Игра скомороха - Ddntes

— Синдзи. — это Мисато подошла сзади. Я обернулся, — По поводу того разговора.

Дежавю, однако. Почти точно такой же пейзаж, та же тема разговора, тот же собеседник.

— Отстраняешь? — почти равнодушно спросил я. Снова навалилась апатия. Хочу к Рей и ничего не делать.

— Нет. — улыбнулась девушка, — Я не буду тебя отстранять, но присмотрю. Сама присмотрю, — уточнила она, среагировав на мой встревоженный взгляд.

Мы немного помолчали.

— Знаешь, Синдзи… Тогда, когда умер отец, во время Удара… Я тоже сошла с ума. Два года ни с кем не разговаривала, но меня вылечили. Уже потом уже поступила в колледж.

— И вываливала на бедную Рицко тонны информации, верно? — тихо спросил я по–нормальному, — Я это знаю… Видел.

— Ага, бедная Риц. — хихикнула Мисато.

Я бросил последний взгляд на темнеющий пейзаж.

— Поехали домой? — спросил я девушку.

— Нет. Еще отчеты нужны.

Да вашу мать, что за напасть! Мисато, видно, увидела что‑то на моем лице, поэтому сжалилась.

— Ладно, придешь завтра с утра и напишешь. Но, чтоб точно!

— Понял. Буду. — улыбнулся я, — Спасибо, Мисато.

— Давай. Тебя подбросить? — толкнула меня в плечо девушка.

— Нет. Закажи ужин. Лень готовить.

— Хорошо. Давай, Син, до завтра.

— Пока.

Ночной город успокаивал своим обычным шумом — гул машин, гомон толпы, громкоговорители. Я поймал такси, и разглядывал все вокруг. А ведь еще ни разу я не был здесь в это время… Надо бы показать все это Рей. В свое время, я хорошо научился созерцать все подряд, и хочу этому же научить синеволосую девочку. Порой, красоту и уют можно найти где угодно.

Вот и родной дом, родной подъезд. И квартира, в которой меня кто‑то ждет… Отвык я от этого, сильно отвык.

— Я дома.

В квартире темно, Рей уже спит, наверное…

— С возвращением, Синдзи. — раздался тихий голос. На пороге прихожей стояла Рей в привычной рубашке… И улыбалась. Слегка, почти незаметно, но улыбалась.

— Я скучал, Рей. — единственное, что я смог сказать, уткнувшись в макушку девочки, которую держал в объятьях.

А жизнь‑то налаживается.

Глава 14.

Привычка… Привычка такая штука, которая сглаживает что угодно, будь то что‑то хорошее, или что‑то плохое. Говорят, мол, «человек такая тварь, что ко всему привыкает», имея ввиду, что представитель гомо сапиенз может жить в условиях сколь угодно плохих. Я же воспринимаю этот афоризм, примерно так: «Человек, тварь такая, к хорошему привыкает быстро, и это самое хорошее ценить перестает».

Однако, я никак не могу привыкнуть к хорошему, кажется, вот–вот случится какая‑нибудь беда, кто‑нибудь помешает моему тихому счастью, и так далее. Постоянное подспудное ожидание опасности не дает расслабиться, и держит меня постоянно в напряжении, напоминая, что может быть хуже. Гораздо хуже.

Именно благодаря этой паранойе я счастлив. Зачастую это ощущение беды срабатывает впустую, но, к сожалению, не всегда. Вот так случилось и сейчас. Ничего запредельного и ужасного. Я ухитрился простыть. Посреди вечного лета Японии, и это при том, что мороженое я не ем вообще.

Все банально — однажды не мог уснуть ночью из‑за разыгравшейся паранойи, из‑за нахлынувших обрывков воспоминаний прошлой жизни, которую я несмотря ни на что так до конца и не вспомнил, из‑за воспоминаний об атаке Рамиила… Мда. Г–гадина такая, что я даже это зубодробительное имечко запомнил, хотя остальных ангелов… Зеруил, это тот, что с руками–лентами, Саакиил… не помню, кто, Табрис–Нагиса, и, собственно Рамиил.

И вот ночью, устав валяться в кровати, пусть и в дюже приятной компании Рей, осторожно выбрался, чудом не разбудив синевласку, налил себе чаю, и пошел на балкон, любоваться звездами. Унять беспокойство и усмирить непокорную память‑то я смог, даже чересчур хорошо смог, так и уснув на балконе.

К утру проснулся из‑за затекшей шеи и неприятного ощущения в груди. Надо было сразу сдохнуть…

Итог — насморк, бронхит, да еще и ребра продул. Прекрасно, блин.

Врать не буду, многое в процессе «болеть» оказалось для меня весьма приятным сюрпризом — например то, как обо мне заботились Рей и Мисато, но все равно — это ощущение разбитости, слабости… И скука, мать ее. Глобальная, всепоглощающая скука. А ведь меня еще и в больницу запихать хотели…

— Болеем, старший лейтенант? — в комнату ворвалась Мисато, жизнерадостная настолько, что аж хочется настроение ей испортить. Гр–р-р…, — Ладно–ладно, не злись. Скоро уже Рей со школы придет… Кстати, держи, — девушка протянула мне небольшую картонную коробочку. Ну‑ка… О, класс!

