Братство бумажного самолётика - Екатерина Витальевна Белецкая

он улыбнулся. – Караван вспомнил. Как у Коли были две жены, в России, и в Америке. И дети, на двух берегах океана. И вот подумай сама, что бы здесь сделали с таким вот Колей, простым работягой, водилой, пройдохой, а на самом деле неплохим, по сути, мужиком? Здесь, на этой Земле, его бы казнили, моментально, причем что у нас, что в Америке. Причем у нас бы просто повесили, а там бы толпой разорвали, потому что рыжий был, смотрел, рассказывал, что рэднеки там ну совсем отмороженные, у нас тут всё же получше.

– Это когда он тебе такое рассказал? – нахмурилась Берта.

– Да в позапрошлом году ещё, – Ит вытащил из миски пару оладушков, и переложил к себе на тарелку. – Сама знаешь, он сюда приезжать не большой любитель.

– Как же как без него тоскливо. Без всех, если честно, – Берта отвернулась. – Не знаю, долго ли я тут ещё смогу…

– Малыш. Давай ты выйдешь из программы, а? – попросил Ит. – Вот честно, ну не могу я спокойно смотреть, как ты тут мучаешься.

– А ты будто не мучаешься, – Берта всё еще смотрела в пол, не поднимая глаз. – Нет, Ит. Нет. Если уходить, то только вместе. Я еще сколько лет назад сказала, что больше я вас никуда одних не отпущу. Никогда. Хватит. И если ты на это пошел, то я – с тобой. Хоть куда. В огонь, в воду, в это вот всё. Да, здесь… невыносимо. Тяжело, не физически, морально, и совершенно невыносимо – но я не уйду.

– Не только из-за меня, – осторожно произнес Ит.

– Да, не только, – Берта, наконец, подняла голову. – Потому что они – это вы. Понимаешь? Они – это вы! Я тогда на Пятого сердилась… Боже, как я была не права, как ошибалась. Они чудесные, и тогда, в начале, он просто боялся, но не мог этого показать, но… теперь… – она осеклась. – Невозможно. Чёртов гений! Он же изуродовал их, обоих, причем так, что даже третье предприятие в сравнение не идёт! Он, этот проклятый кретин, на моих глазах сейчас уродует – вас! Вас двоих, Ит! И мало того, он ещё и хочет, чтобы мы тоже уродовали их, а потом приняли участие в инициации, чтобы обречь их обоих – на что? Контроль? Ит, это полный п…

– Не матерись, пожалуйста, тебе это не идёт, – попросил Ит. – Ты сейчас озвучила всё то, о чем я не могу перестать думать, никак не могу. Но, малыш, даже если это всё за гранью добра и разума, уходить нельзя. Потому что есть ещё две тройки, а мы даже не знаем, где они, и что с ними.

– Не скажет.

– Да, пока не скажет. Но я заставлю.

– Как? – с горечью спросила Берта. – Как ты заставишь? А ведь ещё инициация, сам подумай, что может быть, если…

– Давай не надо про это пока, – попросил Ит. – Давай оладьи доедим, и сходим на реку.

– И купим по дороге портвейн, – попросила Берта. – Не хочу сегодня думать об этом всём на трезвую голову. У нас с тобой пока отпуск? Отпуск. Целых три дня ещё. Так что портвейн, бутерброды, и вечером посидим на бережку. Кама – это единственное, что меня хоть как-то примеряет с этой проклятой планетой.

* * *

Привезенным камушкам братья обрадовались, Пол даже лизнул один – сказал, что хочет убедиться в том, что камень из моря. И как же ты поймешь, что он из моря? спросил тогда Ит. Солёный, ответил ему Пол, спасибо, Итгар Вааганович, он из моря, правда, он настоящий. Камни они, разумеется, отнесли на вышку, и спрятали там – Ит, в последнее время наблюдающий за ними чаще, чем обычно, в этом быстро убедился. А потом сам же осадил себя. Хватит. Ты выяснил то, что хотел, про книги, и оставь их теперь в покое. Эх, знали бы они, откуда на самом деле Ит привез эти камни, и где то море… но, увы, этого братьям узнать было не суждено.

Разумеется, Берта с Итом летали на Окист. Ну, как, летали – сутки пути на местных транспортах, потом – сеть Ойтмана, потом еще один транспорт, и они дома. В кои-то веки вне надзора от Его Величества Ри Первого и Единственного, зато – под надзором своей же семьи, и деваться некуда, потому что все скучают, все волнуются, все на нервах.

Однако полторы недели дома получились всё-таки хорошими. Потому что успели всё, или почти всё из того, что запланировали. И на «Либерти» в море сходили – Рэд всё сокрушался, что они бледные и дерганные, и куда это годится, и в Саприи пару раз побывали, и, главное, успели пообщаться со всеми своими максимально.

Скрипач, конечно, был расстроен. То есть нет, не так. Сказать, что он был расстроен – это было не сказать ничего. Скрипач, не смотря на то, что отлично осознавал все необходимости и все риски, на постоянной основе входить в проект отказался категорически. В любом качестве. Ссора, которая произошла шесть лет назад между Итом и рыжим, была, пожалуй, первой по-настоящему серьезной ссорой за многие годы, но – каждый остался в результате при своём мнении, и менять его не собирался. Сейчас, конечно, сама ссора была уже позабыта, просто рыжий жутко нервничал, переживая и за Берту, и за Ита, но в программу на данном этапе он войти бы уже не сумел – лишь иногда Ри высочайшим велением допускал его на планету на несколько дней, это называлось «к доку приехал брат из Перми», или – Скрипачу позволялось прошвырнуться по планете, но с обязательным докладом самому Ри лично.

– И не надо, – говорил Ит. – Хорошо, что ты тогда отказался. Пусть в этот раз будет моя очередь терпеть, рыжий. Вы ведь тут тоже не балду пинаете, согласись, вам тоже непросто, вот и давай работать, как работаем. Просто получилось вот такое распределение обязанностей. Ничего, прорвемся, главное, что все живы и целы.

– Ну, балду, предположим, мы все пинаем теперь, в той или иной степени, – возражал Скрипач. – А пинаем мы её из-за того, что он всё-таки сумел связать нам руки. Почти сумел. Однако наши светлые головы утверждают, что это явление временное, поэтому давайте не расслабляться, и, очень