Знакомство (СИ) - Максим Далин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ра, скажем, не по возрасту хорошо ладит с лошадьми. У него тореадорская посадка, а с жеребцом — те тёплые отношения, какие на Земле бывают у людей с собаками. Его гнедой встречает хозяина радостно, тыкается в плечо крупной усатой мордой с влажными глазами и торчащими, как у кабарги, клыками-бивнями. Такие бивни, просто-таки естественные стилеты, легко вспарывают кожаные куртки — это если цели не достигнет удар острого копыта, по рассказам конюхов, вбивающий пряжку ремня в позвоночник. С чужими лошадьми нужно быть очень осторожным. Идеальное боевое и верховое животное одновременно — на Земле таких нет. Воюющий мир…
Рыжий глянцевый жеребец Ар-Неля, плотный, тонконогий и очень красивый, с гривой, заплетенной в сложную прическу, косится на меня и злобно визжит. Ар-Нель угощает его кусочками вафли и половинками сушёных слив, но меня рыжая бестия всё равно не одобряет.
Сразу за воротами жеребцы срываются с места — их подгоняет жажда соперничества. Их хозяева чуточку бравируют навыками лихих наездников, поощряя своих зверюг меряться силами. Мой каурый вздыхает, припускаясь за ними; он, кажется, презирает эту тщету. Мне этот бедолага гораздо милее, чем свирепые необрезанные звери аристократов — я хорошо знаю, что от него ждать, я ему доверяю, он — мне. Я украдкой кормлю его акациевым сахаром, он не несёт, не кидается в драки — и слава Богу.
Лихим аллюром мы направляемся в столицу Кши-На, город Тай-Е, который, впрочем, местные жители предпочитают называть просто Столицей, словно Тай-Е — это её "священное", "благословлённое" имя, которое не называют вслух, обращаясь к родственникам. Столица — общая родина, или, во всяком случае, общая любовь. Отвлечённое, обобщённое название — явный признак нежного отношения жителей государства.
Зимняя дорога вызывает у меня приступ ностальгической грусти.
К полудню распогодилось. Стоит легкий морозец, градуса два-три ниже нуля по Цельсию, а вокруг — обычная сонная красота зимы, будто мы не в сорока восьми парсеках от Земли, а где-нибудь на Карельском перешейке. Под снегом и инеем деревья кажутся совершенно нашими, впечатление дополняют нги-унг-лянские кедры. Зимой они — вылитые европейские сосны, если не вглядываться пристально: такие они сизо-седые на морозе, с рыжевато-бурыми стволами, с ветвями, похожими на бронзовые канделябры… и пахнут похоже, то ли кипарисом, то ли примороженной елью. До весны ещё далеко, можно не вспоминать, что весной на молодых побегах кедров распустятся неуместные и неожиданные розово-лиловые пушистые соцветия, вроде жёлтых шариков, цветущих на земных вербах — а уж из них появятся сизо-седые крупные шишки… эхе-хе.
Хоть похоже на Россию… логическое продолжение той самой любимой профессиональной игры. Не будем себя обманывать, даже при виде деревень, на диво уютных зимой, чудесно пахнущих дымом, хлевом и печеным хлебом, почти как дома… А по пути нам попадаются крестьянские лошадки, везущие из лесу хворост на волокушах с полозьями — чем не дровни?
Мужики кланяются моим аристократам с почтением и любопытством — долго смотрят вслед. Ну да: куда это направились юные титулованные красавчики в ту пору, когда им положено сидеть у камина и играть в шарады? Юноши, не носящие статусных знаков "настоящих мужчин", вызывают пристальное и доброжелательное внимание окружающих, как девушки на Земле — оно и понятно. Нги-унг-лянский аристократик-девственник, как и земная барышня — для мужиков недосягаемая радость, небожитель, к которому плебеям не положено испытывать интерес такого рода, но за посмотр денег не берут, так?
День голубой и хрустящий, вышла приятная прогулка. Мы останавливаемся перекусить и покормить лошадей в трактире на въезде… в районный центр, хотел я сказать. Ну да, в тот самый город, Смотрителем которого служит Господин Эу-Рэ. Я тут впервые, Ра — тоже. Нам обоим хочется побродить и посмотреть, но Ар-Нель очень резонно полагает, что в положении беглецов не годится мозолить горожанам глаза. Пока лошади жуют "кукурузу", мы пьём горячую сладковатую "микстуру", которая здешней зимой плотно заменяет чай, ибо считается противопростудной, едим жареную свинину — и отправляемся дальше.
