Сага о Гильгамеше - Вадим Волобуев

      -- Половодье, - произнесла Иннашагга.

      -- Половодье, - подтвердил Гильгамеш, не сводя глаз с разгулявшейся стихии. - Ты чувствуешь, любимая? Это - знак. Боги посылают нам знамение.

      -- Знамение? - недоумённо повторила она. - Евфрат каждый год выходит из берегов.

      -- Суть не в этом. Наводнение - это намёк. Неужели не видишь ты, что оно пришло раньше времени? Боги показывают, что им угоден наш союз. Они наделяют урукцев водой, дабы даровать им обильный урожай. Инанна, мать плодородия, благоволит нам. Понимаешь ли ты это, жена моя? Наше потомство будет править здесь, осенённое божественной благодатью, покуда существует страна черноголовых.

       Гильгамеш разволновался, ноздри его расширились, вдыхая свежий воздух, глаза затуманились. Казалось, он уже видел перед собой мощные твердыни Урука, бесконечные вереницы рабов и ровные шеренги воинов, повторявших в едином порыве: "Гильгамеш! Гильгамеш!". Заметив этот взгляд, Иннашагга вострепетала. Муж представился ей боговдохновенным героем, идущим с высоко поднятой головой к великой цели.

      -- Ты видишь Инанну? - прошептала она.

      -- Вижу, - зачарованно ответил Гильгамеш.

      -- Она смотрит на нас?

      -- Она смотрит на город. Она счастлива.

      -- А ты счастлив?

      -- Я иду за своей богиней. В этом моё счастье.

       Иннашагга отвернулась, лицо её потемнело. Она стала молча наблюдать за рекой, пока что-то не привлекло её внимания. Она присмотрелась и вскрикнула.

      -- Что случилось? - спросил Гильгамеш, с трудом пробуждаясь от грёз.

       Не говоря ни слова, жена вытянула руку. Гильгамеш проследил за её жестом и отпрянул. Невдалеке проплывало несколько человеческих тел. Чёрные полусгнившие лица их скалились на мир несводимой усмешкой смерти. Изъеденные червями руки бессильно покачивались на волнах, поблёскивая белыми костяшками пальцев. Раскисшие лохмотья кусками сползали с покойников, обнажая разложившиеся, набухшие от воды внутренности.

      -- О, боги, - пролепетала Иннашагга. - Наверное, их вынесло из могил.

       Гильгамеш не ответил. Потрясённый, он молча взирал, как течение увлекает тела всё дальше и дальше, играя с ними, словно с тряпичными куклами. Вдруг он вцепился пальцами в запястье жены.

      -- Гляди! Неужели это Бирхутурре?

      -- Где? - поразилась она.

      -- Да вон же, у стены.

       Иннашагга присмотрелась и увидела ещё один труп, качавшийся у подножия Дома неба. Истлевший лик его невозможно было узнать, но боевая накидка с медными бляхами указывала на высокое воинское положение умершего.

      -- Да-да, - севшим голосом выдавил Гильгамеш. - Это он, герой Бирхутурре. Я распознаю его даже в мире теней.

      -- Как ты можешь утверждать это? - возразила Иннашагга, желая успокоить мужа. - Это может быть кто угодно.

      -- Я знаю, это он. Мой верный Бирхутурре, отдавший жизнь за величие Инанны. И после смерти ему нет упокоения...

       Иннашагга с тревогой взглянула на мужа.

      -- Давай уйдём отсюда.

      -- Нет! Я хочу посмотреть. Хочу увидеть...

      -- Что?

      -- Образ смерти. Что будет с нами, когда мы умрём.

       Супруга поморщилась.

      -- Тогда позволь, Гильгамеш, я покину тебя. Мне не хочется это видеть.

       Она ушла с крыши, а вождь ещё некоторое время стоял, впившись глазами в труп воина. Течение постепенно сносило его, и когда тело совсем исчезло за стеной, Гильгамеш бросился к лестнице. Перепрыгивая через две ступеньки, он скатился во двор, подбежал к воротам и с силой выбил засов из калитки. Стражники, дремавшие под навесом, встрепенулись, подскочили, протирая глаза.

      -- Сонные мухи, - с презрением бросил Гильгамеш, глядя на их заспанные физиономии.

