Веселая наука. Протоколы совещаний - Евгений Головин

Дабы проверить интуицию собственной гармонии и ее дефектов, музыканты старались самолично выделывать флейты, авлосы (двойные флейты), кифары, форминги и т. п. При изготовлении инструмента учитывалось время года, положение звезд, фаза луны, божество и демония местности, расположение и назначение окрестных храмов и святилищ. Потом инструмент бросали в кустарник или оставляли на берегу — заходили за ним дня через два. Если инструмент исчезал, делали новый. После многих такого рода операций и манипуляций, определялся «лад» инструмента, соответствующий «этосу» музыканта. Общие наименования: эолийский, лидийский, локрийский и прочие лады интерпретировать весьма сложно — это и местный колорит, и языковая специфика, и ритуальные особенности, и эмоциональные пристрастия. К примеру, Плутарх Херонейский считал: «Музыка ионийского лада небрежна к имуществу, ленива, любит вино»… Фригийский или «дионисийский» лад, по общему мнению, вызывал резкое половое возбуждение. Поэт Софонтий:

Если, подвыпив вина с гидромелией, тыСлишком внимателен к пеньюфригийского лада,Будь осторожен: твой волосатый сатирПрыгнет в безумии рьяноми ляжет не скоро.

Но сей фривольный «прыжок» под фригийский лад, по замечанию Аристоксена, способствует заживлению ран, устраняет головные боли, прогоняет сезонную лихорадку. Орфическая музыкальная традиция вообще утверждает, что нет болезней, неподвластных музыке. От античности вплоть до нового времени осталась масса описаний лечебного действия музыки и танца. От Фрасилла (V век до н. э.), который советовал женщинам во время расстройства регул играть на авлосе в гиполидийском ладу, до Поля Дасусси (XVII в.) с его таблицами соответствий болезней, темпераментов, планет и музыкальных инструментов, сотни философов, музыкантов и врачей оставили тысячи рекомендаций на данную тему. Даже названия танцев зачастую выдают их «медицинское» происхождение: тарантелла — от укуса тарантула, ритонда — от постоянных головокружений, павана — от ночных кошмаров. Однако беда в том, что историки и теоретики почти никогда не дают подробностей музыкально-лечебной «грамоты». Иезуит Франц Ланг в своем «Театре человеческих аффектов» (1717 г.) писал: «Ухо человеческое закрылось как для слов проповедников Божьих, так и для музыки ангелов. Стыдно признаться! Музыка перестала действовать даже на пустяковые царапины».

В чем же дело? В распространении инструментальной музыки, в сведении интервального разнообразия к мажоро-минору, в смешении небесных консонансов и земных диссонансов. Стравинский, «Музыкальная поэтика»: «Консонанс так же мало отвечает за порядок, как диссонанс за беспорядок». Казалось бы, это простая критика классической гармонии. Однако подобного рода соображения превращают музыку в отвлеченное искусство комбинаций. И если перевести фразу Стравинского в общественную сферу, получится: согласие в группе, коллективе так же мало гарантирует порядок, как ссоры и споры — беспорядок.

Этот капитальный вопрос недурно осветил Марсилио Фичино (1433–1499 гг.) в «Теологии Платона» и в «Орфической музыке». Этого великого философа и каббалиста, одного из инициаторов итальянского Возрождения, друга и ментора Пико делла Мирандоло особо представлять нет надобности, поскольку сведения о нем имеются в любой энциклопедии. Менее известна его музыкальная практика и теория. Он начертил и смастерил «лиру Орфея» и вылечил многих людей от самых тяжких болезней исполнением «орфических гимнов». Касательно последних он писал: «В натуральной магии нет ничего эффективней орфических гимнов, сопровождаемых подходящей музыкой, диспозицией души и другими обстоятельствами, известными мудрецам»[61].

В размышлениях о лечебном воздействии музыки Фичино акцентирут внимание на «воздухе» как медиаторе звука, более того, как медиаторе души. Подобно своим великим предшественникам и последователям, Фичино презирает материальные фармакопеи, полагая, что бессмысленно лечить какие-то отдельные органы, так как польза от лекарств минимальна, но вред чрезвычайно велик. Любой телесный дефект — следствие той или иной дисгармонии души, следовательно, необходимо такую дисгармонию «смягчить небесным консонансом». Здесь Фичино разделяет мнение античных философов: музыкальные консонансы — октава, квинта, кварта — суть пропорции нашей «небесной души»(anima celestis); по терциям и секстам расположена душа срединная (anima rationalis); в секундах и септимах функционирует душа земная, непосредственно оживляющая тело (anima animalis et vegetabilis). Отсюда соответственная градация органов чувств: обоняние, вкус, осязание более материальны и «тривиальны», нежели слух и зрение, чья питательная среда — воздух и огонь. Согласно Марсилио Фичино, слух и зрение рождены «огненной пневмой», которую он называет спиритусом, а его последователи — квинтэссенцией или эфиром. Музыка, по его мнению, принципиально важней визуальных образов — они отличаются определенной статикой и очень мало воздействуют на душу. Так вот: от мозга к сердцу распространяются «воздушные испарения», имеющие тенденцию «застаиваться» и превращаться во «вредную влажность». Музыка активизирует эти «испарения», освобождая доступ спиритуса (квинтэссенции) в область между сердцем и мозгом. Интервалы гармонические пробуждают резонанс индивидуальной и мировой души (anima mundi), мелодические заставляют «воздух», пронизанный квинтэссенцией, насыщать кровь «питательным огнем».

