Сильмариллион - Джон Толкин

Тем временем Эол, последовав за Аредэль, нашел Сухую Реку и тайную тропу и, крадясь по руслу, был схвачен стражей и допрошен. Слыша, что он называет Аредэль женой, Стражи удивились и послали в город быстрого гонца; и он явился во дворец короля.

— Владыка! — воскликнул он. — Стража схватила пленника, подкравшегося к Темным Вратам. Он зовет себя Эолом; это эльф, он мрачен и темноволос, и синдар по крови, однако он заявил, что Владычица Аредэль — его жена, и требует, чтобы его привели к тебе. Гнев его велик, и усмирить его трудно; но мы не убили его, как велит твой закон.

— Увы! — вздохнула Аредэль. — Эол последовал за нами, как я и боялась. И был он хитер: мы не видели и не слышали погони, когда вступали на Тайную Тропу. — Она обратилась к гонцу: — Все это правда. Он Эол, а я его жена, и он отец моего сына. Не убивайте его, а ведите сюда, на суд короля — если будет на то королевская воля.

Так и сделали. Эола привели в чертог Тургона, и он встал пред высоким троном, гордый и мрачный. Хотя он не меньше сына дивился тому, что видел, это только переполняло его душу гневом и ненавистью к нолдорам. Но Тургон встретил его с почетом, поднялся и взял его за руку.

— Добро пожаловать, родич — ибо родичем я считаю тебя. Здесь будешь ты жить в довольстве, но ты должен поселиться в моих владениях и не покидать их, ибо таков мой закон: всякий, нашедший дорогу сюда, не может уйти.

Но Эол отдернул руку.

— Я не признаю твоего закона, — сказал он, — ни у тебя, ни у твоей родни нет прав владеть в наших краях землей и накладывать запреты — здесь ли, там ли. Это земли тэлери, куда вы принесли войну и непокой, гордыню и несправедливость. Мне нет дела до твоих тайн, и не шпионить за тобой пришел я, но потребовать свое: жену и сына. Однако, если сестру свою, Аредэль, ты не хочешь отпустить, — пусть она остается; пусть птица вернется в клетку, где скоро захворает опять, как хворала прежде. Но не то — Маэглин. Сына моего ты у меня не отнимешь. Идем, Маэглин, сын Эола! Отец приказывает тебе. Покинь дом врагов и убийц нашей родни — или будь проклят!

Маэглин, однако, смолчал.

Тут Тургон воссел на трон, сжимая судебный жезл, и голос его был суров:

— Я не стану спорить с тобой, Темный Эльф. Лишь мечи нолдоров защищают твои бессолнечные леса. Свободой бродить в них ты обязан моей родне; если бы не они — давным–давно был бы ты рабом в подземельях Ангбанда. А здесь король — я. И, хочешь ты тoro или нет, — воля моя здесь закон. Лишь один выбор есть у тебя: поселиться здесь или здесь умереть. И тот же — для твоего сына.

Тогда Эол взглянул в глаза Тургона и не смутился, но долго молчал и не шевелился, пока мертвая тишь не окутала зал; и Аредэль испугалась, ибо знала, что он опасен. Вдруг, быстрый, как змея, он выхватил кинжал, что скрывал под плащом, и метнул его в Маэглина, крича:

— Смерть выбираю я — за себя и за сына! Ты не получишь того, что принадлежит мне!

Но Аредэль бросилась под клинок, и он вошел ей в плечо, Эола же связали и увели, пока прочие хлопотали вокруг Аредэль. Но Маэглин, глядя на отца, не проронил ни слова.

Было решено, что на другой день Эол вновь предстанет перед королевским судом; Аредэль и Идриль молили Тургона о милости. Но вечером, хотя рана и казалась легкой, Аредель стало хуже; она лишилась чувств и ночью умерла: лезвие кинжала было отравлено, хотя никто не знал этого, пока не стало поздно.

