Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы - Диана Гэблдон

На предпоследнем ходе майор, чтобы не выдать волнения, принудил себя дышать, а почувствовав на себе взгляд Фрэзера, отвел глаза. Грей отвернулся, налил в оба стакана портвейна и стал внимательно смотреть, как поднимается уровень темного напитка.

Пешка или конь? В кудрях Фрэзера, задумчиво качавшего головой над фигурами, мелькали рыжие искры.

Конь или пешка? Победа или поражение?

Фрэзер медленно поднял руку, и сердце майора замерло. Рука зависла над доской – и взялась за фигуру.

За коня.

Грей не сумел сдержаться и испустил ликующий вздох. Шотландец быстро поднял глаза, но было уже поздно. Пытаясь не слишком демонстрировать радость, майор провел рокировку.

Нахмурившись, Фрэзер уставился на шахматное поле и стал быстро просчитывать варианты, переводя взгляд с одной фигуры на другую.

Наконец он понял, чуть дрогнул, оторвался от шахмат и удивленно посмотрел на соперника.

– Эге, да вы, смотрю я, хитрый мошенник, – с уважением сказал Фрэзер. – Где же вы выучились этаким дьявольским трюкам?

– Меня научил старший брат, – ответил Грей. Обрадованный победой (как правило, он выигрывал не чаще трех раз из десяти, и потому выигрыш был особенно приятен), он утерял свойственную ему бдительность.

Усмехнувшись, Фрэзер протянул длинный указательный палец и аккуратно положил на поле своего коня.

– Да, такой человек, как лорд Мелтон, вполне способен на нечто в этом роде, – заметил он как бы между делом.

Грей остолбенел. Увидев его состояние, Фрэзер вопросительно поднял бровь.

– Вы же говорили о лорде Мелтоне? – поинтересовался он. – Или у вас есть еще один брат?

– Нет, – ответил Грей онемевшими (видимо, из-за выкуренной крепкой сигары) губами. – Нет, у меня только один брат.

У него снова сжалось сердце, однако теперь совсем не от радости. Так что же, выходит, этот проклятый шотландец все это время знал, кто он такой?

– Учитывая обстоятельства, наша встреча получилась довольно краткой, – сухо произнес Фрэзер. – Но незабываемой. – Посмотрев на Грея, он поднял к губам свой стакан и отпил глоток. – Что же, неужто вы не знали, что на Каллоденском поле я встретил лорда Мелтона?

– Знал. Я сам сражался при Каллодене. – Шахматный триумф Грея теперь совершенно не радовал. Майор осознал, что от дыма его несколько мутит. – Однако я не предполагал, что вы вспомните его и что вы знаете о нашем родстве.

– Этой встрече я обязан жизнью и, конечно, никогда ее не забуду, – сказал Фрэзер.

Грей прямо посмотрел на собеседника.

– Насколько мне известно по пересказам, тогда вы не казались особенно благодарным моему брату.

Фрэзер твердо сжал губы, но сразу же успокоился.

– Это так, – тихо произнес он и грустно усмехнулся. – Видите ли, ваш брат никак не хотел отправлять меня на расстрел. Он решил, что его долг – оставить меня в живых, а я в то время не считал эту милость благом для себя.

– Вам хотелось, чтобы вас расстреляли?

Грей изумился.

Шотландец уставился на шахматную доску отсутствующим взглядом: он, похоже, унесся мыслями куда-то далеко.

– Полагаю, в тот момент у меня имелась для этого причина, – тихо промолвил он.

– Что за причина? – спросил Грей и, поймав на себе внимательный взгляд, торопливо добавил: – Не сочтите это нахальством, просто мне и самому тогда пришлось пережить нечто подобное. И кстати, наши с вами разговоры о Стюартах не привели меня к убеждению, что поражение их претендента было способно привести вас в подобное отчаяние.

Фрэзер чуть улыбнулся и согласно наклонил голову.

– Многие из моих товарищей шли на бой, ведомые любовью к Карлу Стюарту или верностью к нему как к единственному законному королю. Однако я, и вы в этом не ошиблись, не относился ни к кому из них.

Затем шотландец прервал объяснения; Грей печально посмотрел на шахматную доску и начал:

– Я говорил, что переживал тогда нечто похожее. В той битве я потерял друга.

Он удивился сам себе: почему вдруг он заговорил о Гекторе именно с этим человеком, тем, кто бился на смертном поле, прокладывая себе путь мечом, может быть, тем самым мечом, что…

Однако Грей не мог заставить себя замолчать: ведь ему не с кем было поговорить о Гекторе. Он мог поведать свои сокровенные тайны лишь Фрэзеру, уверенный, что тот никому ничего не скажет.

– Мой брат Хэл… заставил меня посмотреть на тело, – неожиданно произнес он.

