Фабиан. История одного моралиста - Эрих Кестнер

Потом она принесла воды, из двух пузырьков накапала в миску каких-то химикалий и услужливо держала наготове полотенце.

Венцкат, усталый, сидел между Лоттой и блондинкой. Он кивнул Фабиану. Они допили бутылку и простились. Фабиан сунул в руку брюнетке две монеты по две марки.

— Больше у меня с собой нет, — тихо сказал он. Она смотрела на него серьезным взглядом.

Вся компания вышла на лестницу. Венцкат опять расшумелся, он был изрядно пьян. Вдруг Фабиан почувствовал в своем кармане чью-то руку. Выйдя на улицу, он обнаружил в кармане свои две монетки.

— На что это похоже? — сказал он Венцкату. — Я дал этой малютке несколько марок, а она сунула мне их обратно.

Тот громко зевнул.

— Любовь, ничего не поделаешь. Видно, ей уж очень невмоготу было. Слушай, Якоб, на нашей встрече о сегодняшнем — ни слова. И не забудь, в пятницу вечером погребок при ратуше.

Венцкат ушел.

Фабиан еще немого погулял. На улицах — только редкие прохожие. Пустые трамваи спешили в депо. Фабиан остановился на мосту и стал смотреть на реку. Дрожащие отражения дуговых фонарей казались маленькими лунами, упавшими в воду. Река широко разлилась. Наверно, в горах прошли дожди. На холмах, окаймлявших город, мигало множество огоньков.

Пока он здесь стоял, на груневальдской вилле, в гробу, лежал Лабуде, а Корнелия спала с Макартом в кровати под балдахином. Как далеко остались они! Над Фабианом было совсем другое небо. Здесь Германия не металась в жару. Здесь у нее была пониженная температура.

Глава двадцать четвертая

У господина кнорра мозоли

Газете нужны дельные люди

Учитесь плавать!

На следующий день Фабиан из булочной позвонил в контору Венцката. Тот был очень занят, спешил в суд. Фабиан спросил, может, Венцкат знает, нет ли где какой вакансии.

— А ты зайди к Хольцапфелю, — посоветовал Венцкат. — Он сейчас в «Тагеспост».

— Что он там делает?

— Во-первых, он спортивный редактор, во-вторых, — музыкальный критик. Возможно, у него что-нибудь имеется. И не забудь, в пятницу вечером. До свидания.

Вернувшись домой, Фабиан сказал, что ему надо бы сходить в старый город к Хольцапфелю, который служит редактором в «Тагеспост». Может, он ему пригодится. Мать сидела в лавке, ожидая покупателей.

— Это было бы чудесно, сынок, — сказала она, — ступай с богом.

В трамвае на крутом повороте он столкнулся с каким-то длинным, как жердь, господином. Они с неудовольствием взглянули друг на друга.

— А ведь мы знакомы, — сказал длинный и протянул Фабиану руку.

Это был некий Кнорр, бывший обер-лейтенант запаса. В свое время он занимался подготовкой роты одногодичников, в которой служил Фабиан. Он так драл шкуру с семнадцатилетних ребят, словно смерть и дьявол платили ему жалованье.

— Живо уберите вашу руку, — сказал Фабиан, — или я плюну на нее.

Господин Кнорр, экспедитор по профессии, последовал благому совету и смущенно рассмеялся. На площадке они были не одни.

— Что я вам сделал? — спросил он, хотя отлично знал что.

— Если бы вы не были таким верзилой, я бы вам сейчас съездил по морде, — сказал Фабиан. — Но, увы, я не могу дотянуться до вашей почтенной физиономии, и мне придется действовать по-другому. — С этими словами он наступил на мозоль господину Кнорру, так что тот побелел и сжал губы.

Кругом все засмеялись, а Фабиан соскочил с подножки и остаток пути прошел пешком.

Хольцапфель, его однокашник, производил впечатление весьма зрелого человека. Он пил пиво и просматривал корректуру, испещренную какими-то иероглифами.

— Садись, Якоб, — предложил он. — Мне надо просмотреть программу скачек и еще информацию о фортепьянном концерте. Давненько мы не видались. Где ты пропадал? В Берлине? Я бы с удовольствием сгонял туда. Да все недосуг. Вечная работа и вечное пиво. Мозоли в мозгу, мозоли на заднице, дети становятся все старше, подружки — все моложе, так и захворать недолго. — Бормоча себе под нос весь этот вздор, он продолжал преспокойно править корректуру и прихлебывать пиво. — Коппель разводится, узнал, что жена изменяла ему сразу с двумя. Он ведь всегда был хорошим математиком. Бретшнейдер продал свою аптеку и обзавелся небольшим поместьем. Разводит фруктовые пудинги и хрустящий картофель. За свои денежки каждый может выбрать себе по вкусу. Так, ну, фортепьянные концерты подождут. — Он вызвал курьера и отправил в типографию гранки с программой скачек. Фабиан рассказал ему, что ищет места, что в последнее время он занимался рекламой. Но теперь ему уже все равно, главное найти работу здесь, в городе.

