Охотница - Сисела Линдблум

Снова становится грустно. Вдруг вспомнилось: Жанетт пьяна, весела. Или только пьяна и прикидывается, что ей весело. Года два тому назад на телевидении отмечали какой-то праздник, потом они долго шли пешком до станции метро, но не ближайшей, они шли, не торопясь, дышали воздухом.

И тогда она сказала про какого-то парня, смутно вспоминает Юнас, который тоже был на празднике. Они работают вместе. Тогда она сказала мне, что, сложись все иначе, – а я перед этим долго был в отъезде, – что если бы не случилось так, что она и я… то, возможно, она смогла бы влюбиться в того малого. В своего коллегу.

Зачем она это сказала?

Чертовски странное заявление, конечно же можно влюбляться, но ведь человек сам делает выбор, зачем говорить об этом, звучит как угроза: если я буду уезжать надолго, то она предпочтет другого, так ей будет даже удобнее, они смогут вместе ездить на работу.

Какая мелочность. Любовь не должна быть мелочной. Ради любви надо чем-то жертвовать. Я, правда, ничем не пожертвовал, но я, вероятно, никогда не стоял перед выбором! Очевидно, я не хотел опускаться до практичности и рассудительности. Если тебя здесь нет, сгодится кто-нибудь еще. Разве так можно? Вот о чем ее надо спросить. Но в следующий раз, если я только когда-нибудь вновь влюблюсь, я буду циничным…

Юнас обрывает сам себя: настолько далеко он еще в своих думах не заходил, он же выбрал себе Жанетт. Выбрал ведь? Голова гудит от вопросов. А выбрал ли? Действительно ли он выбрал себе Жанетт? На всю жизнь? Да или нет? Нет или да? Эти вопросы не отступали. Жанетт, жаждет ли он любить ее и жить с ней и Йенни? Вот теперь, когда он по-настоящему хочет взяться за дело, он желает, чтобы жизнь у него была упорядоченной, не хуже, чем у Микке, чтобы у него был дом, дети и… Жанетт?

А она хочет, чтобы он был с ней? Не собирается ли она поменять его на коллег с телевидения? У Юнаса голова кру́гом идет. Он осматривается, стараясь думать о другом, отмахиваясь от самого худшего, отмахиваясь от мыслей о Жанетт.

Юнас закрывает глаза и прислоняется к самолетной стене. Закрывает лицо распахнутым журналом “Сканорама”, будто хочет спрятаться от назойливых мух.

Человек должен уметь быть гармоничным… Он так много сделал для Жанетт, и все равно она вечно недовольна. Должна пойти к психологу, да-да… и еще она говорила что-то… о Терезе. Откуда она узнала?.. Наверно, следит за мной, хотя сама-то из таких, из сомневающихся; она требовательна и в то же время нерешительна.

И все же Юнасу больно, что Жанетт все известно. Очень больно думать, что она обижена, настолько больно, что… он больше не может об этом думать. У боли тоже есть предел, сейчас он больше не в силах страдать. Не в силах! Он переключает свои мысли на другое.

Тереза… Она казалась такой спокойной… и такой гармоничной, она была немногословна, только мягко улыбалась и ушла своей дорогой. Хотя и сказала, что хотела бы встретиться опять. Она смотрела на меня и все видела, все понимала. И нам не нужны были слова. Она еще слишком молода, думает, я артист. И считает меня красавцем. Сразу тогда уловила, что у меня проблемы с Микаэлем. He’s a pain in the ass – так и сказала, в самую точку. И больше ничего. Она рассказывала мне сказки. Сказкам надо ведь верить? Не следует воспринимать все слишком серьезно, близко к сердцу, ничего не прощая, око за око, зуб за зуб. Тереза излучала спокойствие. Как будто она и вправду ясновидящая.

БАБАХ!

Какой-то предмет разбивает окно, и в ту же секунду Тереза видит всего в метре от себя на полу осколки стекла, снег и камень величиной с кулак. Она смотрит на камень.

– Боже милостивый, – тихо говорит она.

