Уайклифф и охота на диких гусей - Джон Берли

В окошке над входной дверью у Зайчика Лэйна был виден свет. Уайклифф постучал, и почти сразу же на лестнице послышались шаги и Зайчик открыл ему. Казалось, он сделал это с облегчением.

– Мистер Уайклифф! Заходите, заходите, давайте я помогу вам снять плащ… – и добавил шепотом: – Он уже здесь, и я за него очень беспокоюсь.

Комната выглядела точно так же, как и несколько дней назад, когда Уайклифф играл здесь в домино в этой же компании. Коробка с костяшками все еще стояла посреди большого стола. В камине горел огонь, майор пил свое привычное виски в своем привычном кресле» Руки его были перевязаны, левая висела на перевязи, а правая была свободной, и ею он держал стакан со своим любимым напитком, наполовину уже опустошенный. Щеки его горели неестественным румянцем, глаза казались еще более навыкате, чем всегда, дышал он с шумом, словно преодолевая сопротивление воздуха. Тем не менее Уайклиффа он приветствовал своей обычной сардонической усмешкой.

– Вы времени даром не теряете, Уайклифф!

Зайчик вставил:

– Майор прибыл минут двадцать назад.

Уайклифф повернулся к Паркину:

– Вам следовало остаться в больнице.

Паркин набрал в рот виски, проглотил и неуклюже вытер губы тыльной стороной ладони.

– Нет, мне здесь больше нравится… Зайчик позвонил в больницу насчет Гетти, ему сказали, что ее состояние не хуже, чем можно было ожидать. Непонятно, правда, что это значит… – Он повернулся к Уайклиффу и скривился от неожиданной боли. – Надеюсь, вы поняли, что она решила спалить себя живьем вместе с отцовскими вещичками? – Он вздохнул. – Никогда не думал, что она так глубоко переживает все это… Представить только! Нет, я не имел права заводить дело так далеко…

Он отвернулся.

А Уайклифф подумал: «Бедная Гетти! Теперь она обязана брату жизнью и никогда ему этого не простит!»

В этой комнате сама атмосфера словно задавала нужный темп разговора – длинные паузы и недомолвки. Громко тикали часы. Майор все еще дышал прерывисто, как после пробежки, и это заставило двух других с тревогой посматривать на его покрасневшую физиономию.

– Гетти всегда была странной девочкой, – продолжал майор. – Ей нужно было родиться мужчиной. Она все никак не могла смириться, что мужчина в семье – я, и притом не такой, какими она воображала настоящих мужчин… – Он неожиданно усмехался: – М-да, если бы она и впрямь была мужчиной, то тогда – берегись, армия!

Они помолчали. Паркин снова повернулся к Уайклиффу, теперь с несколько сонным выражением на лице:

– Если с ней будет все нормально, дайте ей рассказать вам ее собственную версию, ладно? Не надо на суде склонять ее к чему-то, внушать всякие мысли… Я хочу сказать, она вряд ли признается, что… – он снова осекся и продолжил уже на другой ноте: – Она просто не вынесет, что я предстану перед судом, «наплевав на дорогого папочку». Она убеждена, что я всю жизнь только этим и занимаюсь – «плюю на дорогого папочку».

Он отпил еще глоток виски, подумал и сообщил:

– Ну теперь, я думаю, ей не придется беспокоиться.

Зайчик Лэйн следил за ним с тем выражением озабоченности, с каким мать наблюдает за больным ребенком.

– Ему нельзя столько пить… У него сердце…

– Да брось ты, Зайчик! – оборвал его майор. – Не корчи из себя наседку!

– Я думаю, надо позвать Макдональда. Макдональд – его лечащий врач, наблюдает его по поводу сердечного заболевания.

– Можешь звать доктора или уж сразу похоронщика, но только после того, как я расскажу мистеру Уайклиффу то, что собирался, после, но не раньше! – Он подвигался, пытаясь пристроиться в кресле поудобнее. – Вы уже уяснили, Уайклифф, что Джо застрелился из-за этих проклятых побрякушек, которые приволок его брат, эта сволочь?

Уайклифф кивнул.

– Я был как раз на лестнице и услышал выстрел. Если бы я вошел парой минут раньше, я мог бы спасти его… А на улице я встретил его брата, он пошел Голос не слушался майора. Он налил себе еще.

– А что получается, я один здесь пью? Зайчик, о чем ты думаешь? Разве Уайклифф трезвенник а?

Зайчик вопросительно поглядел на Уайклиффа, и тот кивнул. Лэйн поднялся и пошел на кухню.

Майор Паркин проводил его глазами:

– Хороший мужик… Соль земли, вот кто он. Это моя ошибка – я воспользовался его преданностью… Никогда не мог устоять перед соблазном показать нос…

– Кому? – кротко спросил Уайклифф.

– Судьбе! – усмехнулся майор.

– А вы фаталист?

