Угарит - Андрей Десницкий

…

Я чувствовала себя так, словно из меня выпустили всю кровь. Не слушавшиеся ноги подкосились, я сползла по стенке, чувствуя, как горло распирает подкатившийся клубок. От собственного бессилия хотелось выть, раздирая на себе одежду, как это делала та несчастная женщина на площади. Я не могла, не могла, не могла вместить всего увиденного, перед глазами стояли мои недолгие соседи по тюрьме, наивно и доверчиво игравшие вот прямо здесь, на теплом каменном полу. Как эти люди могли так поступить с ними? Почему? За что? Я не замечала, как отчаянно твержу эти слова по-русски, колотя в бессильном отчаянии кулаком по стене. Что за твари чудовищные здесь живут? И что за бесчеловечные правители управляют этим городом?!

Кто и когда вернул меня обратно в пещеру? Как мне жить дальше после всего того, чему я стала свидетельницей, в чем невольно участвовала? Передо мной неотступно стояли полные слез глаза малышки, ее кривящийся в плаче рот. Ну почему, почему, почему я не попыталась хоть как-то защитить детей? Я, взрослая тетка, так спокойно позволила, чтобы их убили у меня на глазах, не попытавшись вмешаться, ничего не сделав для того, чтобы вырвать их из лап убийц… От ненависти и отвращения к себе я готова была разбить голову о стену.

Не знаю, сколько времени я провела, то рыдая, то впадая в тупое оцепенение. Но, наконец, настал момент, когда я поняла, что все, истерика кончилась, осталась только холодная и непреклонная решимость – мстить. И месть моя будет холодной и неотвратимой, и ее не избежит никто из причастных к сегодняшнему убийству. Только бы мне выбраться из этого каменного мешка… Легко сказать! А вот сделать, особенно без Веньки…

32

Тебе, великая Дева,тебе, Владычица Библа,тебе, неприступная Крепостьтвой город жертву приносит.Да будет приятен запах,да будут благими судьбы,огонь да пылает жарче,народ да ликует вместе!Первенец – твой он, Царица!Начаток он урожая,долгожданный, тобою данный.Дождь ранний ты посылаешь —зерно ложится в землю;дождь поздний Адад пошлет нам —зерно, умерев, возродится,вернется к нам урожаем,тебе принесем мы начатки!С тобою почтим Владыку,небесного Громовержца,с тобою почтим мы Солнце,Луну, и светила ночные,Господ и суши, и моря,Владетелей жизни и смерти,и неумолимые Судьбы,и неисчислимые Силы.Сынов, дочерей проводитгород твой через пламя,приносит твой город жертвутебе, Владычица Библа!

33

Дул попутный и довольно свежий ветер, волны покачивали наше небольшое суденышко, и я бы не назвал это покачивание ласковым. Мы подняли парус и шли с неплохой скоростью – впрочем, я как человек сугубо сухопутный, не могу сказать, было ли там пять узлов, десять или все пятнадцать. Грести не приходилось, зато нос то и дело зарывался в волну, палуба ходила ходуном, и мне оставалось только надеяться, что после впадения Угарита в ничтожество его мореходы не утратили своего искусства, а его суда – своей прочности.

Ночной мой гость Иттобаал, казалось, не замечал никакой качки. Трудно все-таки привыкнуть к мысли, что здешние обитатели не только уступают нам в технологии, но и дадут немалую фору в каких-то других вещах – например, выходят в море на суденышках, на которых мы бы только по тихому пруду плавали, и держатся при том вполне уверенно. Да и не один Иттобаал – вся моя команда наслаждалась покоем, когда не надо было грести. И только кормчий, он же капитан, по временам ворочал большим кормовым веслом с явным усилием. Надо будет как-нибудь на досуге изобрести для них нормальный штурвал и руль, подумал я – или такое изобретение опередит свое время на сотни лет и изменит ход мировой истории? Америку откроют раньше времени?

Но сейчас мне было не до абстрактных рассуждений о благе человечества – мы плыли спасать непутевую Юльку. Иттобаал появился на нашем судне перед самым рассветом, когда мне-таки удалось погрузиться в зыбкий тревожный сон, и я даже не заметил, как это произошло. Едва просветлел край неба, мы начали неторопливо – нарочито неторопливо и беззаботно! – готовиться к отходу. Капитан объяснял портовым торговцам, что вот в Библе-то ему дадут настоящую цену, что тут он только время зря теряет, и всё такое прочее. Словом, дела нам нет до всех этих вестниц-посланниц, торгуем помаленьку, копим деньги… точнее, злато-серебро, потому что денег как таковых тут еще не изобрели (кстати, тоже можно подсказать при случае). С тем и вышли в море. Нашей демонстрации, по-моему, никто не поверил, но приличия были соблюдены.

