Ковен озера Шамплейн - Анастасия Гор

Я сглотнула, поднимаясь взглядом по рукам Эмиральды к ее локтям: тьма Шепота, которой ее обучила Ферн, переняв знания от Тюльпаны (или же сама Тюльпана?), отравила их почти до плеч, сокрытых под рукавами туники. Но Эмиральда не стеснялась этого и даже не пыталась спрятать вены под перчатками или бинтами, как делала раньше я или Аврора. Она лишь щелкала ножницами, открывая и закрывая их, и томно вздыхала.

– Идеальны, чтобы подрезать нити на свадебном платье, – прошептала она. – Или нити чьей-нибудь жизни. Красивые вещи такие опасные! В точности как правда… Но что, на твой взгляд, режет больнее – она или ножницы, а?

Я не понимала, о чем говорит Эмиральда, и это лишь подогревало мою тревогу. Кто вообще доверяет такой, как она, острые инструменты?!

– Я украла их у местной швеи, – улыбнулась она, подняв глаза, и я покрылась мурашками, настолько пронзительным был этот взгляд, читающий меня, как открытую книгу. Кто сказал, что безумные ведьмы – слабые ведьмы? Недаром же Ферн заключила с ней союз.

– Так зачем тебе ножницы?

– А зачем твоему синевласому колдуну правда? – ответила она вопросом на вопрос, и я нахмурилась:

– Ты говоришь о Диего? – Эмиральда кивнула. – Что за правда?

– Та, что на дне могилы его названого отца. Ох, Хоакин, мой бедный Хоакин!.. Нужно приготовить целебную мазь.

– Для этого тебе нужны ножницы? – сощурилась я, не оставляя попыток разобраться в происходящем. – Для какой-то мази?..

– Нет-нет! Ножницы нужны, чтобы подрезать нити, сказала же. – Эмиральда раздраженно передернула плечами и посмотрела на меня так снисходительно, будто это я несла полную околесицу. – Если хочешь, я потом тебе их одолжу, тоже что-нибудь подрежешь. Или разрежешь. Они хорошо отделяют одно от другого. Ты ведь понимаешь, да? Иногда все, что нужно, – это взять заржавевшие ножницы и хорошенько наточить их. Запомни мой совет! Нас ведь, таких, кто слышит Глас, всего двое.

– О чем ты? – нахмурилась я.

Эмиральда вдруг сделала шаг вперед, а я – шаг назад. Это заставило ее рассыпаться в очаровательном звонком смехе, похожем на перезвон колокольчиков. Она явно находила мою опасливость забавной, а оттого смеялась целую минуту, прежде чем постучать указательным пальцем по своему виску.

«Эта башня не просто живая – она голодна, как свора бешеных псов, – произнесло нечто голосом Луны в моей голове. Это было далекое воспоминание о моем пребывании в пустыне Мохаве. – Иди туда, но знай…»

– …что прежней тебе оттуда не вернуться, – договорила Эмиральда, и, несмотря на мексиканское пекло, я похолодела.

Она просто читает мои мысли? Или голос говорит ей то же самое, что и мне? Мы слышим одно и то же? Я и Эмиральда…

– Навсегда остались в той башне, – сказала она, перебирая в длинных, обугленных тьмой пальцах блестящие ножницы. – Когда Башня не говорит с тобой, то говорит со мной… Любит рассказывать о тебе. О рыжем коте, о паприкаше, о бесплодной любви Верховной и атташе, лишенной будущего…

– Бесплодная любовь?.. Лишенная будущего?..

– Еще Башня рассказала мне о маленькой царице и той правде, что оказалась острее ножниц. Я люблю слушать. Это успокаивает – знать, что ты не единственная, кто сошел с ума.

– Что? Я не… Я вовсе не сошла с ума! В отличие от тебя! К твоему сведению, я выдержала испытание в Башне…

– Разве? – Эмиральда склонила голову набок и снова приблизилась: – Думаешь, быть сумасшедшей – это плохо? Если бы не сумасшествие, ты бы не нашла способ победить Ферн и Джулиана. Ты бы не догадалась, кто такой Паук и где он прячется… Ты бы не пришла в Санта-Муэрте.

«Она права».

– Но я. Не. Сумасшедшая! – повторила я по слогам. Сам факт того, что у нас с Эмиральдой есть что-то общее, скручивал нутро до тошноты. Как давно она следит за мной через этот «Глас»? Как много знает обо мне? Неужели для окружающих я выгляжу такой же чокнутой, как она? Только я ведь на самом деле… – Не сумасшедшая!

Эмиральда вдруг отпрянула. Глаза ее лихорадочно забегали. Затем она ни с того ни с сего бросилась в глубь оврага, пока не добежала до кромки джунглей и не нырнула в них, оставив меня наедине с подступающей паникой.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоить мысли, я взглянула на собственные руки.

– Я точно это знаю. Я не сумасшедшая…

– Знаешь, чем чаще ты повторяешь это вслух, тем больше я начинаю сомневаться.

Я ахнула, обернувшись так резко, что закружилась голова. Вот почему Эмиральда сбежала – за моей спиной стоял Коул, и пальцы его еще блестели от цветочной пыльцы. Он подхватил меня под руки, не дав упасть, и его лицо вытянулось при виде моей бледности и крови, струящейся по ногам.

– Что здесь произошло? Кто тебя столкнул?!

Коул присел передо мной на корточки, чтобы осмотреть разбитые колени, хотя мой седьмой дар без проблем исцелил бы такие ссадины. Однако, глядя сверху вниз на то, как он, сорвав папоротниковые листья, оборачивает их вокруг моих ран, я снова почувствовала себя ребенком. Руки Коула тоже были ободраны на локтях: очевидно, безопасный спуск в овраг не удался. Когда мы с Джулианом падали с карусели, брат точно так же первым делом всегда осматривал меня, даже если сам хлюпал носом, рассеченным о металлическую балку.

Молча покачав головой, я наклонилась и быстро вытерла подолом юбки кровь. Мысли все еще разбегались, но от близости Коула и ощущения его рук паника быстро отступила.

– Эмиральда, – призналась я с усталым вздохом. – Луна была права. У ее сестры не все дома. Я-то в порядке, а вот Диего…

– Что с Диего?

– Надо найти его. – Я неохотно отстранилась от Коула, когда он выпрямился и обнял меня. Лицо у него было недовольным и хмурым, будто Штрудель снова изодрал в клочья обивку его машины. – Эмиральда сказала, что он ищет какую-то правду и что Хоакину это не понравится. Я ничего не поняла, но мне не по себе. Боюсь, как бы Диего не натворил бед.

– Адель сказала, что Хоакин поговорит с нами после окончания церемонии. Она начнется на закате, – напомнил Коул. – Меньше часа осталось…

Я подняла глаза на небо и лишь тогда заметила, как его располосовал закат: солнце уходило за горизонт быстро и безжалостно, как и наше драгоценное время.

– Значит, придется поспешить. Разделимся.

Коулу никогда не нравилось оставлять меня одну, особенно в ковене чужих ведьм. Он скуксился, цепляясь своими пальцами за мои, но прекрасно понимал, что помощь может понадобиться не только мне – и Диего, и Исаак были одинаково уязвимы поодиночке.

Вместе мы выбрались из оврага, а затем разошлись в противоположные стороны,