Оно - Стивен Кинг

Тебе не нужно оглядываться, чтобы увидеть этих детей; часть твоего разума видит их всегда, навеки живет с ними, навеки их любит. Они, возможно, не лучшая твоя часть, но именно они ответственны за то, каким ты стал.

Дети, я вас люблю. Я так сильно вас люблю.

Вот и уезжай побыстрее, уезжай, пока последний свет соскальзывает за горизонт, уезжай из Дерри, от памяти… но не от желания. Это остается, яркая камея всего, кем мы были и во что верили детьми, всего, что сияет в наших глазах, даже когда мы потерялись, и в ночи завывает ветер.

Уезжай и продолжай улыбаться. Поймай на радио рок-н-ролл и иди по жизни со всем мужеством, которое сможешь собрать, и со всей верой, которую сумеешь сохранить. Держись, смелее, не отступай.

Все остальное — темнота.

— Эй!

— Эй, мистер, вы…

— …осторожнее!

— Этот чертов идиот наверняка…

Слова пролетали мимо, бессмысленные, как флаги на ветру или оторвавшиеся воздушные шарики. Вот и оградительные барьеры. В ноздри ему бил запах горящего в бочках керосина. Он видел зияющую темноту на месте улицы, слышал бег воды в этой приближающейся темноте, и звуки эти вызвали у него смех.

Он бросил Сильвера влево, проскочил так близко от барьеров, что штанина коснулась одного. Колеса Сильвера отделяли какие-то три дюйма от того места, где обрывался асфальт, и места для маневра не оставалось. Впереди, перед «Ювелирным магазином Кэша», вода поглотила всю мостовую и половину тротуара. Барьер перекрывал доступ на тротуар, который, подмытый снизу, буквально висел над провалом.

— Билл? — Голос Одры, ошеломленный и хрипловатый. Она словно только что проснулась, вырвалась из крепкого сна. — Билл, где мы? Что мы делаем?

— Хай-йо, Сильвер! — прокричал Билл, направляя Сильвера на барьер, который торчал из выбитой витрины магазина Кэша, под прямым углом к ней. — ХАЙ-ЙО, СИЛЬВЕР, ВПЕРЕ-Е-ЕД!

Сильвер на скорости не меньше сорока миль в час ударил барьер, и его части разлетелись в разные стороны, оранжевая перекладина — в одну, подставки, напоминающие букву «А», — в другие. Одра закричала, и обхватила Билла так крепко, что у него перехватило дыхание. Люди, что стояли вдоль Главной улицы, Канальной и Канзас-стрит, наблюдали.

Сильвер влетел на висящий над провалом участок тротуара. Билл почувствовал, как его левые бедро и колено чиркнули по стене ювелирного магазина. Почувствовал, как заднее колесо Сильвера вдруг просело, и понял, тротуар за ними рушится…

…а потом инерция Сильвера вынесла их на более безопасный участок тротуара. Билл крутанул руль, чтобы объехать перевернутый мусорный бак, и вновь выехал на мостовую. Заскрежетали тормоза. Он увидел радиаторную решетку приближающегося грузовика, и все равно не смог оборвать смех. Он проскочил то место, которое секундой позже занял грузовик. Черт, нечего тратить время попусту!

Крича, с льющимися из глаз слезами, Билл нажимал и нажимал грушу клаксона, вслушиваясь в каждый хриплый неприятный звук, вырывающийся в яркий дневной свет.

— Билл, мы же убьемся! — крикнула Одра, и, хотя в голосе слышался ужас, она тоже смеялась.

Билл повернул и на этот раз ощутил, что Одра повторила движение его тела, отчего управлять велосипедом стало проще, и им обоим держаться на нем стало проще, по крайней мере в этот короткий промежуток времени, и теперь они взаимодействовали, будто три живых существа.

— Ты так думаешь? — прокричал он в ответ.

— Я это знаю! — ответила она, а потом ухватила Билла за промежность, где член стоял столбом. — Но не останавливайся!

Насчет этого он ничего не сказал. Скорость Сильвера на холме Подъем-в-милю стала падать. Пулеметная дробь игральных карт распалась на отдельные выстрелы. Билл остановился и повернулся к Одре. Бледной, с широко раскрытыми глазами, несомненно, испуганной и ничего не понимающей… но очнувшейся, очнувшейся и смеющейся.

— Одра! — Он смеялся вместе с ней, помог слезть с Сильвера, прислонил велосипед к удачно оказавшейся под рукой каменной стене, обнял Одру. Принялся целовать лоб, глаза, щеки, губы, шею, груди.

И пока он это делал, она обнимала его.

— Билл, что случилось? Я помню, как вышла из самолета в Бангоре, а потом — ничего. Ты в порядке?

— Да.

— А я?

— Да. Теперь.

Она чуть оттолкнула его, чтобы взглянуть ему в глаза.

— Билл, ты по-прежнему заикаешься?

— Нет. — Билл снова поцеловал ее. — Заикание ушло.

— Навсегда?

— Да, — кивнул он. — Думаю, на этот раз оно ушло навсегда.

— Ты говорил что-то насчет рок-н-ролла?

— Не знаю. Говорил?

— Я тебя люблю, — ответила она.

Он кивнул и улыбнулся. А улыбаясь, Билл выглядел очень юным, даже с лысой головой.

— Я тоже тебя люблю. Остальное — ерунда.

Он просыпается от этого сна, не в силах в точности вспомнить, что это был за сон. Знает только одно: во сне он снова стал ребенком. Он прикасается рукой к гладкой спине жены, которая сладко спит рядом, и которой снятся свои сны: он думает, как это хорошо, быть ребенком, но хорошо быть и взрослым, иметь возможность поразмышлять о таинстве детства… о детской вере и детских желаниях. «Когда-нибудь я напишу об этом», — думает он и знает, что это всего лишь рассветная мысль, мысль, которая приходит в голову сразу после пробуждения. Но до чего приятно думать об этом в чистой утренней тишине, думать, что у детства есть свои милые секреты, и оно посвящает в тайну смерти, перед лицом которой только и проявляются настоящие отвага и любовь. Думать о том, что взгляд в будущее подразумевает собой взгляд в прошлое, и потому жизнь каждого создает собственную имитацию бессмертия: колесо.

Об этом иной раз думает Билл Денбро ранним утром, после того, как ему снились сны, в которых он почти что вспоминал свое детство и друзей, деливших его с ним.[341]

Примечания

1

«Майкл Стэнли бэнд» — рок-группа, созданная американским гитаристом и певцом Майклом Стэнли Джи (р. 1948), популярная в 1970–1980 гг. Песня «Мой город» написана Майклом Стэнли в 1980 г. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Перевел с англ. Герман Гецевич.

3

Сеферис, Георгос (1900–1971) — известный греческий поэт. Стихотворение «Возвращение из ссылки» написано в 1960 г.