Между Явью и Навью - Мазин Александр Владимирович

Горбун исполнил приказ: стянул с шеи жреца цепь, покосился на Ивана – что за странное такое приказание? – но поднес к губам и дунул изо всех сил.

Веягор прянул вбок, толкнув плечом Гаврилу, и оба они повалились на траву. Миг ничего не происходило, и даже Иван уже поверил в обман, как вдруг налетел такой ветер, что истошно затрещали деревья и огонь метнулся на разбойников, сгрудившихся у котла. Пламя охватило их мгновенно, а Крив упал замертво с широко распахнутыми глазами.

Стрибог забрал его.

Бесшумно вылетела из чащи сова, вцепилась в веревки на руках Веягора и разорвала их. Жрец вскочил, бросился к мертвому, выхватил рог из скрюченных пальцев. Вокруг неистово кричали обожженные разбойники: кто валялся по земле, пытаясь сбить огонь, кто бежал к воде. Пахло палеными волосами и жареным мясом.

Веягор, подхватив рог, поднял голову и увидел, что Иван натянул тетиву, а на ней – стрелу в кровавом оперении. Жрец взмахнул рукой, и невообразимой траекторией заговоренная стрела пролетела сквозь костер, сразив одного из еще живых разбойников.

Иван настолько изумился, что не сразу потянулся к колчану, а Веягор, рывком подняв Гаврилу на ноги, бросился от огня в лес. Они петляли как зайцы, жрец на ходу шептал молитву, и под натиском ветра падали за их спинами сухие деревца. Но Иван, похоже, и не собирался преследовать – стемнело, а собак он не держал, как тут найти двух беглецов в одиночку?

Веягор же чувствовал, как разрывает грудь и что надо остановиться. Земля резко подошла под уклон, затормозить не успели – и полетели кувырком в овраг, прямо к журчащему ручью. Напились из ладоней взахлеб, умылись ледяной водой и там же, у ручья, повалились на палую листву. Веягор зашелся в кашле, мечтая провалиться в сон. Но все слушал и слушал – не шуршат ли шаги, не движется ли кто-то к ним. Лес убаюкивал тихим шелестом и уханьем сов. И Веягор поддался ему.

Очнулся оттого, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Открыл глаза – уже светало. Гаврила смотрел на него испуганно, но молчал. И тогда Веягор услышал: кто-то ходил рядом. Кто-то тяжелый и медленный. Ветки с хрустом разламывались под его весом. Веягор застыл. Не так уж много оставалось предположений, а когда раздался хриплый рык, жреца пробил холодный пот. Медведь пробирался по краю оврага, а за ним показались – Веягор задержал дыхание – трое медвежат.

Мать пока не заметила людей, но их запах скоро донесется и до нее. Что она решит? Станет ли защищать детенышей? Или пройдет стороной?

Веягор закрыл глаза, одними губами повторяя молитву. Слишком много просил за последние сутки и ни разу не принес достойной жертвы. Кашель рвался из груди, и во рту стало солоно. Но ветер встрепенулся, погнал человеческий дух вниз по оврагу, не давая подняться.

Медведица коротко рыкнула на заигравшихся медвежат и развернула их в чащу.

Веягор слепым взглядом уперся в небо. Когда принимал амулет из рук монаха, когда соглашался на долгую дорогу в Киев, и подумать не мог, что все так обернется. Что скрываться будет не от наемников Буреглава, а от клятого колдуна, умельца по морокам. Он не отступится, не таков человек. И надо уходить, быстрее, дальше.

– Я подумал, – прошептал Гаврила, – что медведь тоже – ненастоящий. Как разобрать, взаправду он или нет?

Веягор сел, размял горящие огнем плечи. Ответа он не знал, но не сомневался, что зверь был самый что ни на есть взаправдашний. Прислушался, но медведица ушла, а солнце приподнялось над горизонтом.

Занимался новый день.

Чуть пройдя вниз по ручью, Веягор вновь остановился: в груди нестерпимо резало, Стрибог требовал благодарности за птиц и за распаленный огонь. Жрец возложил рог перед собой, велел Гавриле отыскать камень с острым краем – оружия у них не осталось, Иван пояс забрал.

Камнем долго не удавалось рассечь загрубевшую кожу. Медленно-медленно засочилась кровь из рваной раны. Веягор сдавил кулак: упавшая капля зашипела на серебре. Ишь как зол! Жрец сжимал и разжимал ладонь, кровь пошла быстрее. Гаврила смотрел на него с ужасом, но вслушивался в шепот и повторял слова, стоя рядом на коленях.

