Богатый, сильный, одинокий (СИ) - Черногорская Ксения

- Послушайте... - я очень старалась, чтобы мой голос не дрожал, - Можно я просто уйду?

- Конечно, - кивнул он. - Если ты умеешь ходить по воде. Вооон там, - он приподнял пухлую руку и указал пальцем вправо, - в нескольких сотнях миль отсюда - даже есть государство. И там конечно имеются аэропорты.

- Но мне сперва нужно доплыть туда...

- Нужно - плыви. Ты хорошо плаваешь?

- Простите, но так нельзя...

- Как "так"?, - он приподнял лохматые брови. - Ни единого обещания тебе данного я не нарушил. Ты прибыла сюда в безопасности, сейчас тут нет балов, не сезон, и да, с тебя никто не взял ни цента за перелёт и путешествие на яхте.

До этих слов он явно упивался своей властью, но теперь, сказав это, будто потерял ко мне всякий интерес. Тяжело поднявшись из кресла, он, как ни в чём не бывало, повернулся ко мне спиной и, сутулясь, медленно направился к замку.

Я стояла и смотрела ему вслед, то и дело оборачиваясь назад и глядя на огромную, усеянную чёрными пальмами, насыпь, за которой простирался серый, волнующийся океан.

Ветер усиливался, становилось прохладно.

Я не знала, как окликнуть его, а потому обратилась так, как он сам назвал себя в письме:

- Господин N! - отчаянно крикнула я.

Тёмная сгорбленная фигурка, плохо различимая в наступивших сумерках, остановилась, и, как мне показалось, повернула голову ко мне.

- Господин N! - снова крикнула я. -Могу ли я позвонить от вас в Москву? Всего один звонок! Пожалуйста!

Судя по всему, он медленно покачал головой, развернулся и продолжил путь.

Стараясь успокоиться, я и не заметила, как разозлилась. Его молчаливый уход вызвал во мне желание обойтись без него. И в самом деле - без сопливых скользко. Сейчас добегу до палубы, там уговорю Романа Станиславовича доставить меня до острова, с которого мы приплыли сюда или просто хотя бы созвонюсь с его помощью с Люси. Отчего-то я была уверена, что он не откажет мне. По крайней мере он точно обращался со мной совершенно иначе, нежели этот мерзкий миллиардеришка, возомнивший о себе невесть что. Нашёл, понимаешь, игрушку! Отсосать у него предложил по прилёту! Сам у себя отсоси, придурок вонючий! И засунь свои деньги себе в задницу! И парфюм свой смени, хамло патлатое!

Я помчалась назад, рискуя навернуться. Поднявшись по дорожке, окружённой чёрными пальмами и высокой травой, на насыпь, что скрывала от меня пристань, я особо не раздумывая, быстро сняла с себя туфли и дальше вниз побежала уже босиком, держа их в руке. Словно какой-то спринтер я неслась к пристани, скрытой деревьями, бормоча "Только бы они не уплыли! Только бы не уплыли!".

Но когда я, миновав то тут, то там растущие высокие пальмы, выбежала на открытое пространство, то увидела, что пристань была пуста. Яхта уплыла. И только тёмный океан шумел вдали, принося свой особый, пахнущий солёной свежестью ветер. И только тут я поняла, что все мои вещи, включая сумочку, остались там, на яхте...

"Вы можете пока оставить их здесь. Не пойдёте же вы на встречу с этим барахлом? Надо соответствовать, согласны?".

Я была согласна. Боже, какая же я дура...

Медленно я спустилась к пристани, взошла на неё и уселась на дощатом полу, поставив рядом с собой туфли и свесив ноги.

Так вот почему он так быстро ушёл... Он же прекрасно понимал, что я никуда не денусь с острова...

Ни еды, ни воды у меня с собой не было. В этом лёгком платье мне было зябко уже сейчас, а что будет ночью? Океан казался чёрным. Если в небе и была луна, то её не было видно из-за плотной завесы тёмных облаков, а когда сзади истошно, надрывно залаяли собаки, мне стало так страшно, что я, подхватив свои несчастные туфли, побежала по кромке берега, прямо по влажному песку, не разбирая дороги, только бы подальше от этой пристани, где меня с лёгкостью могли найти.

У него было полно денег, думала я, он мог заказать любую дорогую проститутку, да просто купить какую-нибудь красотку, куда красивее меня, так зачем он всё это устроил?! Ради чего?! Нет, тут явно что-то было не так... Неужели очередная проверка? Но если так, то зачем? Вход в Клуб для меня и так был закрыт. Все мои романтические представления об Игре и Острове, все мои мечты, связанные с новой жизнью, все надежды найти здесь любовь, рухнули в одночасье. Моя личность этого нувориша не интересовала. Его интересовало лишь то, сделаю ли я ему минет... Какой кошмар...

