История Древнего Рима в биографиях - Г. Штоль

Имя Кв. Фабия упоминается первый раз в 331 г., когда он был эдилом. Этот год ознаменовался необыкновенной смертностью, которую приписывали дурной погоде. Но вот однажды к эдилу Фабию пришла женщина, вызвавшаяся объявить причину этого бедствия, с условием, что ей гарантируют полную безопасность. Эдил доложил об этом сенату, и тогда рабыня открыла, что знатные женщины варят яд и отравляют им своих мужей и родственников, и прибавила, что виновных можно поймать на месте преступления. Действительно, посланные вместе с ней застали двадцать женщин за приготовлением разных зелий и привели их с поличным на форум. Так как они утверждали, что эти снадобья совершенно безвредного свойства, то народ потребовал, чтобы они выпили их. Требование это было тут же исполнено, и выпившие умерли на месте. Вслед затем было открыто еще 170 женщин, занимавшихся таким же производством; всех их казнили. Сенат взглянул на все это дело, как на предзнаменование общественного бедствия, и для искупления греха, а равно для уничтожения в сердцах таких преступных склонностей решил вбить священный гвоздь через посредство назначенного специально для этой цели диктатора.

В 324 г., как нам уже известно, Фабий одержал при Имбриниуме блистательную победу над самнитянами и за это едва-едва избежал казни по приговору диктатора Папирия; затем, в 322 г., когда, по свидетельству Цицерона, он был еще очень молод, народ, относившийся к нему с большой симпатией, избрал его консулом. Между тем как в этом году диктатор Корнелий Арвина и его magister equitum М, Фабий Амбуст вели войну в Самниуме и одержали победу в кровопролитном сражении, Фабий, вероятно вместе со своим товарищем Л. Фульвием, счастливо воевал в Апулии и восточной части Самниума. Он взял апулийский город Луцерию, который вскоре после кавдинского несчастья снова перешел на сторону самнитян, отнял у этих последних и у апулийцев 81 местечко и положил на месте 21 тысячу человек из неприятельского войска. Эти успехи римского оружия поставили самнитян в такое положение, что они согласились выдать римлянам своего полководца Брутула Папия и стали искать мира на каких бы то ни было условиях.

В следующие годы война между римлянами и самнитянами шла с переменным успехом: на долю первых выпал кавдинский позор, Папирий заставил вторых поплатиться за него кровью, но самнитяне с несокрушимым мужеством продолжали сражаться. Так наступил 315 г. В то время как римские войска стояли в середине Самниума или в Апулии, т. е. очень далеко от Рима, самнитяне составили смелый план отрезать римлян от Кампании занятием Лаутульского ущелья и перенести войну в Лациум. Они оставили свое войско на виду у консулов и двинулись со всем резервом к Лаутуле. В этом опасном положении римляне назначили диктатором Кв. Фабия. Он избрал своим magister equitum Кв. Аулия Церретана и, набрав новое войско, пошел к Лаутуле, но здесь потерпел значительное поражение. Военачальники не могли удержать своих солдат от бегства, и Аулий, чтобы не пережить этого позора, бросился в ряды неприятелей и погиб под их мечами.

Ливий, которому всегда тяжело сознаваться, что римлян постигло бедствие, и который, в этом случае, вероятно, следуя анналисту Фабию, очевидно, становится на сторону Фабия, называет это поражение нерешенной битвой и рассказывает о победе, будто бы одержанной диктатором немедленно вслед за ней. По его словам, самнитяне, после сражения при Лаутуле, окружили Фабия и его войско со всех сторон, но он, зажегши свой собственный лагерь, не только победоносно пробился сквозь неприятельские ряды, но, кроме того, соединившись со своим братом К. Фабием, подоспевшим к нему со свежими войсками и напавшим на неприятеля с тылу, разбил самнитян наголову и взял и ограбил их лагерь. Но есть полное основание думать, что эта победа выдумана семейством Фабиев для того, чтобы загладить позор поражения.

