Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть - Роб Данн

Понимание того, что подтверждение большей части человеческого разнообразия можно найти в Африке, влечет за собой неизбежные следствия. Во-первых, это означает, что наши категории «белый», «черный» и «смуглый» абсолютно бесполезны при рассуждениях о природе здоровья и болезни. Белые пациенты, долго находившиеся в центре внимания западных врачей, происходят всего лишь от небольшого количества ветвей генеалогического древа человечества. Когда речь заходит о представителях других рас, к ним нужен совершенно иной подход. Например, неспособность взрослого человека расщеплять лактозу и усваивать молоко долго считали недостатком и даже показателем ущербности, тем не менее это как раз норма. Напротив, способность взрослого человека пить молоко весьма необычна. Были проведены тысячи исследований, в которых сравнивали различия в природе здоровья и болезней между белыми и черными, черными и азиатами, стараясь при этом создать модель, позволяющую понять разницу. В этих исследованиях неизменно находили отличия, обусловленные генетическими, культурными и экономическими факторами или их сложным сочетанием. Правда заключается в том, что при любом из этих сравнений расовая категория «черный» или «азиат» включает большее разнообразие, чем категория «белый»[79]. В конце концов, белизна кожи так же необычна, как и способность пить молоко в зрелом возрасте. Поскольку гены несомненно влияют на наши современные различия в здоровье и благополучии, такое расовое деление приносит «ограниченную пользу» или, выражаясь разговорным языком, является попросту глупым. Нам необходима эволюционная медицина, учитывающая разнообразие и экологические контексты нашего прошлого.

Практическая медицина, основанная на учете такого разнообразия, конечно же, весьма сложна. Она требует знания множества разнообразных биологических историй человечества, того знания, которое мы катастрофически теряем. Сравнительно недавно, всего двести лет назад, на Земле, по некоторым оценкам, насчитывалось около 20 тысяч языковых и культурных сообществ. Не все эти группы обладали генетической приспособленностью к своим симбионтам (червям, бактериям и климату), однако многие все-таки обладали. На сегодняшний день мы имеем 6–7 тысяч уцелевших языковых сообществ и связанных с ними культур. Приблизительно тысяча из них находится в таком состоянии, что едва ли переживет следующие пару десятков лет. Каждый день мы теряем часть человеческой истории, закодированной в языках, повествованиях, высказанных и невысказанных словах.

Мы променяли наших прежних партнеров – дикие виды плодов, орехов и животных – на новых, одомашненных партнеров. Относительно новый образ жизни, обусловленный этим новым партнерством, продолжает распространяться по Земле, но не всегда вместе с ним распространяются соответствующие гены. За последние двести лет западная сельскохозяйственная культура вплотную приблизилась к тому, чтобы заменить все остальные оставшиеся на Земле культуры. По мере того как это происходит, отношения между нашими индивидуальными, исторически обусловленными особенностями и навязанной нам культурой становятся все более и более запутанными. В будущем мало кто будет знать об особенностях питания и образа жизни предков достаточно для того, чтобы придать смысл своим генам. Может быть, и вы уже настолько оторвались от своего прошлого, что не знаете, ели ли ваши предки ежедневно мясо тюленей или питались дикими орехами и самками муравьев. Скоро наступит такое время, когда почти никто не сможет сказать, откуда пришли его предки и чем они когда-то занимались. Тем не менее гены и потомки прежних культур и народов сохранятся и войдут в общую, более обширную генетическую копилку вместе со своими чудесными, трагическими или смутными историями. Когда гены остаются связанными с культурами, в которых они возникли, мы легко понимаем их происхождение и значение. Но по мере смешения и взаимного проникновения культур наши индивидуальные истории становятся все более нечеткими и расплывчатыми. В наше время масаи являются скотоводами. В этом контексте их гены, определяющие способность к перевариванию молока, имеют несомненный смысл. Но история кавиненьос, маленького туземного народа, живущего в Боливии, представляется несколько более запутанной. Сейчас они занимаются сельским хозяйством, но давно ли они это делают? Что и кого они разводили и выращивали в прошлом? Некоторые члены этого племени пока это знают. Но эти старики скоро умрут, и знание будет навсегда утрачено. И тогда это племя в культурном отношении ничем не будет отличаться от других боливийских племен, живущих в тропических лесах бассейна Амазонки. Их гены тем не менее смогут рассказать очень сложную и интересную историю, но история эта останется без культурного контекста, подобно валуну, оставшемуся лежать посреди поля после схождения ледника. Люди обходят его, обрабатывают вокруг него землю, но никто не понимает, каким смыслом наполнено присутствие этого громадного камня.

