Зло вчерашнего дня - Нина Стожкова

— Мама, я хочу домой. Я соскучилась. Хочу видеть вас. Всех-всех! В Москву! В Москву немедленно! Скоро мы увидимся!

— Нет, — вдруг громко и отчетливо заявила мать, словно отвечала на вопросы ЕГЭ и проговаривала ответы вслух, чтобы не ошибиться. Люся сделала паузу и повторила еще раз: — Нет! Даже не думай! Ты останешься в Париже настолько, насколько это потребуется. Отец вышлет денег, об этом не волнуйся.

Катя опешила. Такого поворота событий она не ожидала. Девушка была уверена на все сто, что мать обрадуется ее звонку и скорой встрече.

— Кому потребуется? — возмутилась девушка. — Почему ты не хочешь меня видеть? Что там у вас опять случилось?

— Ох, если бы знать! — пробормотала мать. — Доченька, умоляю, не приезжай! У тебя виза на месяц! Ты так давно мечтала о Париже! В общем, Катерина, не дури! Слушайся мать! Сколько девчонок хотели бы сейчас оказаться во Франции! Гуляй, развлекайся, ни о чем не думай. Ты, кажется, о любви говорила. Ну и как там, в Париже, с любовью?

— Пока никак, — честно призналась Катя.

— Немедленно закрути роман! — потребовала мать.

Катерина чуть с кровати не упала. Раньше ей постоянно внушали, что в ее возрасте главное — учеба. Мол, первым делом, первым делом — все предметы. Ну а мальчики? А мальчики — потом… Но мама, не дав ей опомниться, продолжала:

— Ты поняла меня? Короче, Катька, делай что хочешь, развлекайся как хочешь, только не возвращайся домой! Сегодня же пойди в агентство и продли путевку.

— Мама, ты можешь сказать, в конце концов, что случилось? — встревожилась Катерина. — Мне страшно.

— Если бы я знала, — вздохнула Люся и продолжила почти шепотом: — Не будем об этом. А пока — слышишь, дочка? — оставайся в Париже. Если хочешь, чтобы я спала спокойно.

— Ну ладно, мам, раз ты просишь, попробую… — растерянно пробормотала Катерина. Она выключила телефон и вскочила с кровати. Сон слетел с нее, как легкое французское одеяло. Мать явно что-то скрывает! Катя не помнила, когда мамин голос в последний раз был таким взволнованным. Наверное, когда папа попал в аварию. Но ведь все обошлось? И с дядей тоже все закончилось благополучно. И с маминой ногой. Чего же она тогда боится? Давненько мама не уговаривала ее развлечься. Ну что же, она послушная дочь. Велено развлекаться — будет развлекаться, тем более что предки денежки вышлют. Похоже, жизнь опять становится интересной!

И Катерина, натянув красный льняной сарафан и нахлобучив белую соломенную шляпку, помчалась на свидание с опостылевшим Парижем.

Жизнь в загородном доме Викентия Модестовича после всех невеселых событий вошла в прежнее русло. Валерия, усердно выполняя задания семинара «Пять языков любви», работала с патриархом над его воспоминаниями. Марианна Лаврентьевна прогуливалась по саду, строила планы, как справиться с коварным начальником управы, и подбивала на борьбу с ним осторожного Михаила Соломоновича. Правда, тот не особенно сопротивлялся. За этой женщиной Михаил Соломонович был готов войти хоть в клетку к тигру, не то что в кабинет к какому-то чиновнику средней руки.

Церковный староста через пару дней после «велосипедной истории» привез из Москвы отца Геннадия, чтобы тот освятил дом и участок. Марианна Лаврентьевна, в душе не одобрявшая «церковную номенклатуру» и «посредников», как она язвительно именовала священников, на этот раз благоразумно промолчала. Она с интересом исследователя наблюдала, как отец Геннадий кадил в доме и вокруг него, читал молитву. Марианна Лаврентьевна считала все это в лучшем случае сеансом психотерапии, в худшем — бесполезной тратой времени. Но в этот раз с удивлением заметила: раздражение отступает, а в душу проникает спокойствие.

Викентий Модестович поглядывал на отца Геннадия без особенного трепета, вспоминал про себя язвительные реплики старика Вольтера.

Но не все обитатели дома были настроены скептически. Люся истово и сосредоточенно молилась вместе с батюшкой. Просила Бога, чтобы с ее самыми дорогими людьми ничего плохого не случилось. Гарик, Василий и Олеся истово крестились и верили, что с Божьей помощью все как-нибудь обойдется.

Поначалу никто не заметил, как бледная, словно королевская лилия, Серафима тихо вышла из дома. Одета она была непривычно скромно — в темно-синюю длинную юбку в мелкий цветочек и закрытую серую кофточку, на голове девушки была повязана черная косынка. Поразительно изменился не только наряд Серафимы. Выражение ее прекрасных глаз тоже было новым — не победительным и кокетливым, а грустным и сосредоточенным.

Серафима дождалась, когда отец Геннадий завершит обряд, тихонько подошла к нему, пошепталась со священником, и вскоре гость и девушка удалились в беседку и надолго там уединились.

Лина пошла прогуляться по деревне. Постоянное соседство многочисленных, пусть милых и приятных людей слегка утомило ее. Все-таки Лина привыкла жить одна и быстро уставала от активных и шумных обитателей домика на горке. Хотелось немного побыть в одиночестве, отвлечься хотя бы на полчаса от Люсиных проблем, в тишине спокойно подумать об «Утятах».

Прежде Лина каждый день летела к «Утятам» как на крыльях. Радость от встречи с талантливыми детьми и взрослыми, желание поскорее попасть в светлый мир музыки, непохожий на жизнь за окном, наполняли ее энергией. Но теперь…

Что она скажет педагогам и родителям учеников, а главное, где возьмет деньги? ТАКИЕ деньги?

Лина помедлила, сделала глубокий вдох, достала из кармана джинсов мобильник. Она вызвала из памяти хорошо знакомый номер и на секунду замерла, когда в трубке отозвался приятный баритон.

— Иван Михайлович… — замялась она, потом глубоко вдохнула и наконец решилась: Я не знаю, где брать деньги, — прошептала Лина в телефонную трубку, стараясь, чтобы голос предательски не дрожал.

— Где я брал, там и ты бери, — спокойно ответил дружелюбный голос на другом конце трубки.

— Как же так! Ведь это вы забрали деньги у детей и педагогов! — Лина усилием воли заставила себя говорить почти спокойно.

— Вот и ты у кого-нибудь возьми, — невозмутимо ответствовал Иван Михайлович. — А как ты, Лин, хотела: закон сохранения денег в природе! — хохотнул он и отключился.

Лина автоматически сунула трубку в карман. Заколдованный круг! Михалыч ушел в глухую несознанку. Узнать бы, куда сбежал этот Кудеяр-атаман… Может, и на него найдется управа? Или… глава управы?…

Лина набрала номер всезнающей знакомой и, стараясь говорить нейтральным голосом, словно диктор новостной программы, спросила:

— Наталья Анатольевна, вы, случаем, не знаете, куда ушел наш дорогой Иван Михайлович?