История Дома Романовых глазами судебно-медицинского эксперта - Юрий Александрович Молин

часов боролся со смертью, и, хотя ничего не говорил, только беспрестанно стонал и руку левую (понеже между тем правая параличом отнята, ничего не действовала) на сторону метал… В четвертый же час пополуночи ноги не мог двигать и весьма оледеневать начал…» (Прокопович Ф., 1831). Небольшое помещение, где он умирал, было переполнено людьми. У стола, заставленного флаконами с медикаментами, понимая бесполезность своих усилий, хлопотали врачи. В душном полумраке комнаты, переполненном запахом лекарств и ладана, слабо мерцали огоньки лампад, освещая драгоценные оклады икон. Приближалось утро 28 января 1725 года. Около пяти часов грудь государя чуть заметно дрогнула и опустилась в последний раз – он перестал дышать. Мертвенная бледность покрыла ставшее удивительно спокойным окаменевшее лицо. «Все кончено!» – тихо сказал лейб-медик Блюментрост, двое суток не отходивший от постели своего государя и покровителя. Врачи констатировали окончание агонии – отныне Петр принадлежал не людям, а Богу и истории.

* * *

Позволю себе сделать небольшое отступление, несущее сведения об источниках получения объективных данных, которые затем использовались многими художниками, скульпторами, писателями, актерами для реконструкции особенностей внешности Петра Великого. В 1716 году флорентинец Бартоломео Карло Растрелли подписал договор на работу в Петербурге «для делания портретов из воску и в гипсе, которые подобны живым людям». Документ был рассчитан на три года. Однако Растрелли проработал в России двадцать восемь лет – до самой кончины. Приехал он вместе со своим сыном Франческо (спустя три десятилетия сын станет зодчим, которого будут называть королем петербургского барокко). Поначалу Бартоломео трудился над скульптурным украшением града, сооружал фонтаны для Петергофа, лепил фигурки персонажей басен Эзопа для Летнего сада. Мечтал он о том, чтобы вылепить из воска бюст Петра I. Но будет ли позировать ему царь? Однако приближенные уговорили Петра, и он согласился на создание своей «персоны» из воска. Самым трудным для скульптора оказалось лицо царя. Он долго бился над ним, стараясь уловить сходство, и рискнул просить Петра дозволения снять с него гипсовую маску. Растрелли предупредил царя, что технология будет болезненной. Петр подробно расспросил скульптора. Предстояло наголо остричь голову, сбрить брови и усы. Застывший гипс надо будет разбивать, то есть бить царя по голове. Подумав, Петр согласился. Его, любившего все новое, привлекла технология, которую предстояло испытать. В данном случае он был всего лишь объект эксперимента, к этому он относился так же, как и другие новаторы, не считаясь с неудобствами.

Петра усадили в кресло, руки привязали к подлокотникам, туловище – к спинке кресла. Нужна была полная неподвижность. Глаза залепили пластырем. Голову и лицо смазали гусиным жиром, сверху надели бочонок, то есть опалубку, укрепили на подпорках. В ноздри вставили трубочки, чтобы мог дышать, и все сооружение залили жидким гипсом. На рискованной операции присутствовали денщики Петра. Смотрели, чтобы чего-либо не случилось. Стоило, например, зажать трубочки – и царь мог задохнуться. Он был беспомощен, никакого сигнала не мог подать. Все молча ждали, пока гипс застынет. Наконец материал затвердел, отозвался стуком, понятным мастеру. Опалубку осторожно сняли. Принялись раскалывать белую тумбу, в которой заключена была голова императора.

Государь стойко терпел экзекуцию. Скололи, отлепили от лица фрагменты. Он не бранился, не жаловался, поблагодарил мастера, велел принести зеркало, рассмеялся на неузнаваемое свое обличье, на голову, неожиданно маленькую на плечистом теле великана. Копия получилась отличная. То была не маска, а полностью голова Петра. Круглая, лобастая, щеки одутловатые, губы сжаты, выражение силы, величественной, грозной, исходило от мертвенно-белого лица. Растрелли отлил две головы – одну отправил в Ватикан, вторую, после того как скульптор использует в работе, Петр распорядился поместить в Кунсткамеру. Прижизненная маска помогла Растрелли в работе над памятником императору.

После смерти Петра Растрелли сделал с покойного восковую «персону». Она сидит ныне в креслах в Эрмитаже. Петр одет в богатое платье, расшитое серебром. Костюм изготовлен был по случаю коронации Екатерины. Пунцовые чулки, на них серебряные стрелки, красивые пряжки на башмаках. Восковая «персона» несет на себе, по преданию, подлинные волосы государя (в жару, во время боевых действий на реке Прут, Петр остригся наголо и сохранил их). К этой работе скульптор приступил на третий день после кончины императора. Он снял маску с лица умершего. Затем сделал слепки с рук и ног Петра. Растрелли исполнил фигуру императора в дереве и воске. Деревянные руки в локтях, а ноги в коленях имеют шарниры, чтобы сгибаться и разгибаться. Лицо, стопы и кисти рук – из воска. От мертвого лица государя трудно отвести взгляд. Глубокие складки залегли у губ, между бровей, обозначились припухлости нижних век, будто знаменуя тяжкую думу, не оставлявшую его всю жизнь – думу о будущем России…

* * *

Со смерти Петра начался последний акт политической драмы. В Зимний дворец съехались его участники: сенаторы, президенты коллегий, церковные иерархи, генералы. Толпа возбужденно гудела. Вдруг наступила тишина – открылись двери, и к собравшимся быстро вышли Меншиков, Головкин, Макаров, а следом за ними появилась и сама императрица. Прерывающимся от рыданий голосом Екатерина объявила собравшимся ожидаемую весть – государь «отошел в вечное блаженство», оставив подданных сиротами. В этот момент она собрала всю свою волю, держалась мужественно и в конце своей краткой речи дала всем понять, что будет достойно продолжать дело императора, заботясь о подданных и благе страны, как Петр. Екатерина сделала все, что смогла в этой ситуации, и, поддерживаемая под руки придворными, покинула зал. Вперед вышел Меншиков и уверенно повел ночное заседание. Когда присутствующие узнали, что Петр, умирая, не оставил никаких распоряжений о наследнике, всех охватило волнение. В таком случае по традиции новый самодержец избирался общим собранием «государства» – так в России называли высших военных и гражданских сановников и иерархов Церкви. Подобное коллективное решение было невозможно для партии Екатерины – слишком много сторонников было у Великого Князя Петра. Поэтому Меншиков и его союзники стали убеждать присутствующих признать, что престол теперь попросту переходит ко вдове императора, которую Петр I весной 1724 года увенчал императорской короной. Спор ожесточался… И тут сработало «секретное оружие» партии Меншикова – подошли гвардейцы. Возле Зимнего раздался грохот барабанов, все бросились к окнам и увидели, как мелькают перед дворцом зеленые гвардейские мундиры, потом в зал вошли солдаты. Все предложения партии великого князя Петра тонули в приветственных выкриках гвардейцев в честь «матушки государыни» и угрозах «расколоть головы боярам», если они не подчинятся Екатерине. Улучив подходящий момент, Меншиков, перекрывая шум, громко крикнул: «Виват, наша августейшая государыня Императрица Екатерина!» – «Виват! Виват! Виват!» – подхватили гвардейцы. Все быстро и бескровно кончилось –