Ещё вчера… - Николай Мельниченко

Зрю по ящику сейчас на расплодившихся надменных "слуг народа" и их "кошельков" с роскошными яхтами, автомобилями и замками в Испании и на Рублевке. Да им по глубокому барабану все эти стенания "бывших". И разговаривали они с нами тогда только потому, что увидели в нас хоть маленьких, но – соперников по распиливанию богатств державы, которым они так самозабвенно и успешно занимаются по сей день…

Пилите, Балагановы, пилите: созданное "бывшими" – действительно золотое! Когда-нибудь допилитесь. За державу только обидно.

Время дикое, странное, смутное,над Россией – ни ночь, ни заря,то ли что-то родит она путное,то ли снова найдет упыря.

Паскудство проступает из паскуды

под самым незначительным нажимом;

хоть равно все мы Божии сосуды,

но разница – в залитом содержимом.

Начальник – подчинённому:

– Вы хорошо подумали о своей зарплате

перед тем, как мне хамить!?

– Нет, перед тем, как хамить, я

подумал о ней очень плохо…

Наш фюрер по образованию – сантехник. Очень скоро мы начинаем понимать, что сантехник – это не специальность, а образ мыслей. После того, как он сдал в приемные пункты все запасы цветных металлов, занял склады личным автохламом, отремонтировал машину и полученную квартиру, – делать ему в лаборатории нечего, кроме как заняться бизнесом.

В отечественной сантехнике – новые веяния. За бугром уже давно всю разводку воды и тепла в квартирах выполняют пластмассовыми трубами. Наш деловой начальник осваивает эту технологию и начинает "внедрять" ее левым заказчикам. Трубы, инструмент, а главное металлопластмассовые фасонные детали – весьма дорогостоящие. Но здесь нет никаких проблем: все добро проводится и списывается по матотчету лаборатории на мифические объекты. Точно известно, что никаких работ с полимерными трубами часть не производит. Возможно те, кто дает материалы и утверждает их списание, – в доле.

Мы с Мартыновым в этот бизнес допущены только с одной стороны: к ремонту загубленного инструмента и оборудования. А Вова Мартынов – еще в качестве " подборщика соплей".

А этого "продукта" набирается изрядно. Главное помещение лаборатории успешно превращено в захламленную сантехническую "бендёжку". На столах, подоконниках и полу живописно размещены… нет, перечислить даже категории вещей – невозможно. Назовем их понятием "случайные вещи" (СВ). Их диапазон – от запыленного компьютера до покореженного жигулевского диска, прикорнувшего рядом с принтером, из которого торчит недопечатанная бумага. Пол занимают обычно СВ покрупнее: мешки, ящики, кабели, шланги…

Фюрер появляется в лаборатории часам к 12, когда мы с Вовой начинаем уже гонять чаи. Наскоро загружает свой прицеп инструментом, кабелями, трубами и убывает. Мы еле успеваем поворачивать головы вслед за быстрыми и решительными перемещениями обожаемого фюрера. В лаборатории остается картина, которая могла бы возникнуть на корабле, тонущем вблизи необитаемого острова. Экипаж аврально спасает свою жизнь, но в спешке пытается побольше захватить имущества для обустройства жизни на пустом острове…

Остаток рабочего дня мы проводим в поисках нужных, но куда-то исчезнувших инструментов. В конце рабочего дня Вова пытается создать в нашем главном помещении некую видимость порядка, очистив хотя бы возможность прохода к столам, где надрывается телефон. Увлекшись, он уплотняет "СВ", взгромождая одни на другие. Узкий проход к столу расширяется метра на два. Это пространство Вова подметает, выключаем свет, уходим.

Утром мы балдеем: бывшего свободного места нет и в помине. Кроме прежнего имущества наш офис украшают старые ржавые трубы с "объекта" …

– У меня уже матка опускается! – объявляет Вова об опасных подвижках в своем организме. Задолго до обеда, пытаясь восстановить положение сдвинутого органа, он крепко "берет на грудь". Фюрера он встречает тяжелым взглядом порабощенного пролетария, готовящего к восстанию. На свою беду фюрер делает ему вежливое замечание по поводу "неурочного распития". Это было каплей, переполнившей чашу терпения.

Вова выдает ему на всю катушку, но отдельными "пакетами". Главный из них – экономический.

– Почему так мало денег? Почему меньше обещанного?? Когда закончится эта бессовестная обдираловка???

Ошарашенный фюрер что-то бормочет на тему:

– А вот Николай Трофимович ничего такого не требует…

К чести Мартынова он не поддается на нехитрый прием начальства "разделяй и властвуй".

– Это его личное дело! А я с вами разговариваю о себе!!!

Вова клеймит фюрера уже по всем статьям, перепалка разгорается. Я молча присутствую. Мне нечего сказать по размеру зарплаты. Во-первых – потому, что я нигде и никогда не требовал ее увеличения. Во-вторых – стыдно: мало мы работаем "на фирму", а она что-то еще платит. А в-третьих – "стар я стал и устал". И чего я буду добиваться, если начну по настоящему "возникать"? Возвращения в светлое прошлое из постылого настоящего? Как сказал И. Губерман:

Нечто круто с возрастом увяло,словно исчерпался некий ген:очень любопытства стало малои душа не просит перемен…

Вова между тем совсем уже распоясался. Теперь он почти не просыхает и яростно митингует, настойчиво призывая к разговорам. Работать с ним стает все тяжелее даже мне, чрезвычайно "толерантному". Еще несколько стычек с фюрером, и Мартынову приходится брать расчет.

Мне жаль: он сначала был неплохой "коллега", как теперь обзывают всех друзей и врагов. Испортили его американские империалисты при помощи своего "Рояля"… Сколько "неплохих" и даже просто отличных людей уже пронес этот продукт мимо меня…

Иной певец подчас хрипнет

Где начало того конца,

которым оканчивается начало?

Теперь я еще и токарь, и фрезеровщик. Но эта должность – вакантная, о чем фюрер пишет объявление. По нему вскоре появляется Дима Афанасьев – молодой мужчина лет 30-35. Прямо в дверях густой перегар из уст "абитуриента" чуть не сшибает меня с ног. Фюрера нет, поэтому сам показываю Диме лабораторию. После осмотра наших угодий он остается доволен. Докладываю фюреру, что товарищ кандидат "сильно употребляют". Особого выбора – нет, ангелы в округе – не просматриваются, и фюрер принимает его на работу.