Проезжаем город, не задерживаясь. Я только и успеваю, что бегло взглянуть на знаменитый храм Благословенного Союза, построенный, по слухам, вокруг священного источника, смывающего с женщин бесплодие. Город — это пуды ускользающего от меня материала: улица оружейников, улица красильщиков шёлка, украшенная фонариками из образцов товара, рынок, расположенный на крытом сферической крышей пространстве, улица стеклодувов, мастерские каллиграфов и живописцев; центральный проспект — фасады роскошных особняков украшены лепниной в виде родовых орнаментов владельцев, над парадными подъездами — красные и голубые фонарики с Добрым Словом, обычно "Удача для Достойных" или "Любовь и Честь"… Ох, как мне хотелось бы всё тут рассмотреть…
Нам некогда. Я оставляю исследования до лучших времён — вдруг они и вправду наступят.
Останавливаемся на ночлег километрах в пятидесяти от столицы, на деревенском постоялом дворе. Рано темнеет; мои аристократы не хотят ехать настоящей ночью, да и лошадям нужен отдых.
В комнатушке — местном номере "люкс" — полутемно, накурено ванильной ароматической свечкой, но всё равно попахивает клопами. Хорошо еще, что, по местному обычаю, "удобства" — в пристройке, поодаль, и ими не несет внутри жилых помещений. А вот местные клопы — это плохо, они здорово кусаются, не делая для землян исключений. Хозяин, впрочем, божится, что в господских апартаментах паразитов нет; и он, и его сыновья, помогающие гостям устроиться, смотрят на аристократов с плохо скрытым восхищением. Надо быть здешними светскими снобами, чтобы неподдельно не видеть и не слышать всех этих плебейских восторгов — из-за неплотно закрытой двери я слышу жаркий шёпот: "Каков Господин, а? Эх, в жизни не станет драться с мужиком, а уж я бы ему показал…" — "Да, показал бы… чего он не видал-то? У него на эфесе — Сторожевой Пёс, чем бы ты его удивил — колом из забора?" — и печальный вздох. Плебеям можно только посочувствовать — но Ра и Ар-Нелю до них никакого дела нет.
Они пьют свой чок и разговаривают вполголоса. У них другие проблемы, посерьёзнее.
— Только бы его увидеть, — шепчет Ра не менее жарко, чем здешние деревенские ребята, прижимая к груди меч Государева Дома. — Только бы увидеть, а там я догадаюсь, что делать.
— Ради Земли и Неба не забывайте моих слов, милый Ра, — говорит Ар-Нель. — Я не знаком с Принцем, разумеется, но мне его видеть приходилось. Он показался мне опасным бойцом — и у него, конечно, здравый холодный рассудок рожденного на Вершине Горы.
— Господин Ча, Ар-Нель, дорогой, — шепчет Ра, кусая и облизывая губы, — да пусть меня лучше убьёт Официальный Партнёр, чем я буду кому-то рабыней! И не возражайте. Без поединка берут только рабыню — как бы она потом не называлась. Клянусь, если со мной это сделают, я прирежу его во сне и заколюсь. Жить обесчещенной тварью — не буду.
Ар-Нель вздыхает.
— Друг мой, я всё понимаю, я на вашей стороне, и мы с Ником сделаем всё, что сможем… но, пожалуйста, ни на миг не упускайте из виду: обстоятельства могут повернуться любой стороной. Ни в коем случае не отчаивайтесь…
— Я не собираюсь, — Ра лихо смахивает чёлку. — Я просто уже решил: либо я — Официальный Партнёр, либо — отправляюсь в Обитель Цветов и Молний. И меня никто не убедит, что это неразумно.
— Жизнь — ценная вещь, — улыбается Ар-Нель.
— Да, — в глазах Ра — злой огонёк. — Если это — настоящая жизнь.
— Ник, — спрашивает Ар-Нель, — ты уверен, что нас никто не слышит?
Я киваю. Маленький Ра несёт политически опасный вздор. Если бы кто-нибудь узнал, что тут говорится — нам бы не избежать больших неприятностей. Всем троим. Царедворцы здорово просчитались, выбрав главной кандидатурой в Официальные Партнёры будущему королю этого юного смутьяна. Достойный отпрыск собственного рода, однако.
И я присматриваю за тем, чтобы никто случайно не услыхал, как этот анархист тут митингует. Ах ты, ёлки-палки, как же такому объяснить, что общественное выше личного? Нет, он намерен драться не за корону, что бы не болтали его братья — он абсолютно серьёзно собирается драться за честь…
Нам с Ар-Нелем с трудом удаётся уговорить его съесть кусочек пирога с рыбой. Ра не хочется есть, он не может заснуть — ему хочется прокручивать и прокручивать в уме те слова, которые он предназначил для своего Государя. В конце концов нам удаётся отвлечь его разговором о приёмах боя; после Ра всё же засыпает прямо в одежде, поверх одеяла.
Ар-Нель сидит на корточках около жаровни, глядя на тлеющие угли.
— Нервничаешь? — спрашиваю я, присев рядом.
Ар-Нель поднимает на меня глаза. На его лице — почти отчаяние, но он улыбается.