Трое из Леса. Вторая трилогия - Никитин Юрий

– До единого!

– К пожару, – определил Олег. – Лучше тебе, пока тепло, ночевать в сарае. Безопаснее. А гости будут, пусть спят в хате. Гости теперь пошли беспокойные, первыми выскочат. А нет, не жалко.

Мрак замедлил шаг, посматривал на крышу третьей хаты. Там на самом верху сидел мальчишка в длинной рубашонке, одной рукой держался за трубу – настоящую, из больших камней, скрепленных глиной, а другой, сцепив зубы, старательно выламывал эти булыжники и, злобно перекосив и без того жуткую харю, с наслаждением бросал вниз.

Олег сказал напряженно:

– Мне в самом деле чудится или…

– Не чудится, – бросил Мрак.

– Ты тоже заметил его рожу?

– Если уж ты да заметил!

Не останавливаясь, уже не глядя на другие хатки, пошли напрямик, даже не по дороге, а прямо через перелазы, заборы и заборчики. Эта хатка выглядела странновато: стены из новеньких бревен, одно к одному, на крыше труба, хотя остальные хаты, кроме войтовой, вон она, вовсе без труб, везде топят по-черному, сарай стоит с распахнутыми воротами, а во дворе бурьян да пасется рогатая коза с хитрыми глазами.

– Попросимся заночевать, – решил Мрак.

– Чую недоброе, – проговорил Олег.

– Да не трясись, – отмахнулся Мрак. – Мы, что ль, добрые?

За их спинами Таргитай вскрикнул возмущенно:

– Добрые!.. Даже ты… где-то очень глубоко… в чем-то да добрый… может быть… хоть на маковое зерно!..

Его не слушали, Мрак толкнул калитку. Дорожка, на которую чертополох лез с обеих сторон, привела к крыльцу. Перила слегка обгорели, будто их лизал огонь, но вовремя остановился. Дверь выглядела новенькой, с настоящей бронзовой ручкой, совсем уж дивное диво в лесной деревушке.

Сверху по соломе зашуршало. Рука Мрака ухватила Таргитая и заволокла на крыльцо, а в ступеньку бухнул увесистый булыжник размером с кулак Мрака. Мрак постучал, затем пнул, дверь распахнулась, а вторая, что вела в комнату, была открыта настежь.

В просторной комнате огрядная баба, стоя к ним задом, возилась у печи. В руках у нее явно был ухват, а когда развернулась, черные рога ухвата цепко зажали чугунок. Под крышкой булькало, выбивались запахи пшенной каши с салом.

– Доброго здоровья, – поприветствовался Мрак. Подумал и добавил с сомнением: – Добрым людям.

Баба, не отрывая от гостей взгляда, осторожно переставила горшок на середину стола, лишь тогда улыбнулась:

– И вам того же, странники.

Лицо у нее было доброе, некрасивое, но с теми черточками, что сразу распознаешь человека бесхитростного, простого, готового свое отдать, но никогда не брать чужого. Даже как стояла, рассматривала гостей, было видно простую натуру, не привыкшую хитрить, грести к себе.

– Доброго здоровья, – повторил Мрак. – А где ж хозяин?

Судя по виду избушки, здесь давно обходились без хозяина, но баба, к их удивлению, ответила без смущения:

– Хозяин отлучился. Недалеко здесь…

В ее голосе прозвучала заминка, Мрак сразу спросил понимающе:

– В корчму?

– Да, – вздохнула она. – Он у нас тихий, безответный… Да вы садитесь за стол! Как раз кашка поспела.

Олег покосился на Таргитая, тот вроде бы еще в корчму не просится, хотя, может быть, просто не пришло в голову, что там место всем тихим и безответным, а Мрак уже по-хозяйски перешагнул лавку, сел, положив локти на стол, спросил понимающе:

– Обижают?

– Еще как, – вздохнула она. Быстро сняла с мисника три тарелки, поглядела на гостей оценивающе, без сожаления поставила их обратно и вытащила большие миски. Да и то в ее глазах мелькнуло сожаление, что в доме не найдется трех тазиков. – Уж он и огород помогал соседям вскопать… и забор им чинил, денег дал на свадьбу ихней дочери… надо сказать, такую уродину никто бы не взял, если бы не доброе приданое… Так нет же, все им не так!

Олег и Таргитай вежливо сели, с наслаждением вдыхали запах горячей каши. Баба сняла крышку, ароматный пар вырвался душистым облаком, ударил в ноздри. Олег засопел, а Таргитай шумно сглотнул слюну.