Он посмотрел вниз, на палец, где светился синий сапфир Гектора, похожий на тот, что нехотя отдал ему Фрэзер, только поменьше.

– Он сказал, что я обязательно должен увидеть его, что, пока я не увижу друга мертвым, я никогда полностью не приму его гибель. Если не осознаю, что Гектор, мой друг, действительно меня покинул, то буду вечно страдать. Когда же я посмотрю на тело и пойму это, то буду горевать, но горе пройдет – и я о нем забуду.

Грей жалко улыбнулся и посмотрел на Фрэзера.

В каком-то смысле брат оказался прав, но не вполне. Может быть, со временем Джон Грей смог пережить потерю, но забыть Гектора так и не сумел. Да и как он мог забыть друга, увиденного в последний раз: тот недвижно лежал, рассветные лучи освещали его восковые щеки, а длинные ресницы опустились так, словно Гектор спал. Его голова была почти отделена от шеи, и в зиявшей ране виднелась гортань и крупные сосуды.

Они долго сидели и молчали. Фрэзер лишь залпом осушил свой стакан. Грей, не говоря ни слова, в третий раз налил им обоим портвейна и вновь опустился в кресло.

– Как вы полагаете, мистер Фрэзер, жизнь ваша тяжела? – поинтересовался он.

Джейми Фрэзер встретился с ним взглядом, помолчал, похоже, решил, что собеседником движет исключительно любопытство, и разрешил себе расслабиться. Он откинулся в кресле, медленно разжал кулаки и стал разминать правую руку, сжимая и разжимая пальцы. Грей заметил, что рука несла на себе след от старой раны: была покрыта шрамами, а два пальца оказались скрючены.

– Думаю, не слишком, – медленно проговорил шотландец, по-прежнему спокойно глядя на начальника тюрьмы. – Мне кажется, тяжелее всего в жизни – тревожиться за тех, к кому мы не в силах прийти на помощь.

– А разве не когда нет рядом того, на кого мы хотим потратить свою любовь?

Заключенный не сразу дал ответ. Возможно, он разбирал позицию на шахматной доске?

– Нет, это пустота, – наконец сказал он. – Но не тягость.

Стояла ночь, в крепости было очень тихо.

– Ваша жена… вы говорили, что она была целительница?

– Была. Она… ее звали Клэр.

Фрэзер поднес ко рту стакан и сделал глоток, словно чтобы протолкнуть ком в горле.

– Думаю, вы ее очень сильно любили, – тихо произнес Грей.

Он заметил, что Фрэзеру хочется того же, чего минутой раньше желал он сам: произнести вслух имя, хранящееся в тайне, на мгновение вернуть призрачную любовь.

– Порой мне хочется выразить вам свою благодарность, майор, – проговорил шотландец.

– Благодарность мне? За что? – удивился Грей.

Заключенный еще раз окинул взором доску, где фигуры образовывали завершенную партию, и сказал:

– За ночь у Кэрриарика, когда мы впервые с вами повстречались. – Фрэзер глянул на Грея в упор. – За то, что вы сделали ради моей жены.

– Вы не забыли, – прохрипел Грей.

– Я не забыл, – отозвался Фрэзер.

Решившись, Грей взглянул шотландцу прямо в лицо, однако в его чуть раскосых синих глазах не было ни следа издевки.

Совершенно серьезно Фрэзер кивнул.

– Вы были достойным противником, майор. Я не смог бы вас забыть.

Джон Грей горько расхохотался. Удивительно однако, что он не ощутил того стыда, который всегда посещал его при воспоминании об этом постыдном событии.

– Если вы сочли достойным противником мальчишку шестнадцати лет, который трясется от ужаса, то, мистер Фрэзер, нечего удивляться, что хайлендеры потерпели поражение!

Фрэзер раздвинул губы в усмешке.

– Майор, тот, кто не трясется от ужаса, когда к его голове приставлен пистолет, либо абсолютно лишен чувств, либо дурак.

Против собственной воли Грей засмеялся. Улыбка его собеседника стала шире.

– Вы никогда не сказали бы ничего для спасения своей жизни, но заговорили для спасения чести дамы. Чести моей жены, – значительно прибавил Фрэзер. – Полагаю, это нельзя называть трусостью.

В его голосе не слышалось ни малейших сомнений в том, что он говорил от чистого сердца.

– Но я же ничем не помог вашей жене, – грустно парировал Грей. – В действительности же никакой угрозы для нее не было.

– Однако вам это было неизвестно, не так ли? – заметил Фрэзер. – Вы стремились ее спасти и спасти ее честь, рискуя собственной жизнью, и таким образом оказали ей услугу, о которой я многократно вспоминал. Особенно когда потерял Клэр.

Легкую дрожь в голосе Фрэзера мог бы уловить только очень внимательный слушатель.

– Понятно.

Грей набрал в грудь воздуха и промолвил:

– Соболезную вашей потере.