Долго носились голоса в голове у Веягора, оглушали хохотом. Жрец закашлялся, сплюнул на траву кровь. В капище он был одним из десятка и требу вел нечасто, а после мог отлежаться в почивальне. Теперь же на отдых времени не осталось, а Стрибог жаден и неуступчив. Умолять его бесполезно.

Сверху неожиданно порхнула птаха, маленькая и пестрая, хотя Веягор ее не звал и вообще о птицах не думал. Но пичуга села Гавриле на плечо, покрутила маленькой головкой и перелетела на раскидистый куст впереди, явно дожидаясь путников.

– Я попросил дорогу к деревне указать, – признался Гаврила под строгим взглядом жреца.

Веягор хлопнул его по плечу, а про себя изумился: быстро мальчонка учится.

– Про цену не забывай. – Жрец показал ему разбитую камнем ладонь.

Гаврила кивнул, но видно было, как он горд собой.

Когда раздался тихий музыкальный свист и скрип колес, Веягор сперва не поверил себе. Однако судьба над ними сжалилась: птаха, порхая впереди, вывела их к дороге, плохонькой, ухабистой, но ведущей же куда-то. По дороге катилась, подпрыгивая на вздыбленных корнях, телега, которой правил сгорбленный мужичок.

– Эй, добрый человек! – окликнул его Веягор. – Далеко ли до деревни?

Коробейник натянул поводья, остановив лошадь. Обернулся. Лицо у него было доброе, ясное, в глубоких морщинах.

– А вы откуда взялись? – изумился он. – Да еще в таком виде! А ну, полезайте в телегу, довезу вас, а то ведь окочуритесь на полпути.

Они послушно забрались поверх котомок и бочонков. Коробейник, разглядев их получше, поцокал языком и вытащил из сумы ломоть хлеба.

– И что с вами приключилось? Никак медведь напал? Они тут во время гона, бывает, лютуют, могут и человека задрать.

– Иной человек хуже зверя, – буркнул Веягор.

– А за вами погони нет? – забеспокоился коробейник. – У меня сынок давеча родился…

– Нет погони, – сказал жрец, сам не зная, соврал или нет.

Всю дорогу коробейник болтал без умолку: и о сыне, и о красавице жене, и о сапогах, которых вез с собой пять пар на продажу. Верстах в трех от деревни дорога круто изгибалась и шла вверх. Веягор к тому времени задремал, разморенный солнцем. Поэтому, когда повозка встала, не сразу сообразил, что стряслось.

Дорогу завалило упавшим сухостоем. Дерево перегородило путь от края до края, и неизвестно, что было бы проще: оттащить его в сторону или перенести телегу на руках. Коробейник спрыгнул с повозки, подергал преграду за сучья, взглянул на Веягора с мольбой. Жрец поднялся, хотел было предложить помощь, но осекся на полуслове.

С двух сторон на дорогу вышли два дюжих воина – не те грязные разбойники Ивана, которых ночью выжгло, нет, эти были при заточенных топорах и луках, в кольчуге и аккуратной одеже.

– Эй, мо́лодцы, не поможете ли с телегой? – спросил у них простодушный коробейник.

Они не пошевелились, пристально глядя на Веягора. Ждали? Но чего?

Вскоре стало ясно – кого. Сбоку на дорогу вышел человек в льняном платье с красной оторочкой и ожерельем из птичьих черепов на груди. Он не носил кольчуги и не имел щита, но Веягор не решился бы в него стрелять.

– Здравствуй, Ясновей, – первым приветствовал его Веягор.

– Здравствуй, – невесело ответил тот. – Знаешь уже, почто я пришел?

Веягор огладил рог на груди.

– Убивать тебя указания нет, – продолжил старый жрец. – Буреглав – человек праведный.

– Тать он, – отрезал Веягор. – Если человек чужое силой забрать хочет, он – тать – вот и весь разговор.

Ясновей тяжело вздохнул. Охранники сблизились с ним, перегородив дорогу. Коробейник, застигнутый с открытым ртом у поваленного дерева, присел на корточки и закрыл голову руками. Бежать бы ему, да товар с кобылой, видно, пожалел. А может, оторопел от ужаса.

– Вижу, нет у тебя оружия, – продолжил Ясновей. – И потрепало сильно. Не воин ты, Веягор, не сдюжишь. Отдай по-хорошему, и клянусь, никто тебя не тронет. Ты ведь хороший жрец, найдешь себе место и прокорм. А нам всем спокойнее будет.