Лаутульское несчастье имело последствием отпадение от Рима многих городов в Кампании, на берегах Лириса и в Лациуме. Рим очутился в очень опасном положении, но именно во время бедствия проявляются во всем своем блеске величие и энергия римлян. Не прошло после этого и нескольких лет, как они уже снова владели отделившимися городами и принимали меры к тому, чтобы закрепить их за своим государством еще сильнее, чем прежде. С тех пор как римляне успели оправиться от поражения при Лаутуле, самнитяне начали, по-видимому, отчаиваться в возможности одержать окончательную победу. Постоянные войны все более и более усиливали их ненависть к Риму, но в то же время все больше и больше истощали их силы. Но вот с 312 г. загорелся для них луч новых надежд. В этом году оканчивалось сорокалетнее перемирие, заключенное в 351 г. между этрусками и римлянами, и первые стали уже готовиться к войне; очень может быть, что самнитские эмиссары ездили по этрусским городам и обращали их внимание на опасность, грозившую со стороны Рима всем итальянским народам. Римляне рассчитывали, что этруски выступят против них уже в этом году, и деятельно готовились к войне; но только через год (в 311 г.) армия всех этрусских городов, за исключением Аррециума, появилась перед Сутриумом, римской крепостью в южной Этрурии. Частые и кровопролитные схватки под ее стенами оканчивались большей частью не в пользу римлян; наконец в 310 г. Кв. Фабий Руллиан, избранный во второй раз консулом, дал войне иной оборот и блестящими победами смыл пятно Лаутульского поражения.

Фабий, со своим товарищем К. Марцием Рутилом, пришел к Сутриуму, где его ожидала этрусская армия, значительно превосходившая римскую численностью. Этот количественный недостаток Фабий возместил удачным выбором позиции на скалистом и усеянном камнями возвышении. Этруски тотчас же двинулись против него и, полагаясь на свое численное превосходство, устремились в битву с такой горячностью, что побросали все свое вооружение и обнажили мечи для рукопашной схватки. Но римляне метнули в них с вышины таким огромным количеством камней, что они остановились в смятении и испуге. Взобраться наверх для рукопашной схватки было совсем не так легко, а оружия для того, чтобы сражаться издалека, у них не было. И они стояли под неприятельскими ударами, без всякого прикрытия, без всякой возможности обороны. Часть их уже начинала отступать, когда две передние линии римского войска кинулись на этрусков с бешеными криками и обнаженными мечами и обратили в стремительное бегство. Многие тысячи этрусков пали в этой битве, и в руки неприятеля попало тридцать восемь знамен. Так как в это же время самнитяне опустошали Aпyлию, то консул Марций должен был двинуться против них, и Фабий остался единственным распорядителем войны в Этрурии. Для подкрепления этрусского войска, стоявшего перед Сутриумом, пришли новые силы. Чтоб оттянуть их отсюда, Фабий составил смелый план – перейти из оборонительного положения в наступательное и вторгнуться в Верхнюю Этрурию, которая до тех пор оставалась почти неизвестной римлянам вследствие различия в языке и неудовлетворительности путей сообщения. Для осуществления этого намерения Фабию предстояло пройти дикий Циминийский лес (горы Витербо), пограничный горный хребет между римской землей и Этрурией; по словам Ливия, эта местность могла в то время сравниться дикостью и непроходимостью с германскими лесами, и даже ни один купец не проникал до того времени в эту пустыню. Если это описание и преувеличено, то предприятие Фабия во всяком случае было опасным риском. Проигранное сражение по ту сторону гор неизбежно должно было повлечь за собой гибель всего римского войска.

Но прежде чем выступить в этот рискованный поход, Фабий отправил своего брата вперед на рекогносцировку. Этот брат провел детство в городе Цере, находившемся в то время в дружественном союзе с Римом, и потому знал этрусский язык. В сопровождении только одного раба, тоже говорившего по-этрусски, пустился он в путь. Оба они были переодеты пастухами, несли в руках земледельческие орудия и по два галльских метательных копья и собирали сведения о свойстве почвы, о передовых и замечательнейших личностях между тамошними народами. Так дошли они до умбрийского города Камерса, который, как можно предположить, находился вблизи Клузиума, к западу от Тибра. От имени консула Фабий заключил здесь с камертинцами дружественный союз и получил от них обещание, что когда римское войско явится в эту местность, то найдет к своим услугам запас съестной провизии на тридцать дней и вооруженных камертинских умбров.

Получив от брата эти сведения, консул тотчас же выступил в поход. С наступлением ночи он выслал вперед в лес обоз и легионы, а сам с конницей остался, и на следующее утро, чуть рассвело, стал разъезжать взад и вперед перед неприятельскими аванпостами, чтобы отвлечь их внимание от выступившей армии. Через некоторое время он возвратился в свой лагерь и, незаметно для неприятеля, выехал в другие ворота и нагнал свое войско, прежде чем наступила ночь. На следующее утро он уже был на возвышенностях Циминийского леса, откуда открывался вид на богатые нивы Этрурии, которые столь долго щадила война. Войско спустилось вниз и расположилось лагерем в долине. Отправленные по разным направлениям отряды завладели богатой добычей и без труда изрубили сбежавшиеся толпы этрусских поселян, попытавшихся оказать им сопротивление.