Писклявым комаром заверещала где-то в глубинах сознания мысль о том, что почему бы и нет, раз это единственный выход? Один раз пересилить себя и тогда... "Нет-нет, даже думать о том не смей", - приказывала я себе. - "Это просто проверка, он хочет понять, насколько я доступна, не иначе..". Хотя... после первого жребия стало же ясно, что я не недотрога, если мужчина мне нравится... А если нет, то результат общения после второго...

Я бежала и бежала и остановилась только тогда, когда закололо в боку. Без сил я повалилась на песок и расплакалась.

Не буду утомлять подробными описаниями этой долгой и жуткой ночи. Скажу лишь, что несмотря на попытки устроиться где-нибудь в прибрежной траве среди камне, где меня не могли бы найти, поспать мне не удалось. К тому же я очень боялась собак, которые то и дело захлёбывались лаем где-то поодаль.

Сидя на камнях у какого-то грота, поджав ноги и обняв себя руками, я смотрела на едва заметные пенистые волны шумящего океана и раздумывая о произошедшем, всё чаще и чаще ловила себя на мысли "А если бы я не предполагала бы, как один из вариантов, что всё это - очередная проверка, если бы я не осознавала, что за мной наблюдают, согласилась бы я на предложение мерзкого старикашки?". Эта мысль не давала мне покоя, я гнала её от себя, но она назойливой мухой трепетала, жужжала в моей голове, не давая возможности сосредоточиться ни на чём ином. Волей-неволей вопрос из ситуационно-сложного превращался в вопрос религиозный, совершенно философского характера - "Если бы я не считала, что за мной наблюдают, если бы я не считала, что могу не пройти этот грёбаный тест, согласилась ли бы я на этот минет?!" Ведь несмотря на то, что старик был неприятным, и даже, пожалуй, омерзительным, вопрос моего пребывания здесь становился вопросом жизни и смерти, а зажмурив глаза и преодолев неприязнь, я бы безусловно могла бы сделать ему минет... Сама мысль об этом воспринималась чем-то омерзительным, но в этом не было ничего, что разрушило бы моё тело, что сделало бы меня немощной, что могло бы свести меня с ума. Не было ничего такого, и преодолей я брезгливость, я была практически уверена - старик, как минимум, наградил бы меня возможностью уплыть отсюда. Была уверена хотя бы потому, что он не позвал слуг, хотя бы потому, что действительно, всё, что он пообещал мне в письме, он выполнил, он держал слово и пустозвоном не был. Один-единственный минет. Пара минут, а может пара десятков минут чего-то просто неприятного, но совершенно не болезненного - и какая награда! Быть может, даже скорее всего, он ещё дал бы мне денег. Много денег. Он их явно не считал... Так если бы я не считала, что это может быть неправильным ходом, чем-то, что вызвало бы осуждение этого богача, сделала ли бы я ему минет? Сделала бы или нет?

Если представить себе, что никто и никогда не узнал бы об этом, что трансляций отсюда нет, что он не стал бы разбалтывать об этом моём поступке, а я бы тоже держала впоследствии язык за зубами, то весь этот минет превращается просто в один небольшой немного неприятный акт, после которого я как минимум перестану сидеть одна на берегу океана, совершенно растерянная, умирающая от голода и не знающая, что предпринять. Как минимум.

Вопросы нравственности и вопросы морали. Что двигало мной при этом отказе, мораль или нравственность?

Помню, как Люси объясняла мне разницу:

"Представь себе, Бельчонок, что на дороге лежит кошелёк, туго набитый деньгами. Пускай это будут пятитысячные купюры, набитые в него так, что частично даже торчат. Кошелёк этот лежит на улице, где никого нет. Понимаешь, какая штука - нравственность - это система внутренних ограничений, а мораль - внешних. Мораль всегда навязывается, а нравственность всегда является индивидуальным выбором. Невзятие кошелька нравственным человеком - это мысль о том, что кто-то эти деньги потерял и потому ему плохо. Значит, что этот кто-то, вернувшись за ними, их там не найдёт. А эти деньги могли быть снятыми для лечения ребёнка, для проведения свадьбы, на которую копили, откладывая по возможности . Было ли бы тебе горько и плохо, если бы ты потеряла такие деньги, а кто-то взял бы их лишь потому, что они, дескать, плохо лежат? Если поставить себя на место потерявшего эти деньги подростка, что нёсся покупать долгожданный сегвей или девушки, что потеряла деньги на обучение в платном ВУЗе или же рабочего, который шесть месяцев жил со своей семьёй впроголодь, а тут ему разом выплатили зарплату за эти полгода, но спешащий на радостях домой он обронил этот самый кошелёк, если представить себя на их месте, разве не больно и плохо тебе было бы? Это не твоё и ты это не берёшь. Несмотря на то, что их может взять кто-то другой. Ты не берёшь просто потому, что это явно кем-то потерянное тебе не принадлежит.