Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина

Какие еще нужны объяснения?

Стоит ли притворяться, что Кэри ничего не поняла.

- Кэри…

- Я… - она пятилась, думая лишь об одном - не споткнуться. Это было бы вовсе глупо… споткнуться и упасть на глазах у всех. - Я рада, что полет прошел хорошо… я действительно рада…

Она все же развернулась.

Леди не бегают?

Пожалуй. Они очень быстро ходят…

Глава 11

Третьи сутки на ногах.

И грозовой фронт, прошедший низом. Тропы молний, на доли мгновенья прораставшие в черной пряже туч. Запоздалый удар ветра, от которого гондола покачнулась, затрещала.

Острые пики гор.

Жерло Перевала и белесые костяные стены Гримхольда, который вырос на прежнем месте. Белое же лицо капитана, вцепившегося в штурвал. Он не сводил взгляда с пустоты, разверзшейся под ногами.

Птичья тень.

И глухой удар, на который кто-то отозвался всхлипом. Страх, такой явный, заразительный. И пьяная общая радость, когда позади остались и пики опор воздушного моста, и металлическая паутина его с застрявшими в ней мухами вагонеток. Рассвет за стеклом, под стеклом, когда солнце медленно выкатывается, наполняя салон гондолы алым пламенем. И люди, позабыв о страхе, протягивают руки, собирая огонь горстями.

Пьют.

Смеются. Хлопают друг друга по плечу, поздравляя, хотя Брокк и не понимает, с чем поздравляют. Но даже Инголф утрачивает обычную свою презрительную отрешенность.

- Красиво, - он смотрит не на солнце - на пассажиров, подмечая и бледного репортера, позабывшего о воздушной болезни, спешащего запечатлеть яркие свежие пока ощущения. И финансиста, что пытается остаться невозмутимым. Инженеров… оптографиста, он сонно трет слипшиеся глаза. Удивительно спокойный человек, продремавший всю грозу.

Лакированные горы, с высоты казавшиеся игрушечными. И широкое русло Тароссы. Покрывала полей и зелень лесов. Города. И врытые, вошедшие в землю, если и вовсе землей не заросшие, тени городских стен.

Старые башни.

Лес, к которому "Янтарная леди" спустилась. Заминка с машиной, и тяжелый запах керосина, что повис в салоне, заставляя морщиться даже людей. Иноголф, деловито избавившийся от пиджака и жилета. Он остался в белоснежной, некогда накрахмаленной, но за ночь потерявшей былой вид рубашке. Подтяжки поправил и, откинув узкую дверцу, пробормотал:

- Не могли проход пошире оставить? Скажите, пусть заглушат мотор.

Его уняли, и тяжелый рокот, к которому и Брокк, и пассажиры успели привыкнуть за время полета, смолк. Воцарившаяся тишина воистину показалась оглушающей.

- Мы упадем? - побледневшая Лэрдис привстала и, печально улыбнувшись, села на диванчик. Она не пыталась больше заговаривать, и теперь нарушила молчаливое перемирие, установившееся за ночь.

- Нет.

Инголф не возвращается долго, а ветер относит "Янтарную леди" к югу. К счастью, этот ветер не настолько силен, чтобы причинить вред, и люди, убедившись, что падать дирижабль не собирается, заговаривают о завтраке. Они бледны, не в меру суетливы и все же счастливы. И стюард разносит еду, разогретую на патрубках паровой печи.

- Вынужден признать, - бледный репортер решается пересесть. Он встает, держась обеими руками за диванчик, и делает шаг. Замирает. Сглатывает. И делает второй. Человек идет на полусогнутых ногах, покачиваясь. - Что ощущения этот полет оставит незабываемые. Вы позволите, Мастер?

- Присаживайтесь. Вам стоит поесть…

- Пожалуй, воздержусь, - бледное лицо становится еще более бледным. От человека тянет характерной кислотой и, значит, вчера ему все-таки стало дурно. - Скажите, а если не удастся починить мотор? Мы…

Он бросил взгляд на иллюминатор.

- Мы запустим дублирующий.

- А… если и он?

- Еще сутки "Янтарная леди" продержится в воздухе. Нас снесет ветром. И да, спустя пару часов мы начнем снижаться. Очень медленно. Поэтому, полагаю, как только капитан обнаружит подходящее для экстренной посадки поле, он выпустит лишний газ. И мы сядем. Волноваться не о чем. Упасть она не способна…

- Она…

Репортер прижал к губам измятый платок.

- "Янтарная леди"… романтичное название, Мастер. Не объясните ли…

Промолчал бы, но… Лэрдис, поглядывая искоса, перебирает звенья цепочки, с которой свисают янтарные кабошоны.

- У моей жены глаза цвета янтаря.

- Жены? - он мнет платок, но скептицизма не скрывает.

- Жены, - подтвердил Брокк. - У меня замечательная жена…

…которая осталась на земле, пусть бы и заслужила этот полет больше, чем кто бы то ни было.

Ее дирижабль, нарисованный акварелью на белом листе, такой, каким Брокк его себе представлял, пусть и видел иначе, чертежами, строгостью чернильных линий, тонких и толстых, распятым на трехмерной крестовине чертежей.

Запах керосина сделался отчетливей.

Нужна ли помощь?

Кому другому Брокк помог бы без спроса, но Иноголфа он не желал оскорбить самим этим предложением. Справится.

Репортер чихнул и задышал чаще, он хватал пропахший керосином воздух ртом. Вспомнились вдруг огромные карпы, которых разводили в прудах за городом. Над прудами построили ажурные мостики, и карпы, поднимаясь к поверхности воды, следили за гуляющими. Кэри еще шепотом спросила, не выпрыгнут ли… карпы были древними и огромными, покрытыми чешуей-черепицей.

Жуткими весьма.

- Значит, в честь жены… - репортер покосился на Лэрдис, которая сидела прямо, глядя на собеседника. А финансист, отчаянно сражавшийся с испариной, что-то тихо ей говорил.

Он человек.

И богат, но… когда Лэрдис привлекало богатство? Для нее все - игра, и полет, и дирижабль, и сам Брокк. Ковровая охота, в которой она себе не откажет.

Просить о пощаде бесполезно.

И что остается?

- Моя жена вложила немало труда в этот корабль, - Брокк с нежностью провел по спинке диванчика ладонью. - Имя - это меньшее, что я мог подарить ей…

Только кому это интересно?

И кто поверит Брокку?

Инголф выбрался в гондолу и, попытавшись вытереть руки, которые по локти были в масле, буркнул:

- Запускай.

Он тер и тер ладони, но лишь размазывал масло, которое пропитало и рукава рубашки.

- Протечка… уже нет… проветрить бы тут, а то задохнемся.

Репортер уступил место на низком диванчике, но садиться Инголф не стал, стянув рубашку, он вытер ею руки, и шею, и волосы, которые утратили блеск, но обрели характерную маслянистую желтизну.

- Проклятье, ощущение, что я искупался в чане с этой дрянью, - он долго тер голову, с каждой секундой раздражаясь все больше. - Ванны здесь, конечно, нет?

Подали кувшин с водой и таз.

- Она не рассчитана на столь дальние перелеты…