Дверь скрипнула. Олег застыл с ложкой во рту, Мрак хмыкнул, только Таргитай во все глаза рассматривал странное существо. Оно возникло на пороге неожиданно, хотя такому обрубку лежать бы под крыльцом: голова почти квадратная, громадная, тельце худое, с огромным вздутым животом, ножки кривые.

Хозяйка сказала торопливо:

– Это наш сынок!

– А, – сказал Мрак, он продолжал мерно зачерпывать кашу, но глаза не отрывались от уродливого дитяти. Тот перехватил взгляд чужого человека, зло оскалился.

У Олега по коже побежали мурашки: зубы у ребенка были острые и совсем не человечьи, а как у большой хищной рыбы.

– Это он трубу ломал, – узнал Таргитай. – Он!

– Больно буйный, – заметил Мрак равнодушно.

Баба посмотрела пугливо, затравленно, словно зверек из темного угла, но голос незнакомца был ровный, без осуждения. Да и вид у него такой, что скажи, будто сам в детстве был тихим, можно привязывать камень к ногам и бросать в реку.

Она проговорила нерешительно:

– Да, люди жалуются…

– На такого малого? – удивился Мрак.

– Да им что, – вздохнула она еще горестнее. – Не понимают, дите малое… Оно ж еще не понимает, что хорошо, а что делать нельзя. Да и вообще он…

Она замялась, Мрак бухнул:

– Что?

– Немтырь он, – вздохнула женщина. – Не говорит, хотя уже пятый годок пошел…

Судя по виду Мрака, он явно усомнился, что дите малое, если вон какие булыжники летели с грохотом, сам видел, как малое дите швыряло даже за забор, явно метило в чужих собак.

– Люди злые, – согласился он, – только своих детей хвалят.

– Это точно, – согласилась она с живостью, – чего только от них не наслушаешься! И вежественные, и тихие, и старших чтут… А я вижу, какие они вежественные, если вчера вон камнями нищего гнали от своего дома!

Щеки порозовели, она словно распрямилась, равнодушие гостя к ее ребенку совсем не испугало и не огорчило, а совсем наоборот, она перевела дух с облегчением, но Олег, в отличие от оборотня, смотрел с интересом, всматривался в непомерно большую голову, широкий рот, толстый живот. Когда ребенок скорчил ему устрашающую гримасу, зубы показались чересчур длинными и острыми, а клыки размером с волчьи.

– Он тихий, – сказала женщина и ему торопливо. – Это он так… улыбается.

– Тихий, – повторил Мрак с неодобрением. – Что за мужчина из тихого ребенка? Я в детстве, помню, чуть деревню не спалил… А раз тихий, то либо в баклушечники, а то и во что-нибудь еще хуже… в волхвы, к примеру.

– Ну, он не всегда тихий, – призналась она с усилием, – он застенчив… и, бывает, шалит… Но мы всем соседям сразу платим, сколько запросят, если он что у них испортит или сломает.

Мрак кивнул:

– Дети есть дети. Мы на сеновале ляжем. Я заметил, там еще сенца осталось малость. А вон по улице телега, полная сена, катит к вашему двору… Для вас?

– Нет, для козы, – пояснила женщина. – Мы сами, знаете ли, хозяйством почти перестали заниматься. Ребенок не то что слишком шалит, но за ним нужен глаз да глаз, вот и запустили двор… Но как-то еще живем.

Мрак посмотрел на широкую ляду, что прикрывала лаз в погреб, прикинул его размеры, кивнул, жить так все же можно. Запасов там явно на две-три зимы, да и теперь, судя по столу, живут не совсем уж нищенски.

– Эй, малыш, – позвал он повелительно, – а ну-ка иди сюда.

Мальчонка поглядел исподлобья. Запавшие глаза блеснули злобой. Верхняя губа приподнялась, показывая острый клык. Мрак согнал улыбку с лица, его губа справа приподнялась, показав клык в три раза длиннее, а из горла едва слышно донеслось низкое рычание.

Женщина отшатнулась, а мальчишка застыл, глаза уставились в темное лицо странного человека. Мрак поманил пальцем, мальчонка послушно подошел.

– Ты что же это, мерзавец, – сказал Мрак внятно, – трубу разломал?.. Твои отец и мать уже не маленькие, чтобы всякий раз на крышу лазить!.. Сегодня же чтоб починил!.. Сам. И больше не ломай. Тебе что, мало соседских труб? Да и те по ночам можно только, чтоб никто не видел. Так даже интереснее… Но это я так, к слову. Ты мне другое скажи: есть дорога отсюда к Верховному Упырю?