Жизнь замечательных людей: Повести и рассказы - Вячеслав Пьецух

Дальше Движков не слушал, поскольку он опять задумался о своем. Вот, дескать, Иисус Христос, сын Божий, – это, разумеется, в том смысле, что все люди суть дети божьи, – до тридцати лет занимался плотницким ремеслом, потом с ним что-то произошло, и он начал проповедовать, по одной версии, непротивление злу насилием, по другой же, – любовь к врагам. Идея, конечно, выигрышная в любом случае, с такой доктриной точно не пропадешь, однако античный мир, весьма трезвый в своих воззрениях, оказался неготовым к освоению столь великанской мысли, на чем, собственно говоря, сын Божий и погорел. Целых три года скитался он по городам и весям теперешнего Израиля, ведя за собой горстку благостных оборванцев, и где только завидит компанию скотоводов, сразу начинает твердить про любовь к врагам. Правда, попутно он подкреплял свою доктрину разными чудесами, которые протестанты трактуют как аллегорию, а православный люд – в самом прямом смысле, потому что православный люд, поди, думает про себя: тоже нашли чудеса!.. вот освоение целины или налог на яблони – это действительно чудеса. Фарисеи терпели-терпели эту филантропию, три года терпели, а потом арестовали Христа и приговорили к смертной казни через распятие на кресте, поскольку ортодоксы всегда почему-то не столько боятся агностиков, сколько еретиков. Стало быть, распяли Христа заодно с бандитами, и вот что интересно: несмотря на то, что и две тысячи лет спустя люди не научились любить врагов, Христос прославился на весь мир! Вот в чем тут загвоздка? может быть, в том, чтобы выдвинуть совсем уж свежую, умопомрачительную идею, вроде отмены бухгалтерского учета отныне и навсегда? или, может быть, в том, чтобы кончить свои дни на какой-нибудь экзотический манер, вроде как на кресте? или, может быть, в том, чтобы скрепя сердце полюбить подлеца Московкиса, который, в сущности, тоже замечательный человек, по крайней мере, деловой парень и не дурак?.. Нет, полюбить Московкиса не получится, хоть ты тресни, на это способен разве что такой старый придурок, как ночной сторож Иван Ильич...

Старший бухгалтер Нашатырев тем временем говорил:

– Следовательно... то есть не следовательно, а исходя из того, что так называемый хомо сапиенс развивается количественно, а не качественно, что его жизнь, главным образом, состоит из случайностей, нелепостей, бессмысленных устремлений и разного рода бед, что у него есть душа, которая ощущает себя бессмертной, в то время как сам он не сегодня-завтра сгинет стопроцентно и навсегда... так вот, исходя из всего этого, можно предположить: человек есть своеобразное заболевание природы. Вероятно, начало роду человеческому положила какая-нибудь сумасшедшая обезьяна, которая укоренила в потомстве свой сдвиг по фазе. Потом обезьяний недуг сам собой превратился в норму, но в действительности это был натуральный сдвиг. Ведь что ты, положим, скажешь о лошади, если она внезапно заговорит? ты скажешь, что это чистая патология, а не лошадь, тем более если она помаленьку начнет эволюционировать в сторону паровоза, тем более если она примется уничтожать окружающую среду...

Рассуждения Нашатырева прервали аплодисменты, квелые такие аплодисменты, точно белье, вывешенное для просушки, вдруг захлопало на ветру. Движков стал в беспокойстве оглядываться по сторонам и не сразу понял, в чем заключалось дело: это всего-навсего появился на трибуне подлец Московкис, чтобы огласить программную свою речь. Поскольку нужно было показать вид, что он отлично знает цену вероломной политике подлеца, Тимур наугад раскрыл книгу и стал читать.

«Константин неуклюже высвободил из-под себя ноги, растянулся на земле и подпер голову кулаками, потом поднялся и опять сел. Все теперь отлично понимали, что это был влюбленный и счастливый человек, счастливый до тоски; его улыбка, глаза и каждое движение выражали томительное счастье. Он не находил себе места и не знал, какую принять позу и что делать, чтобы изнемогать от изобилия приятных мыслей. Излив перед чужими людьми свою душу, он наконец уселся покойно и, глядя на огонь, задумался».

