Подельник века - Денис Нижегородцев

пояснил генерал-майор. – Их величества плывут на казенной яхте «Межень», а «Стрежень» станет сопровождать на всякий случай. Свита поместится на «Царе Михаиле Федоровиче» общества «Самолет». Второй пароход этого же общества – «Император Александр Благословенный» – повезет все необходимое для приемов, включая посуду, провизию, царские подарки, даже придворные экипажи. А министры и я сядем на пароход Министерства путей сообщения «Орел». Два других путейских парохода, «Екатерина» и «Нижний Новгород», будут на посылках. Флотилией пойдем!

Энтузиазма у присутствующих слова Джунковского по-прежнему не вызывали. Но он упорно гнул свою линию:

– Экипажи проверим, меры безопасности отработаем. Кстати, поездов тоже будет не один, а три. Первым следует литерный «Св.», то есть свитский. За ним, спустя час, – второй литерный «Б», охрана. И лишь после них – главный поезд, с царской фамилией. Но я продолжу насчет визита. В Костроме государь пребудет два дня. Ипатьевский монастырь, Романовский музей, встреча с потомками Ивана Сусанина – большая программа. Затем снова на «Межень» и плывем в Ярославль. Управимся за один день!

– В Ярославле губернатор Татищев, – снова засомневался Булыгин. – Как бы чего не вышло…

– Татищев? Между прочим, бывший преображенец! – Джунковский вступился за сослуживца. – Как-нибудь обойдется… Далее Ростов Великий, ночевка в вагоне близ Петровска, и в Сергиев Посад. Двадцать четвертого мая прибываем в Москву. Празднества в Первопрестольной продлятся три дня. А двадцать седьмого в четыре часа пополудни их величества с кортежем отъезжают с Александровского вокзала в Петербург. И все облегченно выдыхают…

Все, кроме Монахова, на которого обратил внимание и председательствующий. Но чтобы не нарушать субординацию, адресовал свои слова его начальнику, Мартынову.

– Александр Павлович, сделайте уже что-нибудь со своим сотрудником. Еще не хватало нам декабрьскую инфлюэнцу[22] занести в Кремль!

Мартынов кивнул и громким шепотом «напихал» уже Монахову.

– Монахов, идите лечитесь дома! И чтобы до Рождества и Нового года я вас не видел!

– Но…

– Это приказ!

Мартынов перевел взгляд на Штемпеля.

– Барон, примите все полагающиеся дела. Докладывать по всем вопросам будете вы!

– Так точно!

2

Партизаны или анархисты времени привычно уже заседали в церкви. Место встречи, по-видимому, изменить было нельзя. А близость к Богу была особенно заметна по позывным некоторых из них: Ворон, Черт, Монах…

– Скажи, Монах, а что будет, если мы не свалим Николашу во время трехсотлетия?

– Я же просил не называть его так, по крайней мере, при мне… Не свалим сейчас, будет следующая попытка. Это наша миссия. Не задавай тупых вопросов, – несмотря на тихий голос с легкой хрипотцой, председательствующий показал, кто здесь главный.

– Что значит «тупых вопросов»? Вон Ворон то же самое хотел спросить, да, Ворон?

– Иди к черту!

– Да я-то…

– Черт, действительно, заткнись уже… – попросил Монах. – Или докладывай по существу.

– По существу будешь докладывать сам, на заседаниях своей охранки!

– Я же просил…

– А нам-то что с того, что ты просил? Мы все – люди свободные, пришли сюда по собственной воле, мы все равны! И что-то я не припомню, чтобы были какие-то выборы… Ну, знаешь, бюллетени для голосования, список кандидатов на твое место… Кто вообще тебя назначил главным, Саня? Где прописано, что Александр Александрович Монахов является руководителем российской ячейки партизан времени? Ну, давай, покажи, покажи мне эту бумагу!