Потом она вскакивает с пола и выбегает на балкон Симона. На другой стороне темной узкой улицы припаркован пикап, на крыше которого стоит, широко расставив ноги, женщина в вишневой куртке, ее рука еще поднята, и, хотя плохо видно, все равно по ее гордой позе заметно, как она рада, что не промахнулась. Нужно почти нечеловеческое усилие, чтобы попасть в окно верхнего этажа этого старинного красивого дома.

– ЧТО ЖЕ ТЫ ТВОРИШЬ, СТЕРВА!!! – издает рев Тереза, схватившись за балконные перила. – КАКОГО ДЬЯВОЛА ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ!!! ТЫ ВЕДЬ МОГЛА ПОПАСТЬ МНЕ В ГОЛОВУ! В ГОЛОВУ!!!

– ЖАЛЬ, ЧТО НЕ ПОПАЛА! – кричит Жанетт, без особого труда спустившись с крыши машины. Она делает несколько шагов к балкону, и в желтом свете уличных фонарей Тереза видит ее лицо.

Они обе стоят до странности тихо. Тереза дрожит от холода, она в тонкой кофточке, падает снег, лицо уже мокрое от снега, но теперь она не может уступить.

Жанетт, откинув голову, смотрит на Терезу. Потом, взметнув руки вверх, она кричит:

– Пошла ты к чертям собачьим, Тереза Андерссон! Черт побери тебя и твою бабушку! И Юнаса Скугоса!

Терезу трясет, она не знает, что сказать, просто стоит и дрожит.

– КАКАЯ МОЛОДЕЦ! СПИШЬ С ЧУЖИМИ ПАРНЯМИ! – Голос у Жанетт грубый, будто она пьяная. Но вид у нее почти счастливый, она подходит ближе, видимо, хочет получше рассмотреть Терезу.

– Но… – пытается возразить Тереза.

– НУ И ЧЕРТ С НИМ! – орет Жанетт, сверкая глазами. – ЗАБУДЬ! МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ЭТО! ПОНИМАЕШЬ? ПЛЕВАТЬ НА ТО, ЧТО ТЫ С НИМ СПИШЬ! МНЕ ТЕПЕРЬ ПЛЕВАТЬ НА ЮНАСА СКУГОСА, ПОНИМАЕШЬ?

– Да… – говорит Тереза.

– НО ТЫ! – Жанетт тычет рукой в сторону Терезы. – ТЕПЕРЬ Я БУДУ ТЕБЕ ГАДАТЬ, БУДУ ГАДAТЬ ТЕБЕ!!! – Второе “тебе” Жанетт словно выплевывает. – ПРЕДСКАЗЫВАЮ: ТЫ БУДЕШЬ МУЧИТЬСЯ С НИМ… И С ЭТИМ ПРОКЛЯТЫМ КАМНЕМ… МУЧИТЬСЯ БУДЕШЬ… ОН ТЯЖЕЛЕЕ, ЧЕМ ТЫ ДУМАЕШЬ!

– Но… – Тереза опять пытается что-то сказать. – Дело не в том…

– МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ЭТО, – перебивает ее Жанетт, пританцовывая, – МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ЭТО! ПОНИМАЕШЬ? BUT YOU HAVE TO PAY THE PRICE[2]. – Произнося эту фразу по-английски, Жанетт прицеливается пальцем в черной перчатке в Терезу: – ПИФ-ПАФ, теперь я тебя застрелила!

Тереза пятится к балконной двери, но оказывается, она ее захлопнула, когда в бешенстве выбегала на балкон. До того испугалась тогда, что это ее взбесило. А теперь ей просто страшно. Да-да, она чего-то боится, но сама не понимает чего.

– Дело не в том, что… я хочу устроить что-то такое… – оправдывается она, – я совсем не желаю…

– Что ж, иногда случается именно то, чего не желаешь, – перебивает Жанетт и хохочет. Она неловко взмахивает рукой. – ПОШЛА ТЫ К ЧЕРТЯМ СОБАЧЬИМ, – говорит она почти весело, – к чертям собачьим. – И снова поднимает руку, словно приветствуя соперницу. – ВОТ Я ТЕБЕ И ПОГАДАЛА! – кричит она, потом поворачивается на каблуках и уходит быстрыми шагами.