Движков оторвался от книги, с тоской посмотрел в потолок и сказал себе, дескать, тут задумаешься: одни люди из кожи вон лезут, чтобы обессмертить свое имя, и тем не менее прозябают в полной безвестности, а другие, гляди, и затесались в историю, хотя бы они занимались форменной ерундой. Вот Жан-Поль Марат – этот отлично знал, как делаются дела. Иностранец, аскет, урод, самоучка, бродячий психотерапевт, графоман, мстительный завистник, вообще прямо патологическая штучка, к тому же страдавшая манией преследования, эпилепсией и какой-то страшной болезнью кожи, а нет в России такого большого города, где не было бы улицы его имени, даром что он француз! Вот в чем тут загвоздка? где решение всех проблем?! Ну написал человек сотню ругательных писем членам Учредительного собрания, ну издавал газету под глупым названием «Друг народа», в которой печатал злобно-провокационную чепуху, например, утверждал, будто парижан кормят отравленным хлебом, ну как-то потребовал казни ста тысяч аристократов, ну собственноручно расклеивал по Парижу афиши с призывами к диктатуре пролетариата... – собственно, вот и все. Это, впрочем, если не считать, что его зарезали, как овцу. Трагическая смерть – разумеется, аргумент, но, с другой стороны, спрашивается: а во имя чего пал этот пламенный мизантроп? Объективно говоря, во имя изобретения консервов, восстановления монархии и русской кампании Наполеона, который в конце концов накликал на Монмартр донских казаков, а те, в свою очередь, дали прикурить парижским субреткам и обогатили французскую культуру понятием о «бистро».

Или вот Эрнесто Че Гевара, стрелок по составу крови, который тоже погиб нелепо-трагически, но прежде прославился на весь мир... Иностранец, аскет, врач-дерматолог по образованию, сам с детства страдавший жестокой астмой, таскался он, таскался по лепрозориям Южной Америки, потом случайно встретился в Мехико с адвокатом Фиделем Кастро, сел на «Гранму» и поплыл спасать неведомый кубинский народ от бедности, невежества и еще той довольно туманной скорби, которая у латиноамериканцев, кажется, называлась – гринго-империализм. После он совершил героический рейд из предгорий Сьерры-Маэстры в провинцию Лас-Вильяс, за что был произведен в майоры Повстанческой армии, победоносно въехал в Гавану на американском вездеходе вместе со второй супругой Алеидой Марч, после был назначен директором Национального банка, а затем министром промышленности, однако на мирном поприще себя не нашел и отправился спасать неведомый боливийский народ от бедности, невежества и гринго-империализма. Тамошние страдальцы приняли его холодно, в результате кубинский десант вскоре перебили правительственные войска, а сам Че Гевара был расстрелян в селении Игера младшим лейтенантом Марио Тераном, который в историю не вошел. А вот Че вошел, несмотря на то, что нынче по Гаване бродят совершенно лысые собаки, в универсальном магазине на авенида Де Лос Президентос торгуют исключительно домашними тапочками, а жители острова Свободы с тоскою смотрят в сторону Одессы, которая и прежде-то была далеко, а теперь отстоит губительно далеко...

– Послушай, Нашатырев, – сказал Тимур своему соседу. – Ты часом не знаешь случая, чтобы какая-то революция дала глубоко положительный результат?

– Нет таких случаев! нет и не может быть! В частности, по той простой причине, что всякая революция стремится как-то устроить нищих, но ведь нищенство – это редко когда следствие необходимости, а чаще специальный настрой души!.. Ну, то есть все, чего ни коснись, свидетельствует о том, что человек есть своеобразное заболевание природы, и, как всякое заболевание, оно должно себя исчерпать. Одно из двух: либо этот биологический вид выродится в придаток к сотовому телефону, либо он вернется к естественному способу бытия...

– Это примерно как?

– А так, как, например, существует наш сторож Иван Ильич: сидит себе человек на солнышке и сидит! Стихов не пишет, в интригах не участвует, пользуется известностью только среди соседей по этажу, в Англии не бывал, – а ты посмотри на его физиономию: такое выражение, точно он освоил всю философию от Аристотеля до Ясперса и в результате пришел к заключению, что все это полная чепуха.

Заслышав слово «интрига», Движков подумал, что уже давно должен был бы объявиться саратовский оппонент, – видимо, дело плохо, видимо, его точно перехватили молодчики из частного охранного агентства «Каменная стена». Тут он, конечно, дал маху, понадеявшись на авось; нет чтобы подстраховаться, например, загодя спрятать саратовского оппонента в сторожке у того же ночного сторожа Ивана Ильича, – тогда подлецу Московкису век было бы не видать председательского молотка... Вообще этот самый Иван Ильич тоже в своем роде замечательный человек, ибо он как-то умудрился пропустить Финскую кампанию и Великую Отечественную войну...