       Он распахнул ногой дверь и вышел за ворота.

       До стены пришлось добираться закоулками. Надо было обогнуть необъятную кучу мешков со строительным хламом, сваленных недалеко от пристани. Проклиная на чём свет стоит всех камнетёсов и кирпичников мира, Гильгамеш пустился в обходной путь, углубившись в лабиринт урукских улочек. Просыпающиеся горожане с удивлением взирали на багрового от гнева вожда, который метался вдоль домов и взрёвывал от досады. Никто не отваживался помочь ему, люди сидели в жилищах и молили богов защитить их от ярости повелителя.

       Наконец, он достиг заветного места. Остановившись на мгновение, перевёл дух, затем по каменным ступенькам устремился наверх. Одинокий стражник испуганно замер, увидев, как неизвестный человек вихрем выскочил на стену и, подбежав к парапету, перегнулся вниз. Воин потоптался в нерешительности, затем подошёл поближе.

      -- Сюда нельзя, - строго сказал он. - Спускайся или я отведу тебя к судье.

      -- Что-что? - грозно вопросил вождь, выпрямляясь.

      -- Г-господин? - пролепетал растерявшийся стражник.

      -- Занимайся-ка своим делом и не лезь, куда тебя не просят, презренный смертный, - посоветовал он. Затем подумал о чём-то и спросил. - У тебя есть лук и стрелы?

      -- Нет, господин, - вымолвил воин.

       Гильгамеш досадливо сжал губы и вновь перевесился через барьер.

       Труп он заметил быстро. Течение прибило его к стене, и тело раскачивалось там, ударяясь черепом о камни. Вокруг него вспучилась пена, собрался разный мусор, а сверху уже кружили падальщики, готовясь полакомиться подгнившим мясом.

       Гильгамеш затаил дыхание, вглядываясь в почерневшие черты покойника. Сомнений не оставалось - это был Бирхутурре. Даже сейчас на нём ещё можно было различить ужасные раны, нанесённые людьми Акки. Всматриваясь в колеблющийся на волнах труп, Гильгамеш угадывал знакомые очертания лица, узнавал одежду, в которую рабы облачили военачальника перед погребением. Невольно слёзы навернулись на его глаза. Он закрыл лицо руками, чтобы не видеть кошмарного зрелища, но оно отпечаталось в памяти несмываемым образом и давило на сознание неискоренимым чувством вины. Преодолев себя, Гильгамеш ещё раз бросил взгляд на мёртвого военачальника. Стервятники уже приступили к своей страшной трапезе - деловито бродя по истерзанному телу, они ковырялись в нём клювами и дрались за самые лакомые куски. Не в силах смотреть на это отвратительное действо, вождь схватил оказавшийся под рукой камень и запустил им в мерзких птиц. Бросок был удачен. Одному из падальщиков он проломил голову, другие, обиженно вереща, улетели.

       Скатившись с лестницы, Гильгамеш бросился к пристани. Ему не терпелось подобрать почившего воина, чтобы избавить его от дальнейшего осквернения. Поскольку прямые выходы к порту были перекрыты разной рухлядью и повозками селян, приехавших на торжище, пришлось пробираться туда кружным путём. Упираясь там и сям в непреодолимые преграды и делая невероятные крюки, Гильгамеш уже раскаивался в том, что затеял всю эту возню со стеной. Когда он, наконец, вышел к пристани, то увидел, что та уже была полна народу. Вовсю горланили торговцы, бродили группки иноземных купцов, шныряли рабы, то и дело проходили воины и рабочие с тяжёлыми мешками на плечах. Немало было размалёванных шлюх и праздных зевак, пришедших почесать языки, тощих чумазых мальчишек, жадными взорами выискивавших какую-нибудь выгоду. Едва Гильгамеш показался на пристани, послышались приветственные крики и пожелания долгих лет, рабы подрубленными деревьями рухнули на колени, торговцы склонились в низких поклонах. Окинув взором нескончаемые ряды мокрых спин и бритых черепов, вождь направился к причалу. Он шёл напролом, локтями расталкивая купцов, пинками прогоняя с дороги невольников. Короткие вскрики и глухие стоны волной катились за ним, отмечая каждый шаг вождя. Гильгамеш был мрачен и зол. Дойдя до причала, он обернулся и зычно крикнул: