Вечный мент или Светоч справедливости - Андрей Егоров

– Да, нужны, – пискнул он к моему удивлению.

– Ага, мысли читает, – поделился Кухериал, – у-у-у, святые, они и не на то способны. Так что ты, Васисуалий, пока он рядом, поток мыслеизъявлений контролируй. А то прочтет что-нибудь не то, доложит в небесную канцелярию. И пришлют к тебе попов с очистительными целями. Или маету вызовут в душе такую, что сам в церковь побежишь. Или к телевизионному психологу, – бес подмигнул мне, – хорошее дело, психоанализ. Наше, адское изобретение. Никакого духовного очищения не нужно. Все можно объяснить с научной точки зрения. Просто детство у тебя было неправильное. Тяга к матери одолевала. Желание отцу насолить. И прочие желания, вполне естественные для человека с его греховной сущностью.

– Послушай, Вася… – начал опять Аикиль, – будь благоразумен. Поверь мне. Сейчас он может и даст тебе немного удовольствий, но потом ты обязательно об этом пожалеешь.

– Ага, на том свете, – Кухериал хохотнул. – Да кого это интересует? Вали отсюда. Ладно, я чувствую, так просто от тебя не избавиться. – Бес пощелкал пальцами, извлек из пустоты несколько сияющих ярче нимба Аикиля монет, каждая размером с ладонь, и кинул ангелу.

Тот ловко поймал империалы, спрятал за щеку. Морщинистое лицо его скривилось, изображая смешанную гамму чувств – то ли жалость к самому себе, то ли сожаление.

– Нифего, – обратился он к Кухериалу, – мы ефе пофмофрим, фья фосьмет!

– Лети, лети.

Аикиль, и вправду, развернул крылья, и побежал по дорожке в ночь. Только сейчас я заметил, что ангел босой. Шагов через десять, божественный посланник оттолкнулся от земли, и, тяжело взмахивая крыльями, полетел по неровной траектории в небеса.

– Жаловаться будет? – поинтересовался я угрюмо. Служители церкви вызывали у меня самое глубокое отвращение. Да и ангел тоже показался созданием отвратительным и жалким.

– Аикиль жаловаться не будет, – самодовольно заметил Кухериал, – сейчас возьмет себе портвейна «777», и будет накачиваться под завязку всю неделю. Алкоголик со стажем. Прежде чем его к тебе приставили, не одного человека довел до полного разложения. Да если бы не я, ты бы тоже давно буйным алкоголиком сделался.

Спорить не хотелось. Да и о чем тут было спорить? Тяги к алкоголю я никогда не испытывал. Только в последнее время несколько раз напился – да и то исключительно из-за нервов.

– И вообще, Васисуалий, ты меня должен благодарить за то, что до сих пор жив.

– Это еще почему? – удивился я.

– Не догадываешься?! А зря. Да ты же вел себя в последние годы, как последний псих. Деньги он, видите ли, себе копил на жизнь в забугорье. Если ты меня спросишь, я тебе расскажу, какого труда мне далось сберечь тебя от всех этих молодчиков. Они же тебя повсюду искали. Приходилось договариваться с их искусителями, обещать награду, платить империалы. Лишь бы их подопечные о тебе забыли. А ты как думал?! Наверное, считал, будешь орудовать в центре столицы, валить всех направо и налево, и тебе все с рук сойдет?

– Ну, ты, – насупился я. – Не надо присваивать чужие заслуги. Это я сам, между прочим, умело следы заметал… – Но я уже понял, что все было именно так, как говорит рогатый. Я и сам удивлялся, почему это меня другие убийцы так вяло ищут – словно неохота им за мной гоняться.

– Забудь об этом, пойдем лучше, – Кухериал потянул меня за рукав, – недалеко осталось. Лучшие шабаши, absque omni exceptione [10], на Воробьевых горах. Бывших, хе-хе, Ленинских. Но здесь тебе тоже понравится. Очень понравится. В Москве развлечений хватает. Хотя одно из лучших, я считаю, за границей, – заметил он, – в Иерусалиме. Только представь, там можно взять напрокат крест, нацепить терновый венец и пройти весь Крестный путь по Виа Долороса. А на самом верху, у Голгофы, тебя уже будут ждать отличные фотографии. Идем же, идем…

Я нехотя потащился за бесом. Напомнил только:

– Ты обещал меня к шоссе вывести.

– Да на кой ляд тебе теперь шоссе? – Бес дружески хлопнул меня по плечу. – Ты даже не представляешь, какие перед тобой теперь возможности откроются. Я же явился не с пустыми руками. У меня есть бумага, подписанная герцогами всех адских кругов с разрешением ввести тебя в наш круг. Ты теперь наш человек, Васисуалий.

– Закоренелый грешник? – поинтересовался я осторожно.

– Бери выше. Великий грешник, уполномоченный адской канцелярией на совершение важной миссии.

– Оперуполномоченный? Я в адские менты не нанимался.

– Успокойся. Просто уполномоченный. Без оперативной приставки. Все падшие отныне на твоей стороне. Помогут тебе осуществить предрешенное. Смекаешь? Да ты же теперь такую силу получишь. Такую власть над людьми. Все адские герцоги жаждут поскорее с тобой встретиться.

– Душу не продавал, – уточнил я. – И не продам. Даже не надейся.

– Да кого интересуют эти детали? – Кухериал расхохотался. – Душу он не продавал… Да на твоей совести столько грехов, что твоя душа и так давно уже сатане принадлежит. Ты же – великий грешник. Не забыл?

Я нахмурился, определение «великий грешник» мне совсем не понравилось. Как бы далеко вы ни шагнули в ниспровержении общественной морали, а отбросить некоторые общепринятые ценности довольно сложно. Мама моя, к примеру, была человеком верующим, и пост соблюдала. Бабушка ходила в церковь каждую неделю. Иконка у нее в избе висела. Меня самого крестили в раннем детстве. Только вот крестик я потерял на комиссии в военкоманте, перед отправкой в горячую точку. Точно помню, как снимал, прятал в карман. А когда одевался, сунул руку в тот же карман, а креста нет. Да и вообще, каким бы закоренелым грешником ты ни был, но если к тебе однажды явится хитроглазый телевизионный психолог с темными рожками над морщинистым лбом и сообщит, что «душа твоя принадлежит сатане», поневоле начнешь протестовать. Ведь ходишь по жизни с душой, заключенной внутри тела, и знаешь, что она – твоя законная собственность и находится у тебя в пользовании до самого смертного часа. А тут объявляется некто и заявляет на нее права, дескать ты – великий грешник, и уже отдал нам свою душу. Ну, уж нет, ничего у рогатого не выйдет. Пусть и не надеется.

Бес, между тем, почувствовал мое настроение, заюлил, забегал вокруг.

– Васисуалий, друг мой, ты меня неправильно понял. В определении «великий грешник» смыслообразующий элемент – великий. Грешник – это так, второстепенно. Я лишь хотел сказать, что теперь ты обрел силу, равной которой нет ни у кого. И сможешь выполнить то, на что подписался.

– Ты о чем это снова? Ни на что я не подписывался.

– А мента завалить хотел?

– Ну… – я помедлил, пытаясь сообразить, какое отношение этот тип имеет к прокля тому заказу, – хотел.