Курс на юг - Борис Борисович Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По-настоящему Сережа очнулся в тесной клетушке, которую, осмотревшись, опознал как карцер на военном корабле. Все признаки были налицо: отсутствие окон, откидные, на цепях, койки, на одну из которых брошено шерстяное одеяло. На полу – кувшин с водой и кружка, дверь с высоким порожком-комингсом окована листовым железом и украшена зарешеченным окошком. И главное: легкое покачивание пола – нет, палубы! – под ногами и шум волн за переборкой.
Значит, он в плену. И держат его в одиночной камере – видимо, других офицеров чилийцам выловить из воды не удалось. Что ж, в этом имеются свои преимущества: есть время обдумать свое незавидное положение…
Ситуация прояснилась довольно скоро. Засов на двери лязгнул, и на пороге возник чилийский унтер-офицер в сопровождении вооруженного карабином матроса. Пленнику предложили – вежливо, видимо, из уважения к офицерской форме – следовать за конвоирами.
После недолгого путешествия по узким подпалубным переходам Сережа оказался в просторной каюте, обстановка которой, и в особенности распахнутая дверь, выводящая на кормовой балкон, напомнила ему адмиральский салон броненосного фрегата «Герцог Эдинбургский», на борту которого ему не раз случилось бывать во время американского похода эскадры Бутакова.
Хозяин каюты, Гальварино Риверос Карденас, командующий чилийской эскадрой, оживился, узнав, что перед ним один из тех русских моряков, которые привели перуанцам подмогу. Скрывать очевидное смысла не имело. Сережа подтвердил что он – старший лейтенант Российского императорского флота в отставке, в настоящий момент состоящий на перуанской службе. На вопросы, касающиеся как прибывших из Северо-Американских Соединенных Штатов кораблей, так и планов перуанских военных, отвечать решительно отказался. Впрочем, Риверос особо и не настаивал.
– Мы, чилийцы, – культурная нация и понимаем, что такое законы чести, – заявил командор с таким пафосом, что Сережа едва сдержал усмешку.
Хотелось спросить этого напыщенного индюка, как соотносится цивилизованность его соотечественников с кровавой резней, которую они учинили индейцам племени мапуче, о которой много писали газеты в Кальяо? Но сдержался: во-первых, перуанцы, чью форму он носит, тоже далеко не образчики гуманизма, во-вторых… потом. Сейчас не время.
– Ваша атака нанесла броненосцу довольно серьезные повреждения, – продолжал командор. – Но перуанский флот дорого за это заплатил и теперь не способен к активным действиям. Поэтому я решил вернуть «Бланко Энкалада» в Вальпараисо для ремонта. Вы отправитесь вместе с ним.
Что ж, Вальпараисо так Вальпараисо. Сережа спросил только о судьбе других членов команды «Алаи», и командор охотно ему ответил:
– Ваши люди также содержатся на «Бланко Энкалада», их жизни ничто не угрожает. По прибытии в Вальпараисо все они будут заключены в крепость как военнопленные до окончания боевых действий, как того требуют законы войны.
По пути обратно (уже не в карцер, а в отведенную ему каюту) Сережа лихорадочно пытался припомнить: что такого важного он слышал о крепости в Вальпараисо? Было ведь, и совсем недавно…
Озарение пришло, когда за ним захлопнулась дверь. Ну конечно! Адъютант, с которым он познакомился на совещании у Грау! Родриго Гальвес, кажется? В разговоре с Сережей лейтенант упомянул, будто его старший брат состоит на чилийской военной службе, и не кем-нибудь, а комендантом той самой крепости, в которую Сережу, судя по всему, вскорости и определят.
Молодой человек приободрился. Если он ничего не напутал, тогда, возможно, это шанс. Правда, как его использовать, пока неясно, но время есть. Он наверняка что-нибудь придумает.
Ноябрь 1879 г.
Чили. Вальпараисо. Где-то в порту
– Ты еще смеешь мне лгать, ничтожный ублюдок?!
От удара в челюсть Мануэль отлетел в угол комнаты – отлетел, свалился кулем тряпья и замер. Характер у англичанина был тяжелый, а рука крепкая. Может и до смерти забить, верно говорил тот однорукий барон…
– Чего разлегся? Встать, грязная скотина!
Аргентинец завозился, поднимаясь на колени.
Новый пинок в бок, предназначенный добавить избиваемому энтузиазма.
– Хватит уже там копаться, La mierda del toro!
«Сам ты бычье дерьмо…» – хотел огрызнуться Мануэль. Но вовремя прикусил язык – ребра свои, не казенные…
Англичанин вызвал его на встречу в знакомый припортовый кабачок. Предложил пойти за ним в некое укромное место для важного разговора. Мануэль сразу заподозрил неладное, но отказаться не решился и последовал за нанимателем.
Бертон не обманул. Важный разговор состоялся – начался он с обвинения в предательстве и продолжился жестоким избиением, сопротивляться которому аргентинец даже не пытался. Себе дороже.
– Ты рассказал русским обо мне?
– Сеньор, клянусь плащом Девы Марии Гваделупской, я не хотел! Меня схватили, когда я шел на встречу со своим человеком, затащили на пароход и стали жестоко избивать. Я был вынужден…
Удар в лицо – страшный, ослепляющий. Рот наполнился кровью и осколками зубов.
«…Ну, сabron[17], ты мне за это ответишь… потом…»
– Это они приказали не сообщать мне, что «Луиза-Мария» собирается покинуть порт?
– Sí, сеньор! Они угрожали, что убьют меня, если ослушаюсь…
– Что ты несешь, baboso? Как бы они могли тебя убить, если их уже не было в городе?
– Нет, сеньор, я не совсем болван! Я хотел пойти к вам и во всем признаться, но подумал: а вдруг они оставили в Вальпараисо своих головорезов? Вы не видели их, сеньор, такие способны на любые зверства…
Он сжался в ожидании нового удара, однако его не последовало.
– И что, они действительно кого-то оставили?
– Sí, сеньор, но не сразу. Их люди высадились на берег недалеко от города на рыбацком баркасе, сразу после того как «Луиза-Мария» покинула порт. Мой человек навел справки и нашел тех, кто видел, как они подходили к берегу. И даже того, кто продал им этот баркас!
– И много их было?
– Я точно не знаю, но судя по размерам баркаса, около дюжины. Больше там не поместится.
– Ладно… – Бертон на несколько секунд задумался. – Мне следовало бы прикончить тебя за предательство, но я, пожалуй, повременю. Подберешь полтора десятка головорезов, таких, чтобы могли справиться с кем угодно. Затаись вместе с ними где-нибудь в городе и жди, когда понадобишься. Все ясно?
– Конечно, сеньор! – обрадовался Мануэль. – Мы должны будем их перерезать?
– Придет время – узнаешь. Оружием я вас снабжу.
Чернявый с готовностью закивал. Кажется, сейчас его убивать не будут.
– Вот тебе сорок… нет, тридцать песо, и vete al infernо![18] И не вздумай снова меня подвести или хотя
