Кровавые следы. Боевой дневник пехотинца во Вьетнаме. - Кристофер Роннау

После обеда мы потратили два часа, разбирая большую хижину, в которой хранилось около пятнадцати тонн риса. Нашей следующей остановкой неминуемо должна была стать соседняя хижина, видневшаяся метрах в пятидесяти справа. Однако, когда мы задержались глотнуть воды и вытащили сигареты, то заметили роту «А», подходящую с той стороны. Если бы мы не слишком торопились собирать своё барахло и снаряжаться в путь, то они вышли бы прямиком к той хижине раньше нас. Мы коллективно решили двигаться медленно и позволить роте «А» захватить хижину. Бек был единственным моим знакомым в роте «А», и среди идущих я его не видел. Так что я продолжал собираться медленнее обычного.

Довольно скоро новая хижина стала собственностью и проблемой роты «А». В отличие от прочих хижин, эту окружал бамбуковый забор. Жерди в заборе высохли и поблёкли от старости, и стояли они насколько далеко друг от друга, что почти любое животное могло бы свободно пройти между ними. Забор не годился ни на что, кроме как доставлять неудобства. Там также были ворота, которые двое парней попытались открыть. Едва они это сделали, прогремел взрыв гранаты, которая осыпала этих двоих осколками и тут же скрыла их в мутном вихре дыма и искр. Коричневое облако из смеси дыма и пыли поплыло в сторону остальной части роты «А».

Оба парня отлетели назад, рухнули наземь и остались неподвижно лежать. Раздались отчаянные крики «медик!» и началась суматоха, целая куча джи-ай, включая их медика, помчались на помощь. Наш Док Болдуин тоже побежал помогать. Двое лежащих оказались окружены таким количеством людей, что нельзя было разобрать, что происходит. Двое наших подошли на половину расстояния, но не больше, чтобы лучше видеть. Примерно так водители притормаживают возле аварии. Они хотят узнать, в чём дело, но притом не желают видеть ничего запредельного. Для меня зрелище было невыносимым. Я лишь пару раз глянул уголком глаза и увидел не слишком много. Что я заметил — никто из лежащих не шевелился, ни единым мускулом. Про себя я знал, что они мертвы, и мне от этого делалось нехорошо. Я был рад, что остался на месте. Мне не хотелось смотреть ближе.

Высокий парень, стоявщий посередине группы нагнулся, рассматривая погибших. Может, он был командиром. Мне показалось, он говорил больше остальных и жестикулировал, раздавая указания. Вскоре он умолк и покачал головой, словно врач на боксёрском ринге в Мэдисон-сквер-гарден, показывающий, что бой окончен. Суета закончилась, и парни из роты «А» молча смотрели на лежащих и друг на друга. Грустно. Эти двое оказались невероятными глупцами. Абсолютно на всех уровнях обучения нас учили избегать очевидных путей на вражеской территории. Не ходить по тропам, не входить в двери и никогда не открывать ворота. Их родители так и не узнают.

Рисовый марафон становился всё более напряжённым. Мы перешли от свободного продвижения к снайперским обстрелам, а теперь и к двум убитым. Взнуздав коней, мы продолжили патрулирование в поисках вражеских припасов. В пути меня вдруг зацепила мысль, не должен ли я чувствовать вину за гибель тех двух парней. Никто об этом не говорил, но я начал задумываться. В конце концов, мы заметили хижину первыми, но позволили им её занять и понести потери. Разговаривая шёпотом сам с собой, я быстро пришёл к выводу, что этот случай был просто прихотью войны. Я не сделал ни одного неверного шага и ни к чему теперь устраивать себе психологические «американские горки». Таким образом, чувство вины можно отогнать, как потенциально вредное. Лучше всего для меня будет зарыть весь этот случай в дальний уголок памяти, что я и попытался сделать.

Спустя примерно час Лопес заметил гука, устанавливающего «клаймор» у нас на пути. Он выпустил очередь, ВК тут же бросил мину и помчался прочь, словно ошпаренная собака. Лопес не понял, попала ли хоть одна пуля в цель.

Меня привело в замешательство то, насколько близок к крупному выигрышу оказался этот гук. Ему не хватило всего нескольких секунд, чтобы разнести пол-отделения. Ему было нужно меньше времени, чем нам требуется, чтобы подтянуть шнурки на ботинках.

Мина, которую он бросил, была одним из их чудовищных самодельных устройств — кусок листового металла, выгнутый в виде подноса, примерно пятнадцать дюймов[107] в диаметре. На поднос укладывался слой взрывчатки, по-видимому, добытой из наших неразорвавшихся авиабомб. ВК вскрывали несработавшие бомбы ножовками и выковыривали начинку. Поверх взрывчатки шёл слой цемента, в который они вставляли кусочки металла, служащие шрапнелью. Цементу давали высохнуть. Внутри мины находились напиленные куски стального прута длиной в пару дюймов[108] и толщиной с большой палец. Это должно было быть страшное дело. В школе джунглей нам говорили, что куски стального прута — наиболее часто используемый тип шрапнели. Однако, если под рукой не оказывалось стального прута, они использовали любые мелкие металлические предметы, к примеру, гайки, гвозди, болты и иногда даже монеты.

Вскоре мы нашли ещё один склад. Пока его осматривали, я попробовал покопать в любопытном квадратном участке земли размеров восемь на восемь футов[109], который выглядел необычно. Там почти не было растений, что было странно. На глубине около фута, я наткнулся на железный лист. Затем моя лопата вернулась с зацепившейся за неё проволокой. Вид двух убитых джи-ай тут же встал у меня перед глазами. Аккуратно, как никогда, я освободил лопату от проволоки и стал рыть в новом месте в нескольких футах оттуда. И снова наткнулся на железный лист, но уже без растяжек. Под ним оказался тайник с рисом, который наш командир оценил в тринадцать тонн для отчётности.

В награду за обнаружение подземного хранилища мне приказали остаться и взорвать его, тогда как остальные удалялись в безопасное место. Почесть выглядела почти пугающей, но я был настроен решительно и уверен, что будет весело. Вертолёты снабжения начали подвозить нам огромное количество взрывчатки, чтобы ускорить разрушение рисовых закромов. Мы находили их так много, что вручную выходило слишком долго.

Хьюиш тоже остался со мной, чтобы заняться надземным складом. Для своего разрушительного проекта я использовал три блока пластичной взрывчатки С-4, смотанных детонирующим шнуром. Сверху на С-4 я положил три китайские гранаты из мин-ловушек, которые мы нашли и разобрали раньше в тот день. Они должны были усилить взрыв и избавить нас от этих гранат, с которыми нам не хотелось таскаться. Кроме того, я нервничал уже просто от обладания одной из них. Их качество было совсем не таким высоким, как у американских продуктов, и мне казалось, что они могут взорваться без причины. И напоследок я ещё добавил свою слезоточивую гранату для вкуса. Я думал так — если ВК смогут потом собрать часть этого риса, слезоточивый газ сделает его несъедобным. Мы в унисон зажгли запальные шнуры и побежали прочь, словно воры-домушники, увидевшие свет на крыльце. Последовавший взрыв был грандиозен.