Седьмое евангелие от «ЭМ» - Франц Гюгович Герман

* * *

С первыми подснежниками на очередной планёрке райкома комсомола было объявлено, что весь актив уезжает на несколько дней на «Бузим» (база отдыха под Красноярском).

– Я не поеду, – сказал Семён после планёрки первому секретарю.

– Это приказ, Семён, – невозмутимо парировал Ярослав, – весь городской актив должен быть там.

– Да кому это надо? – не унимался Семён.

– Это ежегодное мероприятие проводится для того, чтобы комсомольские активисты города познакомились и получше узнали друг друга, – ты, как маленький, Семён.

«Бузим» – трёхэтажное здание – располагался в живописном лесном уголке недалеко от Красноярска. От Железнодорожного ракома было пять человек, от Комбайнового завода было человек десять. «Хоть в этом повезло», – подумал Семён, увидев старых заводских друзей. В первый же вечер все отчаянно напились. Потом был конкурс красоты на звание «Мисс Комсомол». Потом дискотека, котрая незаметно переросла то ли а какую-то игру, то ли в оргию под названием «Излови партнёра». Кто за кем гонялся то ли комсомольцы за комсомолками, то ли наоборот было уже непонятно. На утро в актовый зал собралась только треть приезжих. Секретарь горкома Николай Никитич, который в единственном лице сидел на сцене в центре стола президиума, объявил, что дальнейший распорядок дня огласит его зам. Из левой кулисы на нетвёрдых ногах и почему-то с магнитофоном на руках, вышел третий секретарь горкома. Совершил замысловатый винт около трибуны и скрылся в правой кулисе сцены. Николай Никитич улыбаясь проводил его взглядом и объявил, что после завтрака будут соревнования по футболу.

Забив третий гол, Семён ушёл с поля, потому, что ему надоело мисить мокрый снег. А узнав, что от кухни отправляется грузовик в город, покинул оздоровительный «Бузим» навсегда, так и не познакомившись с городским активом.

Дверь кабинета была заперта, а ключа в тайнике не было. Семён не носил ключ от кабинета в райкоме с собой, а прятал в укромное место, за плинтус. Взять ключ мог только один человек.

– Доктор, открывай – это Семён, – стукнул Семён кулаком в дверь. Через несколько минут послышался шум и дверь отворил заспанный Доктор.

– Уже вернулись, – пробормотала заспанная харя.

– Да ну их в пим дырявый. Ты что, пьёшь?

– Хлебнул чуток, – на столе стояла одна пустая и одна початая бутылка портвейна, – прими грамульку.

– Давай, только не здесь, здесь противно.

– А где?

– Да хоть у Марьи Васильевны.

– Не, я знаю где, – Доктор стал рыться по карманам и скоро извлёк на свет огромную связку ключей, – есть чудный уголок по соседству, никто не помешает.

Друзья взяли ещё вина и отправились, как говорил Доктор, на «дежурную точку».

– Где тут у меня Вера, – перебирал ключи в связке Доктор, – вот она, ненаглядная, – Доктор, как хозяин, отпёр дверь какой-то квартиры на первом этаже.

– Заходи, Вера в ночь сегодня, – пригласил Доктор и по хозяйски стал изучать содержимое холодильника.

Оказалось, что таких точек у Доктора несколько. Знакомясь с одинокими женщинами, Доктор представлялся страшно засекреченным агентом, который не может долго находиться на одном месте, а должен выполнять сложные и опасные задания в командировках. Он исчезал на несколько дней, но потом обязательно возвращался с гостинцами. Пел под гитару песни, рассказывал анекдоты и кое-что докладывал из страшных историй, которые приключились во время выполнения последнего задания. А женщины верили ему и доверяли ключи от своих квартир.

Уже изрядно захмелев, Доктор вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшую записную книжку и показал Семёну.

– Джентельменский, так сказать, список, как у Пушкина, – протянул он книжку Семёну. В книжке были пронумерованные инициалы. Ни имён, ни фамилий, только инициалы, в количестве шестидесяти двух или трёх записей. Семёну стало обидно за женщин: «как крупнорогатый скот, по головам считает», – подумал он.

– Многие буквы уж и не помню, кто такие, – грустно молвил Доктор.

Когда вечером Семён уходил, Доктор уже крепко спал на Диване. На прощанье он взял с собой книжечку Доктора и, выйдя на улицу, выбросил её в отверстие сливной канализации.

* * *

На летнюю сессию Семёну полагался оплачиваемый отпуск.

– Не могу я его подписать, – говорил Ярослав, – ты забыл – городской конкурс профмастерства будет у нас, на ЭВРЗ. Это же твоё направление. Если что, с нас же будут спрашивать.

Семён всё равно с утра ходил на лекции в свой институт, а потом носился по предприятиям и заводам района, подбирая участников готовящегося конкурса. На ЭВРЗ (Электровагоноремонтный завод) Семён попросил показать ему «законсервированные» паровозы. Действительно, было такое депо. Паровозы стояли, сверкая чёрной и красной краской, как новенькие. Рассказывали, что время от времени паровозы покидали своё депо и совершали небольшие поездки в окрестностях Красноярска.

– Слава, отпусти меня, не могу я, – говорил Семён спустя несколько недель после конкурса.

– Знамя, – коротко, но многозначно произносил Ярослав, показывая пальцем на пустой угол своего кабинета. Это означало, что когда переходящее знамя победителя соцсоревнования горкома комсомола будет у Железнодорожного райкома, тогда и поговорим. Самому Ярославу это знамя давало хороший шанс на переход на работу секретарём в райком партии.

Семён отправился к своему старому корешку ещё по комбайновому заводу в горком комсомола.

– Олег, как получить это чёртово знамя?

– Да очень просто, – спокойно отвечал инструктор горкома, – когда будем подводить итоги, я тебе звякну. Придёшь ко мне с бланками отчётов, только не заполняй их. Посидим, посмотрим отчёты других районов, потом твои заполним так, чтобы показатели твои были чуть чуть выше остальных и – знамя твоё. Точно решил уходить?

– Точно. Не моё это.

– А куда пойдёшь?

– На завод вернусь.

– Кем? Партсекретарём какого-нибудь цеха?

– Нет, на вычислительный центр попрошусь.

Одним из направлений работы в райкоме у Семёна было формирование отрядов на комсомольские стройки города, края и союза. А медот был один: ездить по предприятиям и произносить пламенные речи. Семён понимал, да и все понимали, что этот метод был просто абсурдным – ну кто будет агитировать увольняться своих же комсомольцев, чтобы ехать чёрт знает куда с родного предприятия и насиженного места. И Семён применил запрещённый приём. «Пламенная» речь была растеражирована на ротаторе во множестве экзесплярах. Адрес Семён дал свой – райком ВЛКСМ. Вечером Тамара наварила клейстера и они вместе с Семёном залепили этими листовками все столбы автобусных и тролейбусных остановок. Больше всего листовок было расклеено прямо на железнодорожном вокзале. Молодые люди приезжают из деревень в краевой центр в поисках работы и новой, лучшей жизни, а здесь прямо в лоб призыв и райком в двух шагах.

Семён сам не ожидал, что случится такой наплыв желающих. Тут же выдавали комсомольские путёвки, а кому-то и комсомольский билет задним числом. На днях позвонил корешок из горкома, а ещё через неделю Семён саморучно водрузил знамя в углу комнаты первого