И даже сейчас Монах не стал выходить из себя. Так, как обычно выходят другие. Не повысил голоса и не продемонстрировал сколько-нибудь значительного волнения. А просто встал и… отвесил Черту хорошую такую, увесистую оплеуху. Тот явно не ожидал подобного развития событий. Схватился за щеку и как-то сразу сник. А в стенах культового сооружения воцарилась тишина. Если не считать легкого покашливания…

3

– Лицо, близко стоящее к Министерству внутренних дел, сообщило нам, что амнистия к трехсотлетию Дома Романовых распространится не только на лиц, совершивших уголовные преступления, но и на политических. Осужденные по статьям, которые не влекут за собой лишения прав, а только ограничивают политическую правоспособность по выборам в Государственную Думу и городские думы, будут полностью восстановлены в правах. Осужденным на каторжные работы или ссылку на поселение будет сокращен срок наказания. Отбывшие наказания в исправительных арестантских отделениях или тюрьмах будут избавлены от необходимости проживать под гласным надзором в определенной местности известный срок без права выезда в столицы. – Керенский зачитал свежую статью из «Московского листка» и отбросил газету в сторону. Мягкий вагон первого класса нес его из Первопрестольной обратно в Петербург.

Тут как тут очутился и уже знакомый нам шустрый парень, когда-то раздававший конверты направо и налево… Вот только без почтовой корреспонденции и прежнего загадочного выражения лица. Будто бы обычный пассажир. Мало ли таких, кто курсирует между двумя столицами?

– Керенский. – Депутат и масон первым протянул руку незнакомцу.

– Незнамов, – отрапортовал курьер.

– Про меня вы, верно, знаете? – Керенскому всегда льстила лишняя порция внимания.

– Кто ж о вас не слышал…

– Ну кто-то, наверное, и не слышал… А вы по каким делам едете в столицу, если, конечно, не секрет?

Незнамов ненадолго задумался, после чего ответил:

– Да нет, пожалуй, не секрет… Получил в Москве за различные услуги кучу денег, еду тратить их в Петербурге…

– Вот как? И не боитесь об этом рассказывать первому встречному?

Только тут взгляд курьера сделался уже знакомым – жестким и бескомпромиссным:

– А пусть попробует кто-нибудь отнять!

– Ну да, ну да. – Керенский по-адвокатски решил завершить дело миром.

А потом и вовсе позвонил в колокольчик и отдал распоряжение проводнику:

– Принесите нам лучшего шампанского, икорочки и еще чего-нибудь по вашему вкусу. – А встретившись с вопросительным взглядом второго пассажира, добавил: – Ничего-ничего, я угощаю!

В том же поезде можно было обнаружить и генерала Брусилова. Алексей Алексеевич стоял в тамбуре, когда Незнамов будто бы случайно проходил мимо. Они по-прежнему виделись лишь мельком. Но в этот раз между ними завязался чуть более обстоятельный разговор.

– Так вы обдумали наше предложение? – спросил бывший посыльный.

– Да.

– И что?

– Мой ответ «нет».

– Окончательный?

– Так точно.

– И почему же?

– Свои аргументы я уже давно письменно привел господину Двуреченскому.

– Двуреченскому? – Незнамов сделал вид, что удивился.

– Да, а что вас удивляет?.. А также и лично господину Монахову.

Курьер поморщился и потер щеку.

– Что с вами? – Видя это, генерал решил проявить учтивость.

– Зуб… болит…

Пространство между вагонами быстро наполнилось чужаками. И Брусилов поспешил закончить «аудиенцию»:

– Честь имею!

– И вам не хвора… – Слова его собеседника заглушил стук колес.

4

– Как уже было отмечено, самые опасные эпизоды в путешествии его величества – те, в которых нельзя предусмотреть участников торжества. Вот, к примеру, встреча государя в Боголюбове Владимирской губернии. Ему предстоит принять волостных старшин, сельских старост, земских начальников. Всех соберут в ограде Боголюбова городка. Списки участников уже составлены, по многим уже имеются справки об их благонадежности. Тут все просто, как и со встречей на следующий день в Нижнем Новгороде, в саду при губернаторском дворце. Или на приеме в Дворянском собрании. Или во время обеда на сто десять персон на борту парохода «Царь