Соль земли - Георгий Марков

– Вот это место статьи. Прочтите, Иван Фёдорович. – Максим отчеркнул два абзаца.

Ефремов не спеша прочитал их.

– Вы не правы, товарищ Филин, – наконец заговорил он. – Никакого покушения на сельскохозяйственную артель я здесь не вижу. Вот что здесь говорится: «Назрело время позаботиться о более широкой и плановой эксплуатации колоссальных богатств Сибирской тайги. Практики давно уже выдвигают вопрос о создании комплексных кедрово-охотничьих хозяйств, в которых должно быть разумно внедрено многоотраслевое производство (добыча кедрового ореха и переработка его на масло, добыча живицы, древесно-химическое производство, разведение и отлов зверя, птицы, рыбы и т. д.). На землях колхозов эти хозяйства могут быть колхозными. Но вместе с этим возникает задача создания государственных комплексных кедрово-охотничьих хозяйств. Учёные должны помочь практикам подсчитать ресурсы районов, в которых возможно развитие хозяйств такого характера, а также разработать научные основы ведения этих хозяйств». Что тут неясного?

– Меня несколько смущал знак равенства, который поставлен автором между хозяйствами колхозов и государственными хозяйствами, – неуверенно сказал Филин.

Ефремов громко засмеялся.

– Ну-у, товарищ Филин, это уж у вас от лукавого! Печатайте дельные вещи смелее. Больше всего бойтесь серятины.

– Учтём, Иван Фёдорович. – Филин вышел из кабинета помрачневший.

Через два дня статья была напечатана. Накануне выхода газеты Максим съездил в редакцию и тщательно вычитал статью.

Теперь, сидя у себя в кабинете, он ещё и ещё раз просматривал газету. «Радуюсь и волнуюсь, как молодой поэт, напечатавший первое стихотворение», – подумал о себе Максим. Ему очень хотелось, чтобы в отделе скорее появились люди, с которыми можно было бы обменяться мнениями о новостях дня и, возможно, что-то услышать от них о статье, опубликованной в сегодняшнем номере.

Но выпал один из тех редких часов, когда в бесконечном потоке дел образовалась пауза. Не было посетителей, не раздавались и телефонные звонки, обычно оглашавшее комнаты промышленного отдела с утра до глубокой ночи. «Что они, сговорились? Даже Марина – и та не звонит», – мелькнуло в голове Максима. Он сидел за столом, читал сводки заводов и трестов о выполнении плана, но не переставал прислушиваться.

Вошла Стеша и смущённо остановилась на пороге.

– Уж не эту ли статью перепечатывали вы, Максим Матвеевич, что опубликована сегодня в газете под фамилией Быстрова?

– А вы как узнали?

– По стилю, Максим Матвеевич, узнала. Я ваше письмо всегда отличу.

– Ну что, Стеша, вы думаете? – спросил Максим, настораживаясь.

– Думаю, Максим Матвеевич, большая польза делу будет. Только я б на вашем месте подпись подлинную дала. Пусть бы люди в области знали ваше имя.

– В другой раз воспользуюсь вашим советом, – улыбнулся Максим.

Только захлопнулась дверь за Стешей, как зазвонил телефон.

– Привет, Строгов, привет! – кричал в трубку редактор Филин. – Ну и расшевелил ты своей статьёй народ! С самого утра не отхожу от телефона. Уже из трёх вузов звонили. А сейчас по радио разговаривал с Белогорьевской опытной станцией. Утром с самолётом они получили газету и вот уже прочитали. Обсуждать статью будут. Задела их за живое!

Максим едва положил трубку, как раздался новый звонок. Говорила сестра:

– У нас в институте, Максим, решено провести обсуждение статьи по секторам, а потом на расширенном заседании учёного совета.

– Ну и хорошо, Марина. На это я и рассчитывал. Но только останавливаться на статье нельзя – это будет полумера. Кое-какие новые шаги намечаю. Да, впрочем, по телефону рассказывать долго. Приезжай вечерком, поговорим.

Глава десятая

1

Марина спешила. Было около семи, а ей ещё предстояло зайти домой, переодеться, взять билеты, оставленные в столе, и без пятнадцати восемь встретить Григория у сквера, возле театра. Занятая с утра до вечера в институте, она за последнее время не часто бывала в концертах, втайне всегда испытывая желание послушать хорошую музыку. И теперь, предвкушая удовольствие, она была уже в приподнятом настроении.

Марина любила музыку до трепета, особенно симфоническую. Ей вообще казалось, что музыку можно только чувствовать, понимать душой, а не рассудком.

Она вошла в квартиру и первым делом направилась в кабинет, чтобы сразу же положить билеты в сумочку. Однажды был у неё случай: она вот так же торопилась и ушла без билетов, вспомнив о них только у театра.

Подойдя к столу, она увидела записку Григория: «Пойти в театр не смогу. На моё место, возможно, кого-нибудь найдёшь. Гр.».

По краткости записки, по тому, что последнее слово было написано крупнее и с нажимом на перо, она поняла, что он был чем-то раздосадован. Марина посмотрела на столик, на котором стоял телефон, и увидела письмо от Краюхина. «Ну, всё понятно! Опять приревновал к Алексею Краюхину», – подумала она.

Марине захотелось сейчас же прочитать письмо, но времени на это не оставалось. Она набрала номер Софьи. На вызов никто не ответил. Марина позвонила Анастасии Фёдоровне. К счастью, та была дома и охотно согласилась разделить с ней удовольствие. Письмо Краюхина Марина вместе с билетами положила в сумочку, намереваясь прочитать его во время антракта.

Оттого что Григорий не пошёл в театр, её светлое настроение испортилось. С тоской она подумала, что вечером ей придётся вступать в длинное и нудное объяснение с Григорием подобно тому, какое было после учёного совета. В такие минуты он был просто несносен.

Концерт окончился поздно. Музыка всегда настраивала Марину на размышления. Ей хотелось побыть одной, и она отказалась от ужина у Анастасии Фёдоровны. К тому же это письмо Краюхина… Он находится в сложном переплёте каких-то противоречивых обстоятельств. Ему надо было помочь немедленно, энергично, но пока она не находила для этого путей.

Марина проводила Анастасию Фёдоровну и пошла домой.

Она шла не торопясь, наслаждаясь прохладой вечера и думая обо всём сразу: о скрипачке, выступавшей в концерте, о предстоящем докладе на учёном совете института, об эгоистичности поступка Григория, о Краюхине, но мысли её были быстротечны, мимолётны и ни на чём в особенности не задерживались.

В окнах квартиры света не было. Григорий ещё не вернулся. «Ну и хорошо, что его нет», – подумала Марина. Ей хотелось часок посидеть в кресле, почитать. На столе скопилась пачка журналов и брошюр, просмотр которых она откладывала со дня на день.

Она вошла в кабинет, зажгла настольную лампу, села в кресло, положила журналы и книги возле на стул и вдруг почувствовала себя так хорошо и уютно, что ей не захотелось даже подниматься, чтобы погасить свет в столовой и спальне.

Марина бросила взгляд на часы. Было около двенадцати. Вот-вот мог прийти Григорий. Но ей был так дорог уют, так приятно было листать журналы, что она решила не вступать с мужем в длинные разговоры, если он, по обыкновению, будет вызывать её на это.

Из всей пачки книг она прежде всего взяла последний номер «Известий Академии наук» по биологическому отделению и тщательно, то и дело задерживаясь, просмотрела его. Потом её внимание привлекли литературно-художественные журналы. Полистав их, она принялась за последние издания своего института. Тут было несколько книжечек из «Научно-популярной библиотечки» и объёмистый том «Учёных записок» института.

Марина открыла оглавление и встретила много знакомых фамилий: профессор Великанов, профессор Рослов, директор института Водомеров. Затем шли фамилии ряда аспирантов. Последней в сборнике была помещена статья Григория. Она называлась «Распределение растительности в зависимости от форм рельефа». В сноске говорилось, что публикуемая статья представляет собой извлечение из обширного труда, над которым автор работает уже ряд лет.

Марина перечитала сноску, подумала: «И зачем он преувеличивает? «Работает уже ряд лет». Всем известно, что человек без году неделя в институте».

Она принялась читать статью, предварительно перелистав её: «Пятьдесят две страницы! И когда он только успел написать?!» Марина с повышенным интересом углубилась в статью. «Способный всё-таки человек Гриша! За что ни возьмётся, всё у него выходит», – размышляла она, пробегая глазами первые страницы. Но вот одна фраза насторожила её. Она показалась ей мучительно знакомой. Интонационный строй фразы был чужд Григорию. Марина поднесла книгу ближе к глазам, стала читать дальше, и кровь бросилась ей в голову: она читала строки, написанные собственной рукой. Не веря своим глазам, Марина вскочила и зажгла люстру, спускавшуюся на медной цепочке над серединой комнаты. Потом с той же поспешностью вернулась в кресло и перечитала всю страницу. Первый абзац на обороте листа был не её, а дальше на шести страницах до конца раздела почти слово в слово шёл её текст.