Четвёртый ингредиент - Михаил Брук

 «Я не смогу заплатить Вам ни копейки»,- только и успел выдавить из себя статистик.

         Работа двинулась. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее. «Начальник» заваливал «подчиненного» планами, картами уездов, отчетами земельных комиссий, одно лишь количество которых могло повергнуть в уныние десяток бывалых чинуш. А этот будто и не замечал рутины. С каждым посещением тесной, плохо освещенной коморки, где хранились их «сокровища», он все больше и больше увлекался новым делом.

      Геолог и статистик задыхались от пыли, из-за тусклого света у них слезились глаза. Но каждый по-своему реагировал на неудобства. «Хозяин» не переставал жаловаться на жизнь и загубленную карьеру, на неудобный стул.  Консерватор же, напротив, постоянно шутил. И лишь изредка разражался  руганью в адрес какого-нибудь нерадивого управляющего, не приславшего нужной описи. Особенно часто доставалось «тамбовским недорослям». На все запросы из губернии приходил один и тот же ответ. В коем «их превосходительств» клятвенно заверяли: «Земля здесь во крест черна, урожаи дает исправные, и ни в каких таких картах не нуждается».

       А именно «черная земля», по мнению Василия-младшего, нуждалась в картах более других представителей «четвертого царства». Просмотрев горы «доморощенных произведений», он понял. Россия обладает несметными богатствами. О них знали давно. Но никто не хотел замечать, что произошло с черноземами за последние четверть века.

      Уже в 1873 годы, когда весть о необычно жестокой засухе пронеслась по стране, Докучаеву довелось сравнить прежние карты Курской, Воронежской и Симбирской губерний с последними чертежами. И увидел: ровные, как стол степи покрылись бесчисленными оврагами, подобно ржавчине разъедающими земли.

       «Влага покинула почву из-за них», - убежден он. Его мысли прерывает, появившийся на пороге Чаславский, целый день корпевший над наброском почвенного лика Европейской России. И теперь ему не терпелось поделиться соображениями с «подчиненным».

      Статистик торжественно разворачивает на столе большой лист бумаги, где извивающимися линиями, точками и галочками определены границы тех самых земель, что не дают покоя геологу. Тот смотрит на карту, и вносит несколько исправлений.            

       «Черноземы нельзя доводить до самых берегов Черного и Азовского морей, - уверенно говорит он. – Ведь моря отступили совсем недавно. Стало быть, пески и глины еще не успели  избавиться от солей и изрядно почернеть. Да, и сухо там. В пору солончакам родиться». 

      «Начальник» берет хлебный мякиш и аккуратно стирает карандашные наброски. Граница чернозема откочевывает на север. За первым исправлением следует второе, третье.… Наконец, статистик не выдерживает диктата и пытается защищаться. Но Докучаев неумолим. Обстановка накаляется. В каморку заглядывает министерский сторож.

      «Что за шум господа? – растерянно спрашивает он. – Вас на улице слышно». Но его не удостаивают даже взглядом. Оба Василия старательно перекраивают схему. Вокруг горы  отчетов, которые, увы, так и не внесли ясности.

      Странные «пятна» покрывают всю лесостепь… «Откуда берутся эти островки?» - удивляются оба. «Лес, - вспоминает чиновник, - дубовые рощицы разбросаны между Тулой и Воронежем, а еще встречаются березовые «колки». Сам видел, из окна поезда».

      На иных картах еще большая  неразбериха. Черные степные земли резко прерываются лесными, границы почв причудливо изогнуты. Опытные картографы того времени не признавали сплошных и прямых линий. По их не писаным законам «дрожание руки есть признак высокого профессионализма, будто ею водит Господь». Оттого-то на всех старинных чертежах реки и прочие творения природы обрели замысловатые формы.

       «Такого не добьешься одним старанием, - язвит геолог. – А токмо усидчивостью в кабаках и трактирах».

        На споры и уточнения потрачено четыре года. Понятно, начальство не потерпело бы «волокиты». Потому отчет и грубая схема, не лишенная логики, отосланы «их высокородиям» уже через месяц совместной работы. Теперь  же, в свободное время, вечерами, они занимались своим детищем, «Картой Европейской России». Их никто не торопит, и только служащие департамента  с недоумением взирают и неодобрительно покачивают головами, полагая подобное усердие чрезмерным.

