Обманчивый блеск мишуры - Найо Марш

— Получается, что за ночь и утром никто не приближался к району земляных работ.

— Только если с противоположной стороны. Но и тогда я заметила бы следы на склоне.

— И после полуночи снегопада не было?

— Нет. Только северный ветер. Утром на небе я не заметила ни одного облачка.

— Так. Ураган разыгрался только сегодня к ночи. Спасибо, любимая. А теперь иди. Я ненадолго.

— Можно?…

— Да?

— Нет ли чего-нибудь, что я могла бы сделать? Хотя бы просто постоять, сложив ручки, как скорбный ангел?

— Я скажу, что ты можешь сделать. Ты можешь взять мой чемоданчик, спуститься по лестнице и собрать все до единого кусочки бывшего фамильного достояния Билл-Тосмена. Только очень осторожно. Бери их только за края, складывай в чемоданчик, а затем отнеси наверх. Я буду тут. Сделаешь?

— Подожди меня.

Когда Трой начала собирать осколки, Аллен направился к тому столику на галерее, где стояла ваза, и заглянул через перила. Под ним виднелась верхушка торшера, круг света, а в нем, как в луже, купались осколки фарфора. Макушка Трой, её плечи, колени и длинная тонкая рука, скользящая осторожными движениями над полом. Трой была прямо под ним.

Небольшой китайский столик — изящный, но очень крепкий — стоял у самых перил. Эбонитовый пьедестал, на котором покоилась ваза, по-прежнему находился на своём месте. Он поднимал вазу над перилами. Наверное, Хилари рассчитывал, что гости, подняв глаза, сразу восхитятся ненавязчиво поданным с самых выгодных позиций фамильным достоянием. Аллен действительно успел заметить и оценить вазу за эту долгую, долгую ночь.

Он включил на галерее весь свет и достал карманный фонарик, одолженный Рейберном. Затем начал дюйм за дюймом исследовать поверхность столика, — очень методично и тщательно, так что продолжал это занятие и тогда, когда Трой собрала все осколки, выключила внизу свет и поднялась к нему.

— Ты, наверное, ищешь следы когтей?

— Да.

— Нашёл?

— Пока нет. Иди. Я почти закончил. Я сам занесу чемоданчик.

Когда часы пробили час ночи и Аллен наконец пришёл к Трой, она сразу поняла, что лучше не спрашивать, нашёл ли он следы когтей Лапушки на китайском столике.

Потому что он явно ничего не нашёл.

4

Проснулся Аллен точно в три, как и приказал себе. Осторожно, чтобы не разбудить Трой, он пробрался через тёмную ванную к себе, побрился и сунул голову под холодную воду. Затем посмотрел в окно. Луна уже зашла, зато среди несущихся туч светили звезды. Ветер все ещё задувал, но дождь прекратился. Буря стихала. Аллен оделся, преодолевая боль в руке, натянул толстый свитер и сунул в карман капюшон.

Потом зажёг фонарик и, миновав коридор и галерею, спустился по лестнице. Тёмный холл зиял пустотой. Только в каминах кое-где ещё тлели красные глазки недогоревших углей. Аллен направился к коридору западного крыла и, свернув налево, дошёл до самой библиотеки.

Библиотека тоже тонула во тьме. Знакомый запах масла и скипидара на миг перенёс его в студию жены. Интересно, вернули на место портрет?

Аллен сделал несколько шагов от двери и вздрогнул, как прежде Трой, от щелчка замка, когда дверь вдруг приоткрылась сама по себе. Он затворил её.

Лучик фонарика заметался по комнате. Книги, лампы, стулья, картины, орнаменты — все это возникало и исчезало. Наконец в луч света попала рабочая скамья и рядом с ней мольберт.

Из темноты на Аллена глянул Хилари.

Аллен подошёл поближе. Свет фонаря стал ярче, оживив картину. Трой никак нельзя было обвинить в натуралистичности. Она выхватывала самую суть изображаемого предмета — в данном случае черты характера Хилари — и переносила их на холст.

Какие же это черты? Что она увидела?

Прежде всего, конечно, налёт надменности, заставивший её вспомнить о “достойном верблюде”. Плюс к этому элегантность, привередливость, даже наглость, некая вычурность. Но совершенно неожиданно в подчёркнутом сбеге от ноздрей к уголкам рта, который мог бы принадлежать сатиру. Трой открыла в Хилари гедониста.

Библиотека была крайней комнатой в западном крыле и потому имела три наружных стены. Левые от двери окна выходили на большой двор. Аллен направился к ним. Он знал, что они задёрнуты шторами и закрыты ставнями Отдёрнув шторы, он открыл одно окно. В голове промелькнуло, что, какая бы драма ни разыгрывалась в Холбедзе, окна играют в ней немалую роль. Аллен скользнул фонариком по рамам. Фрамуги слегка дребезжали и пропускали тонкие струйки холодного воздуха. С этой стороны ветер, пожалуй, недостаточно силён, чтобы натворить бед в комнате, однако Аллен вернулся к мольберту, толчком закрепил его поустойчивее и только после этого отжал задвижки, впустив холод и звуки внешнего мира. Затем внимательно посмотрел в щель. Небо очистилось. Звезды светили достаточно ярко, чтобы различить во дворе катафалк Найджела, лишившийся всего, кроме остатков фигуры, да и те уже превратились в тонкую корочку снега.