– Закоренелый. У меня всегда был фаталистский взгляд на жизнь, а следовательно, я был вынужден признавать свое полное бессилие… – он засмеялся и тут же скривился от прорезавшейся боли. – Мой разум говорит мне об этом, но все остальное мое существо яростно сопротивляется такой мысли…

– И что же дальше?

Паркин махнул рукой:

– А дальше – я! Разве мы все не состоим из противоречий? Полные нули, которые пытаются стать единицами…

Вернулся Зайчик Лэйн, с неизменным подносом, на котором стояла бутылка белого вина и чистые стаканы. Он установил поднос на низенький табурет, вытащил из откупоренной уже однажды бутылки пробку и глянул на Уайклиффа.

– Спасибо, – кивнул Уайклифф.

Ну что ж, семь бед – один ответ. Конечно, правильнее всего для Уайклиффа – настоять на немедленном вызове доктора, но и без всякого врача было ясно, что Паркину очень плохо.

Лэйн налил два стакана вина и передал один Уайклиффу, потом подбросил несколько кусков угля в камин и наконец сел. С некоторым усилием майор налил себе еще порцию виски и капнул воды.

– Ваше здоровье, джентльмены!

Он выпил почти до дна. Глубокий вздох – и снова послышалось его хриплое, неровное дыхание. Майор не отрываясь смотрел в пламя камина. Когда он заговорил, голос его звучал приглушенно, словно сдавленный тяжелыми воспоминаниями.

– Джо уже ничем нельзя было помочь – у него полчерепа снесло… Я спустился вниз, в контору, и позвонил Зайчику, а потом стал дожидаться Дэвида. Когда тот пришел, я ему показал, до чего он довел брата – что он натворил…

Майор говорил с угрюмой решимостью, – Уайклифф никогда еще так полно не ощущал мощь этого человека.

– Дэвид не особенно был склонен к разговорам, и вообще отнесся к происшедшему довольно холодно, можно сказать, жестоко. Я высказал ему все, что о нем думал, и тут он стал агрессивен. В тот момент мы как раз спустились с лестницы, чтобы звонить в полицию… – голос майора приобрел металлические нотки. – И тогда он ляпнул какую-то глупость, которая меня взбесила, и я его ударил…

Вслед за этим последовала такая долгая пауза, что Уайклифф уже начал было думать, что майор рассказал все, что намеревался. Теперь Паркин дышал мелко и часто, а щеки его потеряли румянец. Он поднес к губам стакан, но потом раздумал и не выпил. Прежде чем заговорить, он дважды безуспешно пытался совладать со своим голосом, прежде чем привел свои связки в нормальное состояние…

– Я ударил его только раз, и он упал. Падая, треснулся головой об угол письменного стола и сбил на пол маленькую статуэтку в форме обнаженной девушки. Каким-то образом он умудрился раскроить себе череп. Вы мне сказали недавно, что у него там были слишком тонкие кости… Одним словом, он больше не двигался.

Паркин глубоко вздохнул, снова поднес ко рту стакан и выпил. Вероятно, виски попало ему в дыхательные пути, потому что он закашлялся. Приступы кашля жутко сотрясали его огромное тело. Зайчик взял у него из рук стакан, но они ничем другим не могли помочь майору. Это продлилось минуту-другую, потом кашель начал стихать. Майор, с багровым лицом кое-как пробормотал:

– Извините… Не в то горло попало… – он протянул руку к своему стакану, который держал Лэйн, и медленно выпил. – Вот так, теперь хорошо! Так вот он был мертв. Я не хотел его убивать, только слегка проучить, но так уж вышло… Но я не могу сказать что я был сильно опечален. Я видел многих гораздо лучших людей, которые ни за что ни про что гибли на войне, а Дэвид был крысой!

И снова повисла тишина, прерываемая только стуком часов. Можно было ожидать, что Уайклифф приступит к опросу их обоих, но он сидел неподвижно, молча уставясь в горящий камин.

Через некоторое время дыхание майора стало поспокойнее, и он продолжил свой рассказ:

– Вскоре вслед за тем пришел Зайчик. Я впустил его через вход магазина. Конечно, он еще не знал насчет младшего Клемента и был просто в шоке… – Паркин говорил отрывисто, с долгими паузами между словами, не только потому, что задыхался, но и потому, что словно обдумывал каждое слово. Казалось, он говорит больше сам с собой, чем с Уайклиффом. – Я решил не вызывать полицию. Если бы этот подонок выжил, я бы на все пошел, чтобы изобличить его как дешевого мошенника. Но теперь, когда он умер, ему следовало остаться в памяти людей тем, кем он был – убийцей!

Снова пауза.

– Он убил Джозефа, убил точно так же, как если бы сам нажал на курок… Замысел был простой – Дэвид Клемент исчезнет вместе со своей яхтой, и все будет выглядеть так, будто он застрелил брата, а сам смылся. Нужно было только убрать оружие и спрятать яхту с телом Я не видел в этом никакой несправедливости – и сейчас тоже не вижу. – Голос его дрогнул, и он добавил: – Но это было безответственным поступком, а если учесть, какой эффект это произвело на Гетти, – то просто безобразным.