Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

Иоганн начал догадываться, какого представления ждали все эти люди.

– Ага, как вижу, все готово, – проговорил с улыбкой наставник и окинул взором холмы. – Не хватает только нашего друга.

Иоганн стоял вместе с наставником среди горожан и ждал. Поднялся шум, люди заголосили. Сквозь толпу проехала хлипкая телега, запряженная старым ослом. На телеге стоял палач в красной накидке и с повязкой на глазу. Рядом, как пьяный, покачивался связанный пленник. Несмотря на разбитое в кровь лицо и скрученные, как у сломанной куклы, руки, Иоганн тотчас узнал его.

Это был Фройденрайх фон Хоэнлоэ, молодой шпильман из «Черного орла».

– Его схватили два месяца тому назад, здесь же, – объяснял Тонио и хлопал в ладоши в унисон со всеми. Кто-то из барабанщиков гулкими ударами задавал ритм. – После его появления будто бы родился двухголовый теленок и град уничтожил посевы вокруг Нёрдлингена. По мне, так несчастный, наверное, просто не заплатил за выпивку или не сумел удовлетворить жирную хозяйку трактира. Здешний народ легко вывести из себя. Старина Фройденрайх, видно, упрямился во время пытки, потому-то с казнью так затянули.

Палач стащил дрожащего артиста с телеги. Оставшиеся несколько шагов его подручным пришлось тащить беднягу, потому как самостоятельно идти он не мог – должно быть, ему переломали ноги. А руки были вывернуты под неестественным углом.

Тонио вполголоса запел песенку, ту самую, которую Фройденрайх распевал тогда в трактире.

Ах, злюка зима, ты мне не страшна, я сижу у печи с кувшином вина. Ты вой за окном, тебя мне не жаль. Я пью и пою, ты мне не мешай…

Сбоку от утеса стояла наскоро сколоченная лестница. Подручные палача втащили Фройденрайха на кучу хвороста и привязали к столбу, после чего поднесли к сучьям зажженный факел. Дерево было сухое, и пламя жадно пожирало хворост. Скоро кучу заволокло белым дымом.

«Как гигантская кадильница», – подумал Иоганн.

Люди застыли в напряженном ожидании, даже дети притихли. Потом сквозь дым прорезался вопль, дикий и пронзительный. Иоганн невольно вспомнил, как красиво пел в свое время этот человек. И на память ему пришли слова, произнесенные наставником в трактире: «Не сыскать ему счастья в этих суровых краях, о нет!»

Несмотря на жар от костра, Иоганна пробрала дрожь. Великому Тонио дель Моравиа отказали в зимней квартире, и он жестоко отомстил. Сначала сгорел дотла трактир, теперь горел повинный во всем артист.

Вопль Фройденрайха перешел в нечеловеческий визг, а потом внезапно оборвался. Над кострищем поднимался столб черного дыма, Иоганн почуял запах горелого мяса – пахло и вправду как жареной свининой. Ему стало дурно.

– Ты вой за окном, тебя мне не жаль… – снова пропел Тонио и похлопал, как после удачного представления.

Казнь состоялась. Некоторое время люди еще смотрели на костер, пока куча хвороста с треском не развалилась, после чего направились обратно в город. Иоганн еще стоял в оцепенении. Только когда наставник хлопнул его по плечу, он пришел в себя.

– Люблю огонь, – заявил астролог бодрым голосом. – Хотя он напоминает мне о тяжелых временах. Однажды во Франции я смотрел, как горит одна девица, с которой мы были очень близки, как брат с сестрой. Тогда-то все и началось… – Он отвернулся от тлеющей кучи и пошел прочь. – Идем. Надеюсь, наш гость уже прибыл.

Загадочный гость явился лишь к вечеру, когда наставник уже начал терять терпение. Они сидели за дальним столом в трактире «Под золотым солнцем». Иоганн склонился над книгой, в то время как Тонио пил дорогое рейнское вино – он выпил уже немало, но выглядел при этом совершенно трезвым. Правда, Иоганн заметил, что наставник заметно побледнел с тех пор, как они покинули башню.

