Подвенечное платье цвета крови - Марина Серова

– Где я? – с трудом шевеля языком, спросила я.

– В подвале.

В подвале? В каком подвале? Как я могла оказаться в подвале, ведь я шла куда-то по улице… Куда же я шла? Черт! Ничего не помню…

Я скосила глаза в сторону. Красные кирпичные стены, старинные, даже древние, местами с выбоинами. Сейчас таких кирпичей точно никто не производит. А в углу крутая лестница без перил с большими ступенями, ведущими наверх. Возле лестницы лежит что-то темное, какая-то куча… Значит, я действительно в подвале… Хорошенькое дельце! И как же меня угораздило сюда попасть? Я попробовала рассмотреть помещение из своего не совсем удачного положения. Земляной пол. Пять швейных машинок, большой стол, пять матрасов прямо на полу. Возле меня стоят три женщины, одна сидит на корточках, она заботливо склонилась надо мной. Я попробовала еще раз поднять голову.

– Да что тебе не лежится-то?!

А в самом деле, что мне не лежится? А-а… Так ведь холодно на полу. Откуда-то дует… Нет, я, оказывается, не совсем на полу, я лежу на матрасе… Я кое-как приподнялась на локте, потом села, прислонившись спиной к кирпичной стене. Голова кружилась и болела. Я огляделась еще раз. Четыре женщины в помещении. Это кроме меня… А, да, я же их уже считала… Черт, что-то я слишком туго соображаю. Мысли текут вяло, кисель…

– Вы кто? – спросила я, удивляясь своему слабому голосу.

Потом я посмотрела на женщин и потрогала голову. На ней было что-то намотано…

– Не трогай, – сказала та женщина, что сидела возле меня, – твоя голова перевязана.

– Болит, – пожаловалась я.

– Еще бы не болеть! Тебя по ней железной трубой треснули.

– Железной трубой?! Кто?! – возмутилась я. В голову тотчас ударила новая волна боли.

– Один гад, – ответила сердобольная женщина и погладила меня по плечу.

– А все-таки где я?

– Ты в рабстве, – женщины сочувственно смотрели на меня. – Ты вот что, ты пока лежи и не шевелись. Как придешь в себя, так и начнешь работать.

Я не поверила своим ушам:

– Работать? Где? И в каком смысле работать?

– Как в каком? Шить будешь, – уточнила сердобольная. – Ты хорошо шьешь?

– Не знаю, – сказала я, – никогда не пробовала…

– Она еще шутит! Молодец! – покачала головой сердобольная.

Она встала и отошла к одной из швейных машинок. Села за нее, приладила какую-то ткань под иголку, опустила прижимную лапку и начала строчить. Еще одна женщина тоже села за машинку.

– Эх, милая! Как тебе не повезло…

– Нам всем тут не повезло…

– Да уж, вляпались так вляпались!

– А ну-ка, тише, девочки, не раскисать! – сказала та женщина, что склонялась надо мной. Я заметила, что по возрасту она была старше всех.

– Ты есть-то хочешь? – спросила одна из двух девушек, что остались возле меня.

– Нет, – ответила я автоматически, поморщившись от дурного запаха.

– Да, у нас тут запашок еще тот! Не фиалками пахнет…

– Ничего, привыкнет, мы-то привыкли…

– Тебя как зовут?

– Татьяна.

– Ты в каком цехе работала, Татьяна? Что-то я тебя не помню, – сказала та, что была моложе всех, – или ты из новеньких?

Я начала рассматривать ее. Девушка была до ужаса некрасивой, просто дурнушка какая-то. Большой рот, длинный нос, маленькие глазки, низкий лоб, широкие скулы… Где-то это лицо я уже видела…

– Ни в каком цехе я не работала, – сказала я, окончательно приходя в себя, – с чего вы взяли, что я…

– Так ты что, не с фабрики, что ли?

– Нет.

– Теть Маш, слышишь, она не с фабрики! – воскликнула удивленно та, что была самая некрасивая.

– Алла, оставь девчонку в покое! – велела та, что постарше. – Дай ей прийти в себя. Не видишь: у нее голова болит. Ей отлежаться надо… А нам, девочки, работать, а то голодными останемся. Давайте быстро за машинки!

Алла? Где-то я уже слышала это имя. Алла… Алла… Алла! Вот черт!

– А я вас, кажется, знаю, – сказала я, посмотрев на женщин. – Ты – Алла Овчаренко, верно?

– Да, – некрасивая растерянно захлопала бесцветными ресницами.

От удивления ее маленькие глазки стали вдруг большими и круглыми. Вот так всегда и ходила бы, подумала я.

– А ты кто? Я тебя не помню…

– А вас, всех остальных зовут… так… Королькова Мария Федоровна, Бейбулатова Ольга и еще…

– А я – хозяйка ателье – Элеонора! – подбежала ко мне симпатичная худенькая женщина с бледным осунувшимся лицом и синими кругами вокруг огромных красивых глаз.