Очень важно, полагает Марсилио Фичино, после пубертации и вхождения «разумной души» в тело, найти во внешнем мире семь приблизительных соответствий непроявленного внутреннего лада. В данном случае необходимо полностью довериться интуитивному выбору. Подобные внешние соответствия способствуют «ориентации души». Фичино предлагает несколько групп соответствий. Вот одна из них: звезда; драгоценный камень; растение; зверь; сторона света; эпоха; женский (мужской) идеал. Желательно, и очень желательно, чтобы эти компоненты оставались постоянными в течении земной жизни. Забывчивость, сознательная или бессознательная замена одного из них означают нарушение внутренней гармонии.

Таково легкое и предварительное знакомство с теорией musica humana, устройством человеческой композиции.

Астрология всегда помогала этому англичанину, который родился в 1574 г., через два года после сенсационного появления сверхновой в созвездии Кассиопеи, о чем речь впереди. О его приватной жизни известно очень мало. В 1592 г. поступил в колледж святого Иоанна в Оксфорде — там в 1594 г. украли у него роскошный бархатный камзол. Роберт Фладд не растерялся и определил по таблицам эфемерид: на час похищения Меркурий (покровитель воров) находился в доме Венеры на востоке — в самом деле, злодея удалось разыскать в притоне легкомысленных девиц.

Однако этот великий астролог и врач терпеть не мог никаких женщин, ни легкомысленных, ни серьезных, памятуя слова Экклезиаста: «Я смотрю на мир глазами своей души и нахожу женщину горше смерти». Никогда не лечил особей женского пола, ибо «женщина — корень всех несчастий и причина грехопадения»[62].

В малоизвестной жизни Роберта Фладда биографы, тем не менее, отыскали много любопытных эпизодов и жестоких научных конфликтов. Поскольку его медицинские методы и рецепты (бег на несколько миль для больных водянкой, растирание дождевой водой с примесью яичного желтка при лихорадке, внезапные удары камышовой тростью, «намагниченное» сырое мясо, массаж с применением оленьей крови со ртутью и т. п.) блистали оригинальностью, он подвергался гонениям — в прямом и переносном смысле — и устраивал в лекционных аудиториях Оксфорда и Манчестера потасовки с профессорами и студентами.

Примерно так поступал его учитель Парацельс, таковы нравы милого старого времени, которое исчезало на глазах Роберта Фладда. Кроме упомянутого звездоявления в Кассиопее, в 1604 году вспыхнули новые звезды в созвездиях Лебедя и Змеи. Фирмамент — нечто постоянное и абсолютно надежное — шатался, зримо изменялся. Небо уходило от земли, Уран перестал оплодотворять Гею, дух отделился от материи.

Роберт Фладд оставался одним из немногих адептов религиозно-магического миропонимания и до конца дней верил в единство микро- и макрокосма: человек — вселенная в миниатюре, человек — мера всех вещей. Позднее подобное воззрение назвали антропоцентризмом.

Однако это легче назвать, нежели определить. В своей обширной «Истории микро и макрокосма» (1610 г.) Роберт Фладд проиллюстрировал антропоцентризм множеством гравюр, которые никоим образом не упрощают сложной неопределенности. Человек симметрично и красиво расположен в зодиакальной сфере, живот и гениталии фиксированы срединным черным кругом. Это земля — космический элемент, планета Земля, материнское лоно. Человек в центре равномерного движения космоса. Важно уяснить следующее: это никоим образом не предполагает какой-либо избранности, высшей прерогативы — всякий зверек, всякое дерево точно так же пребывают в средоточии своей жизненной динамики. Но в отличие от растения или зверя человек додумался до собственной… децентрализации. Именно таков двуликий смысл открытия Коперника. Согласно польскому неоплатонику, вселенную оживляет незримый огонь; солнце расположено к этому огню довольно близко, но с ним не совпадает. Когда комментаторы Коперника провозгласили гелиоцентризм, то есть центральность материального солнца в материальной вселенной, человек утратил срединный покой и обрел все возрастающую неуверенность в себе. Это, впрочем, логическая пролонгация изначального иудео-христианского дуализма.