Человек, вошедший в трактир, оказался необъятно широк и был одет во все черное – в длинный плащ и широкополую шляпу, как у Тонио. Когда он переступил порог, ему пришлось пригнуть голову, так он был высок. В руках незнакомец держал посох, как у пастухов. В его огромной ладони посох этот выглядел тонким прутиком. Он приблизился, улыбаясь, но улыбка его казалась неестественной, словно нарисованной на рябом, заросшем бородой лице.

– Mon Baron [14], для меня честь снова видеть вас после долгой разлуки, – приветствовал он Тонио с низким поклоном.

Как и наставник, гость разговаривал с французским акцентом, только более выраженным.

– Брось, Пуату, – вскинулся Тонио. – Только не при юноше.

Толстяк перевел взгляд на Иоганна, и тот внезапно почувствовал себя голым.

– Так это он? А с виду такой невзрачный, бледный, как книжный червь…

– Я тоже, как ты изволил выразиться, книжный червь. Когда ты наконец усвоишь, Пуату, что наружность ничего не значит? Совсем наоборот! Ты большой и сильный, да только думать не способен ни о чем, кроме еды.

– Что правда, то правда, милорд, сейчас на уме у меня хороший ужин, – гигант осклабился. – Я так голоден, что собственную кобылу готов сожрать. Я скакал два дня и ночь, чтобы известить о вашем прибытии и наконец встретить вас здесь. У меня много новостей.

– Parle français [15], – распорядился Тонио и знаком велел трактирщику принести новый кувшин вина.

Далее они переговаривались по-французски. Иоганн сидел чуть поодаль и делал вид, что читает книгу. Но в действительности он украдкой поглядывал на наставника и его гостя. Почему этот Пуату назвал Тонио бароном? Может, наставник происходил из французского дворянства? Этим можно было объяснить и подобострастное поведение толстяка. Иоганну не понравилось, как они говорили о нем, словно о ценной вещице. Что же они замышляли на его счет?

Иоганн прислушивался к столь чуждой для него речи и пытался разобрать отдельные слова. То и дело звучали смутно знакомые diable и réunion [16], но некоторые фразы произносились отрывисто и гортанно, точно приказы. Иоганн уловил слова garache, béliche, bête bigourne, но значение их оставалось для него загадкой, и он погрузился в раздумья.

Утром, после той жуткой казни, они с Тонио вернулись в трактир. Иоганн сделал вид, что хочет позаниматься, но сам воспользовался этим временем, чтобы подумать о наставнике. Юноша многим был ему обязан: столько нового он узнал от него, и это была лишь малая часть тех знаний, которые Тонио мог ему дать.

С другой стороны, страх перед этим человеком день ото дня становился все крепче. Иоганн вспоминал, с каким наслаждением Тонио наблюдал за казнью, и всякий раз юношу передергивало. Но что хуже всего, он подспудно догадывался, что наставник каким-то непостижимым образом подстроил эту казнь – как и пожар в трактире «У черного орла». Однако неужели такое возможно? Иоганну вспомнились три уголька, которые Тонио положил у ворот трактира, и начертанная кровью пентаграмма в башне. Значит, существовали знаки и заклятия, с помощью которых можно было вызвать огонь и молнию, а то и вовсе кого-то убить? Или это все лишь дурацкое совпадение? Но совпадений было слишком уж много, и верилось в них уже с трудом…

Наставник, словно прочел его мысли, прервал разговор и взглянул на Иоганна. На какое-то мгновение казалось, будто он что-то учуял, точно волк или лис, но потом по лицу его скользнула улыбка.

– Посмотри, он даже теперь что-то читает, – сказал Тонио, обращаясь к Пуату. – Воистину, этот парень ненасытен.

– Тогда ему наверняка понравится то, что мы ему уготовили, – рассмеялся толстяк.

Иоганн ухмыльнулся, словно услышал хорошую шутку, хотя сам ничего не понял, и снова склонился над книгой. Этот громадный француз наводил на него страх, но еще больше юношу пугал Тонио, его господин и наставник.

Кроме того, пока их не было, кто-то рылся в его вещах. Поначалу Иоганн заподозрил воро́н и ворона, которые следили за каждым его действием. Потом он, однако, понял, сколь абсурдна была эта мысль. Все было в сохранности, и все-таки Иоганн решил держать при себе нож, которым теперь так дорожил. Он перевязал его кожаным шнурком и носил на шее, под рубашкой, и даже Тонио не мог его увидеть.