Верните женщинам гаремы - Олесь Бузина

Наконец Асандр кончил, переводя дух, и Левкиппа бессильно упала на ложе.

Крепкие мужские руки приподняли ее и опустили на постель. Асандр чувствовал жалость к насладившей его женщине и одновременно гордость за то, что он победил ее. Он налил в плоскую чашу вина, отпил сам немного и напоил любовницу, поддерживая ей голову ладонью. Левкиппа облегченно вздохнула и откинулась на подушку. Асандр лег рядом.

Так они лежали довольно долго, отдыхая, но не спали, и вот женщина величественным жестом отбросила простыню. Светильник уже потух, поздняя луна купала в лучах ее тело. Вновь властность вернулась к Левкиппе, и она прошептала любовным и одновременно царственным шепотом: «Еще!» и потянула на себя Асандра.

Предутренняя любовь их была целомудренна. Юноша ощутил под собой отдохнувшее прохладное женское тело, и тихая нежность овладела им. Он целовал Левкиппе плечи, прекрасную свежую грудь, любовники сливались в звонких юных поцелуях, сжимали друг друга в объятиях, стремясь отдалить высшую минуту и тем еще больше разжигая себя. Наконец Левкина шепнула: «Хочу!» и тягостно задрожала.

Асандр приподнялся на руках, член его вошел во влагалище, раздвигая упругое тело. Левкиппа жадно обхватила руками любовника сзади, прижимаясь к нему, и задвигалась низом живота.

Миг удовлетворения наступил быстрее, чем они ожидали. И тогда они поняли, что насытились. Утро приходило с моря. Тянуло свежестью.

Царица вздохнула. Снова просыпалась она одна. Ночь не облегчила ее тоски. Она откинула простыню и посмотрела на свое большое полнеющее тело. Молодая пышная плоть, увядающая от тоски. Лучше быть рабыней, чем женой старого царя. Пиршественное ложе не приносит утешения, если за ним не следует ложе Эроса.

Асандр… Страсть к юному пасынку истерзала мачеху. Она почувствовала такое жгучее желание, что села на постели.

И едва сдержалась, чтобы не сделать себе это самой… К такому облегчению часто прибегала тоскующая Левкиппа.

Но она сдержалась.

Пусть это случится. Пусть позор и яд, но это должно случиться.

И царица поняла, что сегодняшний сон сделает вещим.

Хосров-хан

(Персидская повесть)

Вечером того дня, когда его оскопили, он почувствовал облегчение. Боль оставляла его, вытекая по капле, как кровь, и тело заныло той же усталостью, какой ныло оно после любви. Он нашел на небе свою звезду и хотел спросить: «За что?», но спросил: «Что осталось неоскопленным?» Он знал по-персидски, по-турецки и по-грузински, знал счет, лошадей и оружие. Новое имя его было — Хосров.

И скоро у того, по чьему приказу его охолостили, появился слуга, знавший счет, лошадей и оружие и умевший перевести с грузинского на персидский.

Тело его осталось стройным, как прежде, но лицо оголилось, юношеский пух сошел с него навеки, а глаза, казалось, заблестели по-женски. Чтобы помочиться, не присаживаясь унизительно на корточки, Хосров теперь всегда носил в складках чалмы серебряную трубочку, увитую стихом из Хафиза:

Если меж пальцев ушли наслажденья — значит, ушли.Если могли мы терпеть униженья — значит, могли.

Шах-ин-шах полюбил его беседу и расторопность и однажды Хосров стал Хосров-ханом. Он ведал тем, что нужно было пересчитать в Персидской державе, и вел счет без устали, но вдруг стал так грустен, что шах, печалясь о веселости его, спросил, чего ему хочется.

«Я хочу въехать в Багдад на белом жеребце», — ответил Хосров.

Царь царей подумал и назначил его начальником войска, три года осаждавшего Багдад. Войско же смеялось, что полководцем им прислан евнух, и осажденные персами смеялись над тем же на высоких стенах, но дервиш — прорицатель с бородой черной, как вяленая слива, сказал: «Молчите, дети псов, ибо если вы не в силах овладеть Багдадом, как он женщиной, то кто еще введет вас в этот град, кроме скопца?»

Хосров-хан казнил нерадивых, оставив тела их тлеть на солнце, украсил холмы пушечными батареями и отвел воду Тигра из водопроводов. Ровно через три месяца пал Багдад — Дер-эс-Салам — Жилище Мира — новый бесценный алмаз в персидской короне.

Весь день воины свозили добычу — серебряные сосуды, украшенные вязью сабли, ковры и струящиеся ткани, сквозь пелену которых лица красавиц кажутся еще заманчивее. Но никто не посмел показать на глаза хану пленниц. И вечером Хосров-хан спросил: «Неужели в этом городе не было женщин? Кто же тогда родил тех, с кем сражались вы три года?» Он посмотрел на приближенных и улыбнулся. «Приведите, — сказал он, — всех. Я сам выберу».

Пленниц приказал он построить вокруг города и поехал на пляшущем белом жеребце, сказав: «Хороша война, когда красавицы дешевле лепешек — да продлит Аллах вечно ее дни!» и ехал, пока не увидел женщину, точь-в-точь похожую на ту, которую целовал в последний раз в той, прошлой своей жизни. Пупок ее был, как тайна мира, — простая и недоступная даже богу.

Он велел обмыть ее и привести в свой шатер. И всю ночь войско вслушивалось в то, как кричала она от наслаждения в его руках, пока утром Хосров-хан не вышел из палатки и не спросил: «Кто сказал, что евнухи не умеют любить до смерти?»

Так прожил Хосров-хан десять лет — гарем его стал богаче царского и не было в нем ни одной купленной на базаре, а не захваченной в бою. Но однажды спросил он себя: «Отчего вновь мне скучно?» Ничто не радовало его — ни запретное вино, ни новые лошади, ни даже книга, присланная из далекой столицы франков — оттиснутая со свинцовых букв, а не переписанная от руки. Он засмеялся и сказал: «Умираю из-за отсутствия желаний!»

Без желаний прошло еще три года, пока в Персии не вспыхнула новая война — одни воевали за шаха, другие против шаха, а Хосров стал воевать сам за себя, убивая тех, с кем еще дружил вчера — ибо не было у него долга перед этой страной, существующей ради только двух строчек поэта:

В этом мире не вырастет правды побег.Справедливость не правила миром вовек.

Хосров-хан погиб как-то в ночном бою. Тело его, по приказу царя царей, разрубили на части как тело предателя, и оно сгнило на базарах в разных городах.

Так умер тот, кто плотью, утратив мужество, сумел остаться мужчиной вопреки всему.

И жизнь его была не хуже и не лучше других человеческих жизней[4].

Примечания

1

пгт. — поселок городского типа.

2

Это самый ранний из моих рассказов. Он написан в 1986 году, когда я учился на первом курсе Одесского университета.

3

Пельтаст — разновидность пехотинца в Древней Греции.

4

Автор предупреждает, что не имеет ничего общего с героями своих рассказов, кроме бескорыстной любви к женщинам и черному юмору.