Один - Николай Внуков

На катере я боялся оставаться. Во время приливов вода далеко заливала берег и не доходила метров на двадцать до камней, в которых заклинился катер. Во время штормов она, наверное, будет клокотать совсем рядом, а может быть, и заливать катер. А осенние штормы в Охотском море — ой-ей… Я видел у нас на станции. По три дня не высунешься из дому, хотя наша бухта и считается тихой. А если опять придет большая волна, катер запросто может слизнуть.

На другое утро я поднялся к палатке и осмотрел все вокруг. Самое удобное место было у каменной плиты, с которой я в первый день услышал ручей. Этот огромный камень мог служить задней стенкой дома. Нужно только пристроить к нему еще две стены и сверху все накрыть толстыми досками. После волны толстых мокрых досок на берегу было сколько угодно. Я их не использовал на топливо: пропитанные морской водой, они очень плохо горели, да и сушить такую доску нужно несколько дней. А вот если из них сделать крышу, они на ветру просохнут сами собой.

Я начал подыскивать камни для стенок. Несколько больших нашел сразу, но потом дело остановилось. Попадались или такие, какие я не мог сдвинуть с места, или очень маленькие и округлые, их никак нельзя было положить один на другой. Вот если бы глина… Но глины на острове я не видел. Только крупный песок и щебенка. В конце концов мне удалось выложить стены высотой до коленей, и на этом дом остановился.

А что, если соорудить шалаш из досок между этими стенами и сверху обложить его камнями? Сделать такую пирамиду. Ветром ее продувать не будет. От дождя — полиэтилен. Доски для шалаша нужны длинные, но я как-нибудь ухитрюсь втащить их на гору. Безвыходных положений нет.

Еще один день я потратил на доски. Мне казалось, что на берегу их валяется видимо-невидимо, но, когда я пошел вдоль линии прибоя, оказалось, что их всего пять. Они были разной длины и ширины и кроме воды еще жирно пропитались мазутом. Когда я ухватил одну за конец и попытался вытащить из кучи грязи и водорослей, я так измазал до локтей руки, что отмывал их часа три.

Вот тебе и шалаш…

Нет, надо обдумать все хорошенько.

А раковины, которые я добыл, начали портиться.

Я с тоской смотрел на скалы, обросшие мидиями. Они стали мне недоступны. Вода в море сделалась почему-то такой холодной, что обжигала ноги. Оставались только саранки.

Я нашел еще одну «плантацию» на западном склоне сопки. Но луковицы так надоели, что, когда я жевал их, горло схватывало тошнотой.

А что, если рискнуть? Еще раз?

Я отыскал свои удочки. Очистил десяток мидий. Проверил крючки на шнурках. Они сидели крепко. Каждый шнурок был метров по десять длиной. Если не выйдет, ну что ж… Зато если выйдет…

И вот я снова на той скале, с которой пробовал первый раз. Прилив затопил ее до половины. Вода мутная, темная — от одного взгляда на нее становится холодно. В ней крутятся какие-то лохмотья, стебли, серая пена.

Накалываю комочек мидиевого мяса на крючок и сдвигаю его до самого ушка, чтобы рыба не сдернула наживку сразу. Опускаю лесу в пену, шевелящуюся под скалой.

Ровный, без порывов ветер несет со стороны сопки. Мокро чавкает между камнями опускающаяся и поднимающаяся вода. Лесу мотает из стороны в сторону течением. На своем конце шнура я связал петлю и надел ее на запястье руки.

Проходит, наверное, полчаса. Никто не хочет брать мою жиденькую наживку. Я замерз так, что уже не хочется ни рыбы, ни мидий, ни проклятых саранок. Только I каюту, раздуть камин, вытянуться на кровати, и греться, греться, греться, и не думать ни о какой еде. Чем я занимался на острове весь этот месяц, все эти дни? Только огнем и едой… И как только люди живут на свете, не думая об этом!

Еда и огонь…

«Сашка, возьми в столе деньги и быстренько сгоняй в магазин за сахаром и колбасой!», «Сашка, не забудь купить хлеб и конфеты!», «Что ж ты забыл про масло, у нас все кончилось!» А какой вкус у колбасы и у сахара? Забыл, не помню. Только слюной заливает рот и сосет, сосет в животе… Если бы я поймал сейчас рыбу, я бы здесь же, на камне, выпотрошил ее, разрезал бы на кусочки и съел всю без остатка. Рыба, милая рыба, большая вкусная рыба, где ты?

Леска ходит под скалой легкая, никому не нужная.

Я вытаскиваю крючок из воды. На нем как был, так и остался крохотный кусочек мидиевого мяса.

Ну-ка, еще разок…

Живут в океане селедки, голубые марлины, треска. В жестяных банках у нас в магазине продавалась сайда, сайра, сардины. Я никогда не видел этих рыб живыми. Я вспоминал только названия. Мероу, морской окунь, рыба-сабля. Есть еще скумбрия, огромные тунцы, палтус. Рыба со странным названием «нототения». Рыба-капитан… Нет, хватит!

Когда дрожь пробрала меня до самого сердца, я смотал удочки. Ослепший от неудачи, с гудящей головой, пошел к катеру. Там мидии, шиповник, саранки. Там тепло. По дороге прихватил две сырых доски. Настроение было противное.

Вечером, лежа на кровати, я в какой уж раз вспоминал острова, описанные в книгах Жюля Верна и Дефо. Мне вдруг стало смешно. Теперь все написанное я воспринимал только как забавную литературную игру. А мне не до игры было сейчас. И плевать я хотел на все эти книги! Единственно, чем они ценны, — это уверенностью, что выкрутиться все-таки можно. А способы… Ни один из способов, описанных в «Таинственном острове» и «Робинзоне Крузо», мне так и не пригодился.

У каждого свои способы в зависимости от обстоятельств, и каждый выкручивается своим собственным умением. И в  жизни точно такая же штука. И нет никаких вечных, раз навсегда написанных рецептов. Каждый человек выдумывает для себя свой собственный рецепт.

Утром снова пошел по берегу.

Я все-таки решил строить не шалаш, а настоящий дом, и мне нужны были доски для крыши. Как я жалел, что бросил тогда на произвол судьбы тузик! Его ничего не стоило втащить наверх, к источнику. Из него получилась бы замечательная крыша! Переверни его кверху днищем, накрой стены, борта обложи камнями, чтобы не сдуло ветром, и лучшего ничего не надо.

Но человек так уж устроен, что спохватывается всегда слишком поздно. Сразу ведь не придумаешь, для чего и что может пригодиться. Если бы, к примеру, я знал, что попаду на необитаемый остров, ой-ей-ей чего бы не насовал в карманы!

На всякий случай прошел к тому месту, где лежал тузик. Конечно, его не было. Смыла волна.

Ближе к мысу Форштевня, за Левыми скалами, нашел две отличных доски. Долго возился, прежде чем вытащил их из водорослевой грязи и поднял на сухое место. Каждая была в три моих роста, толстая и очень тяжелая.

По моим подсчетам, для крыши нужно не менее пяти досок шириною примерно в три ладони. В крайнем случае можно было обойтись четырьмя — положить их на некотором" расстоянии друг от друга и щели закрыть плоскими камнями. Сверху для прочности навалить еще несколько слоев камней, перекладывая каждый слой полиэтиленовой пленкой, чтобы не пробивало водой. Стены обязательно выложить в рост: мне уже надоела палатка, в которой в самом высоком месте — у выхода — можно было стоять только полусогнувшись.