что-то, — отозвался он. — Ну и что? Может быть какой-нибудь здоровый дурак, вроде тебя, лбом о дерево трахнулся?

Монах пропустил оскорбление мимо ушей и с чувством собственного превосходства сказал:

— За что тебя только Император отличал? Ни ума у тебя, ни сообразительности… Ноги вот только что…

— Ну-ка, ну-ка… — подзадорил его Шумон. — Открой-ка мне глаза на тайны мира…

Монах только открыл рот, но Шумон упредил его.

— Только на ходу. А то мало ли… Вдруг у Божьего помощника на всех разбойников синяков и шишек не хватило?

Он повернулся спиной к монаху и пошел дальше. Брат Така прыжком настиг его. Шумон не дал ему ничего сказать, а огорошил:

— Если б хотел сбежать, то оставил бы тебя в горе, у разбойников…

Монах поперхнулся вертевшимися на языке словами. В глазах его заблестела печальная радость откровения. Он покачал головой.