– Да, Элеонора Браун… – сказала я задумчиво, вдруг вспомнив ее фамилию.

Она схватила меня за руку:

– Откуда ты нас знаешь?

– Так вы что, все живы? – изумилась я, не ответив на ее вопрос.

– А что, не похоже? – горестно воскликнула тетя Маша.

Через минуту женщины, плача, рассказывали мне свои истории. Как они хорошо жили в своих семьях, как их похитили и как они теперь пашут здесь все то время, когда не спят. Оказалось, сценарий их похищения был действительно прост и одинаков до смешного: женщину подкарауливали после вечерней смены, оглушали ударом по голове и привозили, бесчувственную, в этот подвал. Здесь они теперь живут и шьют то, что раз в день приносит один урод, работают за кусок хлеба семь дней в неделю.

– А если отказываемся работать, то нам не дают еду, – с горечью пожаловалась та, которая представилась хозяйкой ателье.

– Так откуда ты все-таки нас знаешь? – спросила Мария Федоровна.

– Оттуда, – усмехнулась я. – Работа у меня такая: все про всех знать.

– Теперь у тебя будет другая работа – шить! – сказала некрасивая Алла. – Много-много шить…

– Ага! Щазз, разбежалась! – Я попыталась встать, но в голову снова ударила боль, и я схватилась за нее рукой. – Вот черт!

– Что же тебе не сидится-то, всезнайка?! – укорила меня Мария Федоровна.

– А я это… Есть захотела, – соврала я.

– Тогда садись за стол.

Я кое-как поднялась. Перед глазами у меня все плыло, но я усилием воли сконцентрировалась, как меня когда-то учили на занятиях по карате. Так, направляем энергию в жизненно важные органы, прежде всего в голову… Так, вот она уже потекла вместе с горячей кровью, наполненной кислородом… голове становится легче… еще легче… совсем легко… Боль уходит… еще уходит… совсем уходит…

Через пару минут, тряхнув головой, я почувствовала прилив сил и, подойдя к столу, села на стул. Теперь я, кажется, в норме или почти в норме. Во всяком случае, могу хорошо соображать и даже действовать.

– Поешь, вон там кефир остался от завтрака, вон хлеб, есть даже кильки в томатном соусе… – Мария Федоровна смотрела на меня печально.

– Так это она вам покупала! – усмехнулась я и посмотрела на женщину: – А вы очень похожи на вашего сына Юрия… Ну, то есть, конечно, это он похож на вас.

– Ты знаешь моего Юрочку? – Мария Федоровна в мгновение ока подскочила ко мне. – Откуда? Расскажи, что ты знаешь, кто ты?

– Я – частный детектив Таня Иванова. Ваш сын нанял меня, чтобы разыскать вас…

Я рассказала им все. «Потеряшки» сидели и стояли вокруг меня и слушали, открыв рты.

В это время кто-то гавкнул возле лестницы, ведущей наверх. Я оглянулась. Та темная куча, которую я поначалу приняла за груду одежды, оказалась… просто собакой!

– Тише, Отелло! – прикрикнула Алла.

– Отелло? – переспросила я и посмотрела на собаку. Да, псина черного цвета, худая, жалкая, с грязной шерстью, лежала прямо на земляном полу и смотрела на меня жалостно. Возле нее валялось несколько обглоданных до белизны мослов.

– Мы зовем его Отелло, потому что он черный, – объяснила одна из женщин.

– Нет, это Уголек! – обрадованно вскрикнула я, подбегая к собаке. – Уголек! Уголек!

Псина тут же вскочила, начала громко и радостно лаять, вилять хвостом. Он, оказывается, сидел на цепи, прикованной к железному кольцу, что торчало из стены возле лестницы.

– Ага, вспомнил свое имя! Нашелся, Уголек? Ты у нас тоже «потеряшка». Вот черт! Зачем им пес-то понадобился?

– Нас караулить, – сказала Алла. – Они его на нас натравливали, чтобы мы даже и не думали подходить близко к лестнице. Только он оказался добрым…

Пес встал на задние лапы, положив передние мне на плечи.

– А ты откуда знаешь собаку?

– Это питомец вашего директора, – я потрепала Уголька за шею. – Как же ты, бедолага, попался?

Уголек лизнул меня в щеку.

Я рассказала женщинам, как ходила на их фабрику и директор просил меня найти собаку его внука.

– Ну, садюги! – вздохнула Элеонора, глядя на бедное животное. – Ладно еще мы, мы хоть работаем, приносим прибыль этой заразе Капитолинке, а собака-то за что страдает?!

Она махнула рукой и отошла к своей машинке.

Я посмотрела на кучки экскрементов возле Уголька.

– А ты у нас, оказывается, сюда же и в туалет ходишь?

– Куда же ему, бедному, еще ходить? Гулять его никто не выводит…