Принцесса Эрдо - Наталья Белкина

— Я приказал сбросить его в ущелье.

— Его следовало бы предать огню!

— Железо не горит, аббат. И вот еще… Вы собираетесь казнить Виланию? Сжечь на костре?

— Это не я собираюсь сжечь ее! — возразил аббат. — Сбудется воля вечно светлого! Только он может решить судьбы этих дьявольских девок. Я отбываю сегодня. А завтра жду вас всех в аббатстве!

— Не жди нас, святой отец, — спокойно заявил Даберт. — Никто из моей семьи не станет присутствовать на этой казни.

Фужак сощурил свои хищные глаза, но не нашел видимо нужных возражений и направился к замку. За ним поспешили все его воины. Кроме Эйдара. Он подошел к отцу.

— Герцог, я виноват…

— Что?! — грозно обернулся тот.

— Это ведь я нашел их в этом проклятом лесу. Мне следовало бы подумать, прежде чем вести их в твой замок.

Даберт был в совсем других мыслях, он словно бы и не понял сначала, но потом недобро взглянул на сына:

— Нет! Ты не в этом виноват, — сказал он, и глаза его сузились до щелей. — А в том, что перестал называть меня отцом! И в том, что лишил меня надежды на наследника!

Герцог отмахнулся от рыцаря и, грузно повернув свое тело, стал спускаться с помоста. Эйдар остался стоять, смотря ему в след. Еще не дойдя до последней ступени, Даберт снова обернулся:

— Может быть все же стоит попытаться? — спросил он у своего сына.

— Попытаться? — не понял Эйдар.

— Оправдать ее, — уточнил герцог…

Еще никогда процессию, отправлявшуюся из замка, не сопровождало такое количество рыцарей. Случаи нападения воинов Ульгерда уже были не редки, да и Даберт все чаще проявлял агрессию, уже не особенно заботясь о поводе. Вот-вот должна была разразится настоящая война.

Еще совсем недавно все благородное население замка Грофстон воодушевленно готовились к этой поездке, надеясь на славное и поучительное зрелище. Теперь у многих у них были мысли иные. Кто-то недоумевал, как же он мог общаться с настоящей ведьмой и настоящим монстром, и не заметил этого. Кто-то сожалел о том, что так случилось. У других все еще оставались сомнения в том, что праведный суд салигардов и их предводителя был справедлив. Среди них был и сам герцог. Ему было жаль не только рыцаря де Мадуфаса. Впервые после того, как Эйдар объявил о своей клятве Салару, у него появилась надежда на то, что сын покинет орден. Ради Вилании. Ему было непонятно, почему именно у него возникли подозрения в том, что девушка — ведьма…

Наступавший вечерний холод способствовал тому, что Лана постепенно приходила в себя, пытаясь пошевелить руками, и поворачивала голову в сторону заходящего солнца, а потом факелов. Ее везли в наскоро сооруженной деревянной клетке, и она ударялась лбом и локтями об ограждавшие ее жерди. Ее руки были скручены веревкой, глаза завязаны черной непроницаемой тканью, чтоб она не смогла никого околдовать. Через некоторое время Лана каким-то чудом сумела сесть и прислониться спиной к прутьям. Стало немного легче. По ногам поползли колючие мурашки, шея затекла. Она уже начала привыкать к тому, что человеческое тело может терпеть многое, в том числе боль, холод и голод. Вернее, она надеялась привыкнуть… И старалась не думать о том, что для этого у нее осталось уже очень мало времени.

Они прибыли в аббатство к полудню следующего дня. Лана поняла, что они приближаются к монастырю, когда услышала отдаленное пение монахов, восхвалявших солнце. Вскоре послышались голоса крестьян, которые целыми семьями стояли лагерем у стен аббатства в ожидании казни ведьм. В ближайшие лет десять-пятнадцать это было единственным развлечением, что их ожидало. Все остальное было обыденным, каждодневным и тяжелым. Повозку с клеткой встретил гвалт и улюлюканье. Ее уже давно поджидали. В клетку полетели клочки земли и грязи. Полудикие и злобные от вечного голода крестьянские животные бросались на колеса телеги с ожесточением, не уступавшим хозяйскому. Салигарды принялись разгонять толпу, но не для того чтоб оградить ведьму, а чтоб предотвратить беспорядок.

Вскоре голоса крестьян остались позади, послышался скрип поднимающихся ворот. Повозка на время остановилась, дожидаясь, пока откроется проезд в окруженный стеной монастырь, и вскоре двинулась снова, колеса дробно заскакали по жесткому каменному подворью аббатства. Путешествие подходило к концу.

— Куда ее? — спросил кто-то из салигардов у одного из монахов.

— Помост еще не готов. Его святейшество приказал не торопиться.

— Почему?

— Первая ведьма еще не пришла в сознание после последней пытки.

— А надо что бы в сознании?

Лана съежилась, прислушиваясь к этому разговору.

— Я думаю, их не следует помещать в одну камеру, — услышала она голос Эйдара. — Виланию… пусть отведут в одну из келий…

— Ведьму в келью?! — возмутился монах.

— Это пока еще не доказано, святой отец…

Руки ей не развязали, только ноги. Но она не могла идти. Несколько часов в дороге, в одном положении, со связанными ногами — Лана не могла даже двинуться и упала возле повозки. Совершенное отсутствие света сделало ее движения и вовсе невозможными. Она не могла сориентироваться, а острая боль, разбегавшаяся по ногам, не позволила сосредоточиться даже на звуках, окружавших ее. Принцессу подхватили чьи-то руки, резко тряхнули, толкнули, усадили куда-то. Она сжала зубы, не позволяя себе закричать. Боль раздирала ее конечности.

— Надо привести ее в надлежащую форму. Нельзя чтобы она своим изможденным видом вызывала сочувствие или жалость, — услышала принцесса за своей спиной едва различимый шепот кого-то из монахов.

— Она отличается от той ведьмы. Слишком уж кротка для дьявольского отродья, ни слова дерзости, ни ругательств, — добавил его собеседник.

— В этом и самое зло. Видимо, эта ведьма очень хитра, в отличие от той черноволосой.

Лана поняла, что монахи говорят об Асмабике. Дорогой она уже решила, что ее нет в живых. Она нашла опору для шеи и головы, прислонилась. Это было дерево… Боль отступала, медленно, жестко…

— Ты меня слышишь?

Это был Эйдар. Он стоял рядом. Видимо выждал момент, когда отойдут другие салигарды…

— Да.

Он говорил с оглядкой, с опаской, Лана догадалась по интонации:

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Хорошо, — ответила принцесса без лукавства. Теперь она, действительно, стала чувствовать себя лучше и даже немного заволновалась, когда салигард подошел к ней ближе, чтобы ослабить стягивающие ее запястья веревки.

— Завтра тебя судить будут.

— Я знаю.

— Вечно светлый Салар…

— Только он один судия — я знаю.