Сказки тени - Войцех Сомору
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Всякое действие, противоречащее Пути, означает пустую трату сил и приводит к неудаче и гибели. Путь же учит созерцательному отношению к жизни. Блаженства достигает не тот, кто стремится нарочитой добродетелью завоевать расположение Неба, а тот, кто в процессе медитации, погружения в свой внутренний мир стремится прислушаться к самому себе, а через себя вслушаться в струны жизни и постичь ритм мироздания…
– Деньги ваш Путь тоже отрицает? – меланхолично поинтересовался меняла. – Еду за сказки не даю, но, может, вы посозерцаете собственный желудок и насытитесь?
Дэмин прикрыл рот рукой, спрятав смешок. От старших он слышал об одной последовательнице похожего «Пути», которую видели в башне недалеко от Лояна. Она сидела там, требуя от прохожих подаяние на восстановление храма, и называла это добровольным заточением. Еду ей передавали через крошечное оконце, а всякому проходящему мимо женщина напоминала о своём присутствии, дёргая за верёвку, привязанную к языку колокола. Дэмин тоже не отказался бы получить еду просто так. Да и башня казалась ему жилищем получше, чем доставшаяся от матери комнатка в покосившейся глинобитной лачуге. Будь он на месте Императора, то упразднил бы всех этих побирушек – воры и то больше пользы приносили, заставляя следить за своими карманами.
– Путь с вами, болтуны. Не хотите покупать – проваливайте, – наконец погнал их меняла, и Дэмин облегчённо вздохнул. Осталось получить еду и подготовиться к ночи. Ему стоило поспать сейчас, чтобы с заходом солнца быть начеку.
* * *Чжан Вэй был удивлён, когда получил письмо от Сюин: та писала, что Цинь Амань внял её просьбе и позволил южанину пережить Ночное шествие в их доме. Хотя Сюин и раньше приглашала Вэя, но то были лишь разговоры – решающее слово оставалось за отцом. И несмотря на то, что Вэю очень нравилось проводить с ней время, оба знали, что ни на что большее рассчитывать он не мог: придворный шэнми ни за что не выдаст дочь за младшего наследника южного захолустного клана. Однако шли неделя за неделей, а Вэй всё ещё не уехал из Лояна. Уже прилетела весточка от Цзяна, который настоятельно просил брата вернуться в отчий дом, но Вэй просто отложил это письмо и отправился с Сюин на рынок за очередными покупками, которые она намеревалась передать Кану, как только подвернётся случай.
– Как ты упросила отца?
– Да дело-то несложное. – Сюин указала на небольшой мешок жареных гекконов. – Давай, понесли.
– Ты хотела сказать «понеси»?
– Ну не я же потащу!
– Конечно. Слушай, не много ли? Мы только посылку собрали.
– Так зима скоро, и потом, хороших гекконов на рынке не сыщешь. А Кан их обожает. Гекконы и яблоки, яблоки и гекконы – всё детство объедался ими. Полежат до отправления следующего отряда к Линьцану. А отец… Он что-то проворчал про то, что Кан не переживёт, если единственный дурак, согласившийся с ним дружить, помрёт по глупости своей в столице. Поэтому, когда вернёмся домой и поужинаем, ты останешься в гостевой спальне. И, ну… – Сюин замялась. – Не бойся его так.
– Аманя? – Вэя невольно передёрнуло. – Его сложно не бояться, ты уж прости.
– И всё-таки. Он открыл тебе двери нашего дома. Благодаря ему в Лояне не прольётся кровь. Постарайся.
– Хорошо.
* * *И это была самая странная ночь в его жизни.
По возвращению господин Цинь обошёл дом, развесив печати, и вёл себя так, словно наступил самый обычный вечер. Но Вэй никак не мог отделаться от чувства опасности рядом с Аманем, даже во время ужина, когда тот безмятежно расспрашивал его о том, как поживает отец Вэя. Чем дольше он смотрел на Аманя, тем чудовищней тот казался: чудилось даже, что тень его вот-вот оторвётся от пола, обернётся демоном и набросится на них, чтобы откусить головы. Улыбка на лице Аманя искажалась, превращаясь в оскал, а с кончиков его пальцев стекал чёрный яд, отравляющий всё на столе. Сколопендра, сотканная из капель тени, пробежала между блюдами и скользнула в тарелку Вэя, и ему стало дурно.
Он старался сбросить морок, но получалось плохо. Голос Аманя в какой-то момент заглушило звоном в ушах, грохотом огненных кристаллов Чанкина, шорохом земли и запахом палёной человеческой плоти.
– Вэй! Вэй, отец, что с ним?!
– Небо… – Амань вздохнул и подошёл к Вэю, заглядывая ему в глаза. – Так бывает. Чжан!
Пощёчина. Морок спал, вытесненный настоящей болью, и Вэй сжался на стуле, непонимающе глядя в глаза Аманю. Тот же со скучающим лицом повернулся к Сюин:
– Проводи нашего гостя в спальню. Господину Чжану необходимо отдохнуть. Ну и молодёжь пошла – один поход, а уже распрощались с самоконтролем.
Ужин вмиг закончился. Сюин распахнула дверь в гостевую спальню, а Вэй всё ёжился и оглядывался.
– Как ты живёшь с этим?
– С чем?
– Твой отец. Я знал, что от проклятых становится плохо, но не настолько. Это… я такое видел!
– Понятия не имею, о чём ты, – вздохнула Сюин. – Может, дело в том, что мы с Каном выросли в этом доме? Все говорят, что рядом с отцом гадко, даже рядом с матушкой, но… Мы никогда ничего подобного не чувствовали. Тебе надо отдохнуть, Вэй. Скоро закат.
– Постараюсь.
– Знаешь… Перед тем, как уехать, Кан сказал, что при Канрё он впервые испугался отца. Даже не поверил, что перед ним именно отец.
– Да, Цзяну он то же самое говорил. Кан в госпитале вообще шальной был.
– Я не об этом. – Сюин нахмурилась. – Брат говорил, что заснуть не мог дома в первые дни. Слышал все эти… грохоты и крики. Это подслушал отец и оттаскал его за ухо. Он сказал Кану: «Страх, который ты со своей пустой головой носишь за собой, утопит тебя при первом же случае. Если хочешь сходить с ума, как генерал Ван при Канрё, – продолжай или научись отпускать то, что уже не вернуть». А что… Что было с генералом?
– Да так… – Вэя передёрнуло, стоило ему вспомнить занесённый над головой Кана клинок и безумные глаза Вана. – Знаешь, твой отец – очень мудрый человек. Мне есть о чём подумать. Спасибо.
– Хорошего вечера тебе, Вэй. – Сюин тронула его за плечо, слабо улыбнулась и пошла в свою комнату.
* * *Ночь мягко коснулась Лояна, замершего в ожидании шествия. На небе не было ни единого облачка, и звёзды следили за жизнью Цияна подобно глазам многоокого бога. Казалось, замерло само время. Улицы опустели. И если Запретный город и центральные кварталы оберегал придворный шэнми, позаботившись о том, чтобы печати барьера заключили сердце столицы в кольцо,
