Революция, которая спасла Россию - Рустем Вахитов

И им нужен именно такой Ленин, чтоб и дальше без угрызений совести предавать, воровать и развратничать. И не верьте им, когда они обещают вынести Ленина из Мавзолея или стереть его имя из памяти общества… Пока они у власти, им нужно сохранять память о Ленине, а для этого нужно и Мавзолей оставить в покое, и улицы не переименовывать. Но только чтоб сохранялась такая память, которая им выгодна…

Памятник народу

(о Мавзолее В.И. Ленина)

Уже много лет поднимается вопрос о выносе тела В.И. Ленина с Красной площади и закрытии Мавзолея. Дискуссия разгорается в годовщины рождения и смерти вождя – 22 апреля и 21 января – и переходит в вялотекущее состояние во все остальное время. При этом сложился стереотип, что защищают нахождение Мавзолея с телом Ленина на Красной площади коммунисты, а выступают за вынос тела и уничтожение Мавзолея – антикоммунисты. Однако перед нами именно стереотип, который вызван тем, что термин «коммунисты» употребляется у нас некритически, без понимания его истинного смысла. Это видно хотя бы потому, что коммунистами у нас называют КПРФ, тогда как на самом деле это партия советского, точнее сталинско-брежневского традиционализма, партия социально ориентированного русского великодержавия, но никак уж не левацкая коммунистическая партия в западном смысле этого слова. Вряд ли Маркс, если б он смог прочитать программу КПРФ, согласился бы с такими ее тезисами, как поддержка русской культуры и церкви, борьба за национально-государственные интересы страны и за права трудящихся, куда включены практически все и даже те, кто проходят в ведомстве марксизма по разряду «мелкой и средней буржуазии». Маркс считал государство сугубо классовым институтом, утверждал, что у пролетариев нет Отечества, и делал ставку исключительно на пролетариат.

Если подойти к вопросу непредвзято и без эмоций, то станет вполне очевидным, что как раз настоящие коммунисты-марксисты (в западном, а не в русском смысле) никак не могут выступать за сохранение в центре Москвы забальзамированного тела Ленина в силу специфики своего мировоззрения. Прежде всего, они принципиальные противники признания сколько-нибудь заметного значения личности в истории. Они убеждены, что историю творят массы, которыми управляют социальные законы, а исторические личности лишь выразители интересов масс (кстати, так считал и сам Ульянов-Ленин и упрекал тех, кто объявлял его великим гением в продвижении народнической теории героя и толпы). Далее, для западного коммуниста-марксиста, который убежден, что человек лишь биосоциальная машина, нехарактерно внимание к мертвому телу и к смерти как таковой. Человек для него важен и интересен, пока он живет на земле, а когда он умрет, тело его превращается в набор химических элементов и потому само оно интереса не представляет. Бессмертие человека марксист мыслит как память о нем у потомков и как долговечность результатов его деятельности, а вовсе не как сохранение его внешних телесных черт. Сама идея сохранения мертвого тела человека долгие годы и, более того, выставление этого тела на общее обозрение должна казаться носителю западнического сциентистского и прогрессистского мировоззрения чудовищной и отвратительной, неким порождением «средневековья» и «мракобесия».

И действительно, сегодняшние коммунисты-западники, объявляющие Зюганова реакционером, мракобесом и предателем левой идеи, вроде неотроцкиста Баранова, вполне спокойно отзываются об идее захоронения тела Ленина, заявляя в Интернете, что для них важнее распространение ленинских идей, а не сохранение его мумии.

Неудивительно, что и ближайшие соратники Ленина – революционеры старой гвардии, «русские европейцы» до мозга костей Троцкий, Бухарин, Каменев – были решительно против бальзамирования тела Ленина и сохранения его в Мавзолее. Почему же посмертная судьба атеиста и материалиста Ульянова-Ленина сложилась так странно и причудливо?

