Шипы и розы - Люси Рэдкомб

Последнее утверждение Стюарт не стал оспаривать.

— Не думайте, что вы так легко от меня избавились! Я еще вернусь!

— Не сомневаюсь. — Акушерка вздохнула и добавила с оттенком зависти: — Везет же некоторым женщинам!

Розлин слабо улыбнулась, решив не лишать ее иллюзий. Сама она усмотрела в словах Стюарта совсем другой, зловещий смысл: им еще предстояло обсудить все детали воспитания ребенка, и по сравнению с этим сами роды теперь казались ей чем-то легким и незначительным.

— Только сейчас, когда мы дома, я по-настоящему чувствую, что он мой, — призналась Розлин.

— Твой?!

Она сделала вид, что не услышала этого ироничного восклицания.

— В больнице, когда он лежал отдельно, а я к нему только приходила, у меня было такое чувство, будто он принадлежит кому-то другому.

Все вазы в квартире были заполнены цветами. Розлин прочитала одну из открыток, приложенную к букету, и прошептала:

— Очень мило.

Розлин стояла посреди комнаты с таким потерянным видом, что он понял: на самом деле она не чувствует себя дома.

— Не спорю, гораздо легче сказать ему «спокойной ночи» в детской, чем ездить в больницу за двадцать миль, — непринужденно согласился Стюарт. Увидев, что Розлин пытается снять с плеча куртку, он предложил: — Дай-ка я его подержу, пока ты разденешься. — Она поколебалась лишь мгновение, но он успел заметить, что она не хочет расставаться со своей ношей. — Не волнуйся, я не собираюсь украсть его и сбежать, — заверил он ее. — Послушай, мы с тобой обсуждали это много раз и договорились, что первое время, пока ты не войдешь в ритм новой жизни, поживешь у меня, а я буду тебе помогать.

— А по-моему, суть в том, что ты пытаешься стать для меня незаменимым, — ответила Розлин и, тут же пожалев о своей грубости, передала ему спящего ребенка.

На протяжении последних недель она не раз представляла себе, как поселится в доме Стюарта, мечтая об этом и одновременно страшась. Обстоятельства вынуждали ее жить под одной крышей с теперь уже бывшим мужем, и это не могло вызывать энтузиазм. Но когда она взглянула на ситуацию беспристрастно, то поняла, что это было бы лучшим решением всех проблем.

Конечно, оставался еще Дик Браун. Он выразил готовность помогать дочери, но Розлин догадывалась, что в душе отец испытал облегчение, когда она сказала, что после выписки поселится у Стюарта. В его возрасте уже тяжеловато не спать ночами из-за детского плача.

Если с Норманом что-то случится, бригады врачей и медсестер уже не будет под рукой, и в этой ситуации куда спокойнее жить