— Акаги передала? — это оказался заказанный мною процессор. Новенький, с заводской термопастой и радиатором… Кайф!

— Ага. Кстати, Риц еще сказала, чтобы готовился к медобследованию, что‑то ей там у тебя не нравится.

— Я не йена. Всем нравиться, — бородатая шутка, но чем богаты, — Когда?

— Говорит недели через полторы. — пожала плечами девушка, — Кста–ати, у меня еще одна новость.

Вид у нее был такой хитрый, что я сразу насторожился.

— Что? Говори сразу.

— Скоро в Японию приедет Второе Дитя со своей Евой. Красавица–а!.. Надо бы Рей предупредить, а то захомутает нашего бравого лейтенанта!

— Я старлей, — хмыкнул в ответ, — Когда прибудет? — уточнил я.

— Через пять дней, но в среду я полечу встречать ее. Тебя не возьму, ибо болеешь! — сейчас Мисато мне напомнила школьницу, держащую мороженое и наставительно тыкающую пальцем в собеседника. Правда, роль мороженки выполняла банка пива, а так девчонка–девчонкой…

— У–ах… Класс! — девушка сделала гигантский глоток из банки. Я покрутил в руках новую приблуду, хмыкнул. Процессор‑то получил, а материнская плата под этот сокет не подходит. И нафига я его просил?

Ладно. Значит меня на флоте во время атаки Ангела не окажется. Даже и не знаю, радоваться или печалиться…

В крайнем случае, если Аска пропрется и Ангел доберется до Адама с Кадзи, я смогу понять это по наступившему Третьему Удару. Вот подлянка будет старикам из SEELE…

— Мисато. Макароны по–флотски. Помнишь наш разговор? Старый Токио.

— Да, — девушка резко насторожилась.

— Это русское блюдо. Флот русский? — вспомнилась мне одна деталь, — Понаблюдай. Будет интересно.

Ну, давай, вспоминай! Ты должна понять, что я имею ввиду!

— Я… помню. Хорошо, Син, буду повнимательней. — чуть помедлив кивнула девушка.

Есть!

— Синдзи. Ложись.

— Слушаюсь, — улыбнулся я подошедшей Рей. Пожалуй, это самый приятный момент во всей этой болезни. Ведь застудил я себе и ребра, а значит надо мазаться мазью…

Прикосновения Рей были осторожными и нежными. Интересный факт — никто, за обе мои жизни не делал мне массаж настолько… приятно. Даже мать — она была медиком, и движения у нее были быстрыми и профессиональными, но нежными их назвать было трудно.

Следующие пять минут я просто млел под руками Рей, разве что не урча от удовольствия.

— Все. — девочка пододвинулась. Я не стал вставать, просто посмотрев на нее.

— Спасибо, Рей. Хорошо получается. У тебя.

— Не за что, Синдзи, — она чуть отвела взгляд, — Это приятно. Прикосновение… — и замолчала, окончательно смутившись.

— Прикосновения. Да, приятно. — я протянул руку и слегка провел пальцами по предплечью Рей. Та чуть потянулась за прикосновением, а я просто дико обрадовался — значит и ей нравится!

Так мы и остались — я лежал на диване, рядом сидела Рей.

Мисато отправилась за Аской вчера. Хм… Третий Удар вроде не произошел, значит рыжая справилась…

Внезапно, все залил белый свет, поглощая в себе все проявления жизни человечества. Тела людей распадались, сиянием возносясь в точку, собранную в зените. Рядом со мной ослепительно–белым светом сияла душа… Душа Рей? Лилит?

Эта большая и яркая сущность, значительно крупнее, чем все остальные сущности, оставшиеся от людей, заставляя изгибаться пространство, вознеслась ввысь, становясь средоточием свечения, в которое вливались все новые и новые огоньки. Сияющая структура, продолжающая расширяться и уплотняться продолжала вбирать в себя потоки света, и только я оставался внизу, смотря на это… Но я тоже был участником — только другим, отдельным. Пепельно–серый цвет моего сияния отталкивал меня, не давая влиться в поток…

Я моргнул. И что это сейчас такое было?

Ничего не изменилось. Я по–прежнему лежал на диване, поглаживая руку Рей, за окном оранжевым светом растекался закат… Только непонятно–тревожное чувство, оставшееся от этого видения.

— Что такое, Синдзи? — Рей, видно что‑то почувствовала.

— Ничего. Задремал, — только вот самого меня грызли сомнения. Хотя… Мог я и задремать, в принципе, вот и приснился Удар. Тьфу–тьфу.

— Тогда ложись спать, — девочка встала, и потянула меня за руку.

— Хорошо, Рей. Пошли, — улыбнулся я девочке.