Мы должны не забывать, что большевики пришли к власти не в милой их сердцам «цивилизованной», «просвещенной» Европе, а в стране, где около 80 % процентов составляло крестьянство, которое представляло собой типичное сословие архаически-традиционного аграрного общества, сохранившееся в России до эпохи граммофонов и дирижаблей. Крестьянство не затронула вестернизация, проведенная Петром Первым и его преемниками, и совсем чуть-чуть затронули либеральные реформы Александра Второго. Уже в начале XX в. крестьяне оставались вполне патриархальными типажами, продолжающими жить общинами и исповедующими особую фольклорную разновидность православия, которая начиная с XVIII в. все больше отличалась от церковного православия и приобретала черты «космического христианства», как характеризовал подобные аграрные восточноевропейские культы М. Элиаде. Его суть состояла в отождествлении природных стихий с персонажами Священной истории: Бога-Отца с небом, землю – с Богородицей, зерно и делаемый из него хлеб – с Христом. Это «крестьянское православие» представляло крестьянина как своеобразного жреца, осуществляющего священный брак между небом и землей и обеспечивающего рождение Спасителя мира. Оно одухотворяло, наполняло глубинными сакральными смыслами весь быт крестьянина, все его действия: сельскохозяйственные работы, женитьбу, рождение детей, все предметы и существа, окружающие его и используемые им: плуг, одежду, избу, скотину. Важное место в этой религии, сросшейся с обыденной жизнью, играла вера в святого, народного царя, который прекращает беззакония чиновников и помещиков, дарует крестьянам землю и свободу, но который при этом обязательно должен пострадать и даже пройти через смерть, но умереть не по-настоящему, а как бы уснуть и пребывать во сне до того момента, когда он снова станет нужен народу (вспомним, про веру крестьян в особые царские знаки на теле Пугачева или в пещерку на Волге, в которой до сих пор спит Степан Разин). В образе народного мужицкого царя проглядывались черты образа Христа, преломленного через призму крестьянского космистского мировоззрения.

Отождествление Ленина с этим образом – совершено неожиданное для вождя русских коммунистов и даже неприятное ему – началось в среде русского простонародья еще при его жизни. Уже в начале 1920-х гг. в народе распространяются рассказы о том, что Ленин – спаситель и благодетель народа, что он защитник русских перед «злобными инородцами». Показательно, что во время Кронштадтского мятежа восставшие выбрасывали портреты Троцкого и других членов ЦК, но не трогали портреты Ленина. По-своему народом было истолковано и покушение на Ленина, которое к тому же совершила Фани Каплан, что вполне вписывалось в мифологию русских крестьян – как страдание, принятое Лениным за народ. Даже антиленинские настроения фольклор истолковывал через культ Ленина, сюда относятся рассказы о подмене «настоящего Ленина» подложным во время нахождения вождя большевиков за границей (подобные истории за три века до этого русские крестьяне рассказывали о Петре Первом).

Постепенно у простонародья образ Ленина замещает традиционные образы крестьянского православия: историки не раз отмечали, что уже в первой половине 1920-х гг. в русских селах портреты Ленина вешали на стену как иконы, окружив полотенцами, этими портретами благословляли молодых. Отмечены были даже деревенские заговоры, в которых именем Ленина изгонялись хвори, в городе они печатались в сатирических журналах и воспринимались как курьез, но, очевидно, перед нами очень значимый документ эпохи. Все шире распространяется убеждение, что Ленин бессмертен и что он не может умереть, которое в виде метафор проникает даже в городскую официальную литературу, надо ли говорить, что в деревне оно воспринималось буквально. Вообще, в официальной пропагандистской литературе утверждается традиция, которая переносит на Ленина риторические обороты, характерные для церковной литературы и агиографии. Образ вождя разделяется на две ипостаси – живого, обычного и даже не лишенного недостатков, невысокого, плохо одетого человека с дефектом речи и на Ленина – земное божество, которое одной волей своей изменяет пути исторического развития целых народов. Ленин уподобляется Моисею, выводящему пролетариат из египетского плена, Христу, прошедшему через Голгофу – ранение ради простого народа. Эти параллели не навязывались народу сверху, а наоборот, питались интенциями народного мировоззрения, исходили из среды самих рабочих и крестьян. К 1924 г. сложился настоящий культ Ленина, имеющий два уровня – народный, где он сливался с народными верованиями в святого мужицкого царя-мученика и освободителя, и официальный, где он был подретуширован сциентизмом марксистской философии и идеологии. Это предопределило посмертную судьбу тела Ленина.

Первый исследователь культа Ленина Нина Тумаркин прямо заявляла, что на решение забальзамировать тело Ленина повлияла православная традиция, точнее вера русского простонародья в нетленность тел святых (теперь к этому добавляют, что было и влияние традиции временного бальзамирования тел российских императоров). Интересно заметить, что активными сторонниками бальзамирования были Красин и Луначарский, которые являлись известными теоретиками «богоискательства» – течения в русской социал-демократии (кстати, резко раскритикованного Лениным!), учившего, что для «отсталого» русского народа, находящегося в плену «религиозных предрассудков», необходимо преподносить учение марксизма под видом псевдорелигиозной, точнее, псевдохристианской доктрины. Красин и не скрывал того, что он сознательно создает культ Ленина как «нового Христа», сравнивая в своих статьях Мавзолей с гробом Господним в Иерусалиме. Заметим также, что еще одним сторонником бальзамирования тела Ленина был Сталин, который, в отличие от большевиков-западников, имел мощное религиозное чутье и хорошо знал народ (он был чуть ли не единственным среди членов ЦК выходцем из простонародья).