Аллен надел капюшон, прикрыл воротом свитера рот и уши, уселся на подоконник и выключил фонарик.

Смотреть надо было в оба. Интересно, близко ли уже Фокс со своей командой? Хорошо бы связаться с ними по радио. Они могли появиться в самый неподходящий момент. Впрочем, вряд ли это что-нибудь изменит.

Когда встают слуги? В шесть? А может, он самым нелепым, смехотворным образом ошибается? Ждёт, как бывает частенько, того, что и не может произойти?

В конце концов его теория, если её вообще можно было назвать теорией, основывалась на очень тоненькой цепочке свидетельств. Фактически, сплошные догадки. Можно, конечно, было проверить сразу, но тогда прощай элемент неожиданности.

Аллен ещё раз мысленно повторил сведения, которые собрал по кусочкам от Трой, гостей, Хилари и слуг. Что касается мотива, пока полный туман. Зато сам ход событий — дело иное. А доказательства? Набор диких шуточек, которые, однако, могут оказаться взаимосвязанными. Исчезновение. Человек в парике. Золотистая материя на молодой ёлке. Дурацкая попытка взлома Картонка в окне. Разлетевшаяся вдребезги ваза и его левая рука, пульсирующая от боли. Пожалуй, белее разнородного набора не мог бы предложить сам мистер Смит в те дни, когда у него была всего-навсего лошадь с тележкой.

Аллен переменил положение, поднял заодно и воротник куртки, но не оторвал глаз от щели. Ледяной сквозняк заставлял слезиться глаза.

За годы, проведённые в полиции, где такое вот выжидательное бездействие с полной концентрацией внимания, невзирая на неудобства и усталость, называется “смотреть в оба”, Аллен разработал приёмы самодисциплины. Обычно он в таких ситуациях начинал вспоминать самые нелепые цитаты из любимых авторов, которые можно было бы применить к его работе. Получалось забавно, особенно если взять Шекспира.

Затем как-то незаметно припомнились сонеты, и как раз в тот момент, когда Аллен со слезящимися глазами и дико ноющей рукой повторял “правдивый свет мне заменила тьма”, он наконец заметил слабый свет. Луч запрыгал по двору и, как ночной мотылёк, ударился о надгробие, выполненное Найджелом.

“Сработало”, — решил Аллен.

На долю секунды лучик ударил ему прямо в глаза, заставив отпрянуть, но тут же скакнул обратно к надгробию, а затем под ноги к медленно приближающейся группе, которая то возникала, то временами полностью растворялась в темноте. Две фигуры, склонившись навстречу ветру, тащили невидимый груз.

Санки. Свет фонаря наконец застыл на земле рядом с надгробием. Замелькали перчатки и тяжёлые сапоги, толкающие и разворачивающие сани.

Аллен на подоконнике встал на корточки, снял крепление с рам и взялся за них руками, чтобы не дать им распахнуться от ветра. Одновременно он продолжал напряжённо наблюдать сквозь щель.

Трое мужчин. Несмотря на вой ветра, ему удалось разобрать их голоса. Сначала они долго пристраивали фонарик, чтобы он светил на упаковочный ящик. Затем в световой круг попала фигура: мужчина с лопатой.

Две пары рук взялись за верхние углы ящика.

— Тяжёлый, — сказал чей-то голос.

Аллен дал ставням распахнуться. Они с грохотом ударились о стену. В следующее мгновение он уже ступил на карниз и зажёг собственный фонарик.

Луч ударил прямо в лица Киски-Ласки, Мервина и стоявшего за ящиком Винсента.

— Вы очень рано взялись за работу, — прокричал Аллен.

Ни звука, ни движения в ответ. Они словно застыли. Затем прогудел баритон Киски-Ласки:

— Винс попросил нас помочь ему убраться. Молчание.

— Верно, — произнёс наконец Винсент.

— Ничего не осталось, сэр, — подал голос Мервин. — Буря все разрушила.

— Очень неприятно на вид, — сказал Киски-Ласки.

— А Найджел отказался помогать? — спросил Аллен.

— Мы не стали его волновать, — пояснил Мервин. — Его очень легко расстроить.

Чтобы быть услышанными, им приходилось кричать. Аллен соскочил во двор и начал тихонько обходить группу, пока не наткнулся на колонну портика, ведущего в прихожую. Он моментально вспомнил, что один из констеблей Рейберна, забирая мокрую одежду, включал уличное освещение.