А теперь мы с Иттобаалом сидели, скрестив ноги, на корме, нас обдувал свежий ветер, брызги мочили нашу одежду, а мы вели неторопливую беседу.

– Скоро мелкие корабли встанут на зимний отдых, – сказал Иттобаал, – будем возить только самое необходимое, и то с опаской. Зимой море неспокойно. Но ты имел дело с сухопутными божествами, Вестник, – в его глазах искрилась усмешка, и трудно было понять, до какой степени он шутит, – Цафон ведь прочно стоит на суше. Что знают там о божествах моря, и о зимних бурях? Не-ет, вы блаженны и невозмутимы…

– Веришь ли ты сам в то, что говоришь? – спросил я тогда его напрямую.

Но он не понял меня. Просто не понял. В их языке не было таких слов, как «в шутку» или «серьезно». Он просто повторил, что сказал – решил, наверное, что я не расслышал.

– Ты полагаешь, я пришел с Цафона? – уточнил я.

– С Цафона или с другой горы, или из глуби морской – но не похоже, чтобы тебя послали морские боги – или даже из бездны, которая под землей, но на это тоже не похоже. Ты сам знаешь, Вестник, где живут твои божества, а я знаю, где живет мой царь и мой народ.

– Ты полагаешь, божества существуют? – спросил я его по-другому.

– Ты полагаешь, существуют море, ветер и суша? – отозвался он.

– Но божества не видны человеку, – ответил я.

– Не виден и ветер, но он рождает волны на море. Не видно дыхание зари, но оно рождает росу на траве. Не видно, как в животе у женщины образуются кости и плоть ребенка, но так приходим мы в этот мир. Такова и воля живущих на Цафоне, даже когда она нам не видна, – ответил он бесстрастно.

– А если, – спросил я его, – придут дни, когда мудрецы откроют путь ветра, исчислят точку росы, заглянут во чрево женщины, не повредив ей? Будут ли тогда на свете божества?

– Будут ли тогда мысли в сердце человека, вестник? Будет ли радость в печени твоей, горе в кишках врагов твоих? Будет ли жить дух в твоих костях, будет ли он стремиться к небу? Будет ли желать счастья дому своему и погибели врагам своим? А это в руках богов.

– Или одного Бога? – продолжал я свой диспут.

– Или одного, – согласился он, – если ведает человек имя своего бога.

Я не торопился его ни в чем переубеждать, мне хотелось его понять:

– Ты поклоняешься божествам, но противостоишь их служителям?

– Служители божеств – это люди, и склонны они к порокам. Думают лишь о себе! Царь может служить божествам не хуже жрецов! – отрезал он, и было видно, что богословские дискуссии его несколько утомили.

– Давай лучше поговорим о нашем деле, – предложил я, – насчет Вестницы, которую мы будем освобождать из рук жрецов.

– Скажу тебе, что трудно будет нам уйти на этом корабле, когда мы ее освободим, – сказал он очень серьезно, – в Библе корабли и больше, и быстрее. Но даже если бы наш корабль летел быстрее ветра, мы не сможем покинуть Библ и направиться в Арвад. На самой пристани в Арваде нас встретят храмовые псы, и… нет, нам надо поступить иначе.

– А ты уверен, что Вестница вообще захочет плыть в Арвад, где с ней обошлись так грубо? – спросил я.

– Разве не захочет она стать царицей Арвада? – ответил он с полной уверенностью, – особенно после того, как мы с тобой спасем ее от смерти.

Я предпочел не развивать эту тему. Главное было сейчас – выцарапать Юльку у библских фанатиков. А там разберемся, в Арвад, или еще куда. В любом случае, в Угарит возвращаться мимо Арвада, и если можно будет по ходу дела устроить маленький государственный переворот и привести ко власти в соседнем государстве законного и дружественного нам наследника, это нам, я полагал, пойдет на пользу. А Юлька… ну вот не для царевичей я ее спасать плыву, это точно.

– Умеют ли посланцы Цафона плавать? – уточнил Иттобаал.

– Умеют, – ответил я уверенно. Сам я плавал неплохо, Юлька, по моим наблюдениям, тоже держалась на воде. Хотя, если море будет таким, как сегодня…

– Это хорошо. Если нам и удастся уйти целыми из гавани, то уж корабль точно придется покинуть. Его слишком легко заметить в море, не уйти ему от погони.

– А что будет с ним?

– Он пусть возвращается в Угарит. Его догонят жители Библа, обыщут – но что можно взять с бедных торговцев? Впрочем, что можно будет, то и возьмут. И отпустят их домой.

– А мы?

– А мы переждем всю эту погоню на берегу и доберемся в Арвад по суше. Возможно, кружным путем. У меня есть с собой серебро, и я умею договариваться с жителями суши – наше путешествие не будет долгим и трудным.