— В музыке ты ничего не смыслишь. В боксе — тоже, — констатировал Хольцапфель. — Может, ты пригодился бы в литературном приложении в качестве театрального критика или чего-то в этом роде. — Он позвонил директору, поговорил с ним и посоветовал Фабиану: — Зайди к нему, расскажи что-нибудь занятное. Он, правда, не в меру заносчив, но в общем-то человек смышленый.

Фабиан поблагодарил, напомнил Хольцапфелю о встрече в пятницу и отправился к директору Ханке.

— Доктор Хольцапфель — ваш школьный товарищ? — спросил директор. — Вы изучали историю литературы? В данный момент у нас нет вакансии. Но это ничего не значит. Вы, видно, человек дельный. А дельные люди мне всегда нужны. Поработайте две недели на свой страх и риск. Я познакомлю вас с шефом нашего литературного приложения. Если он отклонит ваши статьи, ну, значит, вам не повезло. Но в таком случае я буду рад видеть вас нашим внештатным сотрудником. — Директор собрался нажать кнопку звонка.

— Минуточку, господин директор, — сказал Фабиан. — Благодарю вас за предложение, но я бы предпочел работать в отделе рекламы. Можно, например, устроить консультационный пункт для тех, кто дает в газету объявления, предлагать клиентам броские, запоминающиеся тексты, и при случае даже организовывать рекламные кампании. Искусная систематическая реклама благоприятно повлияла бы на тираж газеты. Можно было бы заодно с крупными заказчиками проводить очень выгодные конкурсы, а для подписчиков устраивать соревнования по боксу или еще какие-нибудь праздники в этом роде.

Директор внимательно выслушал его и сказал:

— Нашим крупным акционерам не по душе берлинские методы.

— Зато этим господам по душе увеличение тиража.

— Но не с помощью хитрых уловок, — пояснил директор, — и все-таки я поговорю с шефом отдела объявлений. Возможно, в умеренных дозах и надо прибегнуть к средствам, которыми нам, рано или поздно, все равно придется воспользоваться. Зайдите завтра в одиннадцать. Я посмотрю, что можно будет сделать. Захватите с собой несколько ваших работ. И свидетельства, какие у вас имеются.

Фабиан поднялся и поблагодарил его за внимание.

— Если мы вас ангажируем, — сказал директор, — то не ждите каких-то фантастических сумм. Двести марок в наше время — большие деньги.

— Для служащих? — с любопытством спросил Фабиан.

— Нет, — отвечал директор, — для акционеров.

Фабиан сидел в кафе «лимбер», пил коньяк и предавался размышлениям. До чего же бредовые у него были планы! Он хотел, если будет на то их милость и его возьмут на работу, помочь этой правой газете расшириться. Или он надеялся внушить себе, что его волнует реклама, как таковая, независимо от того, чему она служит? Надеялся обмануть себя? Хотел за две стомарковые бумажки в месяц изо дня в день хлороформировать свою совесть? Уж не приобщился ли он к Мюнцеру и компании?

Мать была бы рада. Она хотела, чтобы он стал полезным членом общества. Полезным членом этого общества! Общества «с ограниченной ответственностью»! Нет, не пойдет! Он еще не настолько измучен. Деньги для него пока что не самое главное.

Он решил скрыть от родителей, что мог бы устроиться в «Тагеспост». Не хотел он устраиваться. К чертям собачьим! Не нужны ему эти унижения. Фабиан решил отказать директору, и едва он принял это решение, как ему сразу полегчало. Он мог еще взять оставленную ему Лабуде тысячу марок, податься в Рудные горы и поселиться там на каком-нибудь тихом хуторе. Денег хватит на полгода, а может, и больше. Он мог бы гулять, сколько позволит его больное сердце. Горный хребет, обрывы, игрушечные городки он помнил еще по школьным экскурсиям. Помнил леса, горные луга, озера и бедные сгорбленные деревушки. Пусть другие ездят к южным морям, в Рудных горах дешевле. Может быть, там, наверху, он вновь обретет себя. Может быть, там, наверху, опять станет похож на человека. Может быть, на одиноких лесных тропинках он найдет цель, на которую не жалко усилий. А не хватит ему пятисот марок? Другую половину он оставил бы матери.

Итак, решено, на лоно природы, и без промедления! Когда Фабиан возвратится, мир уже сделает шаг вперед или два шага назад. Не важно, в какую сторону этот мир повернется, любое положение будет лучше нынешнего. Любой оборот событий, будь то борьба или работа, окажется на руку Фабиану. Не может он больше стоять около жизни, как ребенок около кучи мусора. Он еще ничего не в состоянии сделать, еще не за что ему ухватиться, да и за что он должен хвататься, с кем связать себя? Ему хотелось тишины, хотелось в горах слушать время, покуда не раздастся выстрел стартера, который сорвет с места его и ему подобных.