Часть V

Тяжкое наследие хищников: вечный страх, мрачные предчувствия и мороз по коже

Глава 9

На нас всегда охотились, поэтому все мы иногда боимся, а некоторые из нас боятся всегда

На наш организм огромное влияние оказали как наши паразиты, так и симбионты. Но наш разум смутили не они, а хищники. Мы происходим от существ, которые всегда были объектом охоты и чьей-то добычей. Нас ели с тех незапамятных времен, когда мы еще были рыбами. На всем протяжении нашей истории мы всегда были больше похожи на вилорогих антилоп, нежели на гепардов; мы предпочитали убегать, а не преследовать. Так и получилось, что время и естественный отбор – во всяком случае, до очень недавнего времени – поощряли осторожность, а не храбрость. Проявлением этой осторожности перед лицом возможного нападения хищника служит невольный страх, который мы испытываем, когда кто-то вдруг неожиданно появляется перед нами, выйдя из темной подворотни. Это прошлое дает о себе знать, когда мы смотрим страшный фильм или даже просто читаем о чужом страхе – например, историю, произошедшую в 1975 году с индийской девочкой по имени Бахул, которая вместе с подружками отправилась в лес, чтобы набрать листьев грецкого ореха на корм коровам. Бахул забралась довольно высоко на дерево, чтобы собрать самые нежные листочки, которые так нравятся коровам[80].

В тот день Бахул закончила сбор первой и, спускаясь с дерева, вдруг почувствовала, как кто-то схватил ее за ногу. Сначала она решила, что это кто-то из ее подружек. Но прикосновение было грубым, болезненным и совсем не игривым. У подножья дерева ждала тигрица. Она взглянула на девочку и снова протянула к ней лапу. Тигрица потащила Бахул к себе, как ягненка. Девочка отчаянно закричала и попыталась сопротивляться, но тщетно. Собранные листья и бусинки ее голубого ожерелья рассыпались по земле. Тигрица схватила кричавшую девочку и потащила в лес. Бахул была смертельно напугана, но все еще жива.

Когда об этом рассказали отцу и матери Бахул, они пришли в неописуемое отчаяние. Женщина, жившая в соседней деревне, испытала тяжелый шок, когда та же тигрица утащила в джунгли ее подругу. Родители Бахул тоже потеряли дар речи. Мать продолжала машинально помешивать в горшке похлебку, а отец сидел в полной прострации. Свет его жизни угас и никогда не вспыхнет вновь. Где-то на окраине деревни между домами спокойно бродил страшный зверь. Может быть, Бахул еще жива, но никто не отважится броситься на ее поиски, во всяком случае немедленно. Жители деревни тряслись от страха в своих домах и ждали, что будет дальше. Молния не бьет дважды в одно и то же место, но тигр может напасть и повторно. Эта тигрица успела убить в Непале 200 человек, прежде чем вооруженные солдаты прогнали ее через границу в Индию. Там зверь растерзал еще 237 человек. Теперь тигрица бродила вокруг деревни и могла делать все, что ей заблагорассудится. Судя по ее истории, скоро она обязательно съест кого-нибудь еще. Если не Бахул, то кого?

Читая эту историю, так и хочется крикнуть родителям Бахул: «Ищите ее! Соберите все свое мужество!» Но никто не стал бы слушать этот призыв. Всю деревню трясло от страха. Двери были наглухо заперты. Дети справляли малую нужду в банки и выливали мочу на улицу из окон. Взрослые тоже пользовались горшками или опасливо выходили на улицу, стараясь не удаляться от крыльца. Община свернулась в клубок, пропитавшись запахами страха и экскрементов. Запасы пищи подходили к концу, урожай гнил на корню, но никто не рисковал выходить из дома. Даже бабуины, животные более быстрые, сильные и драчливые, чем люди, жмутся друг к другу, если невдалеке появляется хищник. Обезьяны сидят, тесно прижавшись друг к другу спинами и нежно поглаживая своих сородичей. Точно так же вели себя жители деревни, спрятавшись в своих домах и деля между собой нежность и страх.