        Работа близилась к завершению. И, вдруг,  тяжело заболел Василий -старший.  Он надсадно кашлял, а врачи не находили ничего, кроме тривиальной простуды. Статистик жил один. И потому Докучаев почти каждый вечер просиживал у его постели. Настои из трав и аптекарские снадобья помогали слабо. Партнер, коллега, друг угасал на глазах. Надежд на выздоровление оставалось все меньше и меньше. Вскоре, исчезла и последняя. Медики признали: больной долго не протянет. И на этот раз оказались правы. В январе 1879 года Василия Ивановича Чаславского не стало…

       Нет больших и малых трагедий, как нет и случайных совпадений. Общая беда, поиски причин, вызвавших ее, нечаянная встреча – есть цепь событий, именуемых историей. Два человека, поднявшиеся над обыденностью, приоткрыли дверь в неизведанное. И так ли важно, кто первый из них шагнул за горизонт? Движение, порыв – непременные условия для достижения цели…

        Позже Докучаев скажет: «Работа с Чаславским открыла для меня неизведанный мир почв. Наша карта стала первым опытом обозрения не земельных владений, а богатств четвертого царства».

СТО МИЛЛИОНОВ ДЕСЯТИН.

 Ангел бездны.  Ужасающее опустение степей.  «Рождение трагедии».  Консерватор-экспрессионист.  Специальная комиссия. Сорок верст в день. «Соблазны». Полосатая степь.  Геогнозы и ботаники. Новая интерпретация бытия.

      Удивительно, наш герой прежде и не помышлял о поездке на юг России. Его влекла природа Севера: непроходимые, топкие болота, огромные валуны, покрытые мхами и лишайниками, белые ночи.

      И вот, неожиданно, их заслоняют пейзажи степных просторов, где травы и черные, словно деготь, почвы, испепелялись безжалостным солнцем. Работа над картой, сухие отчеты и потускневшие, серые монолиты, выставленные на показ в музее Вольного экономического общества, воспламенили воображение.

      Унылые глыбы земли, хранившиеся в ящиках, из «бездушных» глин, превратились в свидетелей и участников исторических событий. Подобных тем, что изложил Ницше  в теории дуализма, в книге  «Рождение трагедии…». Рассказав о  борьбе между светлыми началами порядка, гармонии, царившими в природе, и силами хаоса, опьянения, забвения, привнесенными людьми. Одно  противопоставлялось другому, как все естественное чрезмерному. Как мир бунту. Как ПРОБУЖДЕНИЕ АНГЕЛА БЕЗДНЫ АББАДОНЫ.

     В одном Докучаев оказался не схож с немецким мыслителем. Он старался подчинить эмоции трезвому взгляду исследователя. Правда, исследователя не чуждого экспрессионизма,  воспринимающего сигналы неблагополучия, посылаемые степными землями. Сигналы, которые проходя сквозь разум и душу, раскрывают свою сущность, дабы объединиться в общие формы, типы, символы, образы.  Скажем так, как это виделось Бодлеру:

 «Подобно голосам на дальнем расстоянье, Когда их стройный хор един, как тень и свет, Перекликаются звук, запах, форма, цвет, Глубокий, темный смысл обретшие в слиянье».

     Но избавиться от сильных переживаний не удается. Картины «ужасающего опустения степей» обретали выразительность, безжалостно врезались в память, становились яркими уже потому, что существовали не в воспаленном мозгу, а в действительности. 

     Все произошло, как всегда.…  Нежданно. Новая «Карта Европейской России» только покинула стены типографии, наступили 80-ые годы, а суховеи (?) очередной раз выжгли посевы от Воронежа до Херсона. Горела хлебная житница страны.

     Еще недавно о черноземах говорили лишь на сельскохозяйственной бирже, при продаже и купле имений, да, в академических кругах, когда разгорался очередной спор об их происхождении, тянувшийся вот уже сорок лет.  Теперь новости, приходившие из степных губерний, интересовали каждого, обсуждались всеми.     

      Помощь…

      Стоит ли повторяться. Да, «чиновники проявили необычную расторопность. Добровольцы творили чудеса. Самопожертвование простых граждан…»

      Увы! Все это случалось не в первый раз. Сострадание людей, помощь государства не могли предотвратить будущих ЗАСУХ. Требовалось совершенно иное участие. Беспристрастное изучение причин, вызывавших катастрофы последних десятилетий. И в Вольном экономическом обществе… создали «Специальную Черноземную комиссию»…

       «Фу, - скажет читатель,- какая пошлость. Всегда одно, и тоже. К-О-М-И-С-С-И-Я. Казенщиной за версту несет».