Баггер - Владимир Плотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как же мне быть тогда? – спросила юность.
– А так и быть. Что тебе мешает?
– Но Марта…
– Оставь Марту. Тебе и о себе думать надо. Марта. Лучше бы ты вообще ее не знала. Так и не знай вовсе. Нет ее больше для тебя, – не унималась ведунья.
– Так что же мне делать?
– А я откуда знаю? Не мое это, говорить что делать. Иди вон, у дяди Вовы спрашивай. Мое – говорить как есть, – вновь слукавила женщина.
– какого еще дяди Вовы? – срываясь на слезы, спросила девушка.
– Это ты верно спросила. Много их. Не один и не два… да и где их сыщешь? – она говорила сама с собой. – Одному кто бы сам помог, другому ничего не надо, третий?.. Да что третий, не знаю я, где он, – голос ее стал тише, как будто задумалась о чем. – поезжай в город, к утру успеешь. Там кладбище и огонь горит. Много мертвых лежит там. А тебе что мертвые – ты живая и жить должна. В девять они пировать там будут.
– Что, на кладбище?.. – взмолилась девушка.
– Да что они тебе, псы бродячие, или совсем нехристи? Рядом, сама найдешь.
– А как я узнаю?
– Узнаешь, главное – запомни. Владимир. Он тебе поможет. Пойдешь на вокзал, сядешь на первый поезд. Билет тебе не выдадут. Сядь у окна, так чтоб солнце видеть. И главное – пока не приедешь, не выходи в тамбур. – она покосилась на пачку сигарет, торчащую из сумочки, – выйдешь – можешь совсем не доехать. Теперь спеши, тебя как раз попутка подвезет.
Они распрощались, и молодой человек получил надежду, что может быть, ему дадут того, чего он хочет. Вот только слово бы вспомнить.
– Нельзя тебе воды сейчас, – женщина вошла в комнату и посмотрела с какой-то теплотой, – В тебе огонь горит, но мало его. Зачем тебе костер тушить, когда спичек нет?
– Точно, вода. – действительно, так бывает, когда долго вспоминаешь и мучаешься, пытаясь припомнить слово. Потом находишь. А кому это нужно? Подсознанию? Себе? Другим? Доказательство того, что память все же работает. Здесь что-то еще… слово, оно главное. Почему? Вот почему-то. Женщина положила руку на лоб.
– Жарко. Ты горишь весь, хотя и не умираешь. Ты или хороший человек, или мерзавец. Иначе бы тебя свет так долго не держал. Ладно, выпей, – обманула она. Золотистая капля впиталась в язык, унося в другой мир, или делая ненастоящим этот. Откуда мне вообще знать, что я есть? – пронеслась в голове последняя фраза.
х
х
х
…Стена. Битая. Раненая. Будто узоры… Сколько их?.. У циркача была сестра. Самая любимая ассистентка. Каждый день тяжелый нож выбирал себе путь. Путь совершенства… он рисовал силуэт. Старательно огибал точеную фигуру. Спартанские воины разрушили стены родного города… Нож оставлял шрамы на древесине. Он рисовал силуэт. И воины сами стали стеной. Сотни выбоин. Родные стены… родные. А за стенами – все слабые… Когда за тобой стены – отступать некуда… Она доверяла ему. И враги рассеялись в страхе… Сколько же здесь выбоин? Ибо нельзя покорить народ, где воины вместо стен. Вы давали присягу. Вы обещали… А публика была в удивлении. Меткие стрелки не палят по стенам. Сколько же их… Девушку будто окружало магическое кольцо. Нож выбирал себе путь. Воин должен защищать родные стены. А если нет… Сталь огибала. Она рисовала силуэт. И враги в страхе… Однажды рука подвела. Дрогнула… А за стенами все слабые. И в страхе. Она доверяла. Меткие не палят по стенам. Защитить и сберечь. Однажды нож не воткнулся в дерево. Сколько же их… Он не оставил следа. И спартанские воины разрушили стены. Кроме одного. Она доверяла. Меткие стрелки… и нож, выбирающий… Он рисовал силуэт. Меткие. Здесь узоры. Публика была. Сколько их…
х
х
х
… Согласно распоряжению военного комиссара… Я обернулся. День сегодня будет хорошим. Потому что небо широкое. От девятнадцатого августа… сегодня девятнадцатое. Ровно три года назад. Тогда небо было другим. Как трудно. Свет и смута… и ничего не видно. Со всей ясностью заявляю… Клевета. А все равно ничего не видно. Молчать. Тогда, год назад, я ничего еще не знал. Ничего – это то, что будет. То, что уже было. Краски стерты, но я знаю, что они стерты. Или это наваждение… Ясное чистое утро. Небо, как в детстве. Студеное, чистое, юное. Отче наш… Приговариваю. Во имя Отца, Сына и Святаго Духа. Почему я не считал дни, не замечал? И ворогам нет счета, и тьма была повсюду… Да не тьма, а вода студеная, колосья желтые и небо красное. Почти как на рубахе… «Простите» – она целовала смущенно и жадно. Есть такое чувство жадности… когда все в последний раз. Я скоро вернусь. Я буду ждать. Я верю. В детстве дед рассказывал, что море – это такое же небо, только тяжелое. Ялта. Холодная, чистая, далекая. Бритвой по лицу. Я верил… и верю и верую. Во имя Отца. Гляди-ка , как твое небо рыбаки веслами бьют… Вы подлец.... это уже восемнадцать. От девятнадцатого августа… прощай. Настя. Уезжай… обещай, что уедешь! Милая, любимая, ласковая… забытая и вечная… а в глазах ничего, кроме глаз. Как небо… Дедушка, а если журавли улетают, значит где-то их ждут. Где-то радуются. Радуются, и палят, и кричат «ура»… и небо красное и чистое. День будет хороший. Не уберег, не спас, нет ее больше. Нет. Нет и не будет. От девятнадцатого августа. «да помолись пока, хлопец, что же мы, нехристи?» К расстрелу… Я люблю тебя. А я тебя. Рубаха… такая белая и грязная. Чем бы ее омыть?.. от девятнадцатого августа. Здесь лежит раба господня Анастасия. Неправда. Этого не может быть, чтобы эта плита была всем, что осталось. А после смута. Жестокая, бешеная, нечестная. Я буду тебя ждать, что бы ни случилось. А я вернусь, обещаю… слово офицера… А вы – подлец. Зато жить буду долго. Господи, спаси и сохрани… сохрани в сердце… то, что никто не сохранит. Не уберег. Простите, простите… Я люблю тебя… это так просто… как небо, как ветер, как море. Значит где – то