И потому, когда Эол предстал перед Тургоном, он не нашел милости; его повели на Карагдур, уступ на черной скале с северной стороны Гондолинского холма, чтобы сбросить с отвесных стен города. И Маэглин стоял там и молчал. Но перед смертью Эол крикнул:

— Ты отказался от отца и родни, злополучный сын! Да обратятся в прах все твои надежды, и да погибнешь ты тою же смертью, что и я!

Тут Эола столкнули с Карагдура, и он погиб. Все в Гондолине сочли это справедливым, однако Идриль была потрясена и с тех пор не доверяла новоявленному родичу. А Маэглин процветал и стал величайшим из гондолинцев, и все прославляли его; Тургон же высоко ценил, ибо, если Маэглин легко и быстро обучался, чему мог, многому мог он и научить. Он собрал вокруг себя всех, кто имел склонность к кузнечному и горному делу, и, обыскав Эккориат (что значит Окружные Горы), нашел богатые залежи разных металлов. Более всего ценил он твердое железо ангабарских копей на севере Эккориата и оттуда добывал металл, пригодный для стали, так что оружие гондолинцев делалось все острее и крепче, и в грядущие дни это сослужило им добрую службу. Маэглин был мудрым и осторожным советником, а в нужде — стойким и доблестным воином. Это увиделось после, когда в год Нирнает Арноэдиад Тургон выступил на север, на помощь Фингону. Маэглин не остался в Гондолине наместником короля, но пошел на войну и бился рядом с Тургоном, показав себя яростным и бесстрашным в бою.

Итак, казалось, судьба улыбалась Маэглину, ставшему одним из самых могучих среди принцев нолдоров, а по славе — вторым в их державах. Однако он был замкнут, и хотя не все шло так, как ему хотелось, он сносил это молча, скрывая свои мысли, так что немногие могли прочесть их; но Идриль Келебриндал — могла. Ибо с первых дней в Гондолине жила в его сердце печаль, что росла с годами и прогоняла радость: он любил красу Идриль и желал ее — безнадежно. Неслыханным делом было у эльдаров, чтобы столь близкие родичи вступали в брак. И к тому же Идриль совсем не любила Маэглина, а зная его мечты о ней — не могла полюбить. Ибо эта любовь казалась ей извращенной и странной, и так же думали о ней и все эльдары. Считалась она лихим плодом Резни, через который проклятие Мандоса затмило последнюю надежду нолдоров. Но годы текли, Маэглин глядел на Идриль — и ждал, и любовь в его сердце становилась тьмой. И тем более старался он настаивать на своем в других делах, не отвергая никакого труда или бремени, если мог таким образом стать сильнее.

Вот что случилось в Гондолине: среди благости этой державы, в сиянии ее славы было посеяно темное семя зла.

Глава 17 О том, как люди пришли на Запад

Когда со времени прихода нолдоров в Белерианд минуло свыше трех сотен лет, во дни Долгого Мира Финрод Фелагунд, владыка Нарготронда, поехал как–то на восток от Сириона — поохотится с Маглором и Маэдросом, сынами Феанора.

Но, устав от гоньбы, он отправился один к хребту Эред–Линдон, чьи вершины сияли вдали, и, вступив на Гномий Тракт, переправился через Гелион у брода Сарн Артад, свернул к югу у верховьев Аскара и вошел в северный Оссирианд.

В долине у подножий гор, ниже истоков Талоса, увидал он под вечер огни и услышал далекое пенье. Это удивило его, ибо Зеленые Эльфы, населявшие этот край, не жгли костров и по ночам не пели. Сперва он опасался, что это орда орков миновала северных стражей, но, подойдя ближе, понял, что ошибся: языка певцов он никогда прежде не слышал — он был не гномий и не орочий. Тогда Фелагунд, безмолвно стоя в тени деревьев, заглянул со склона в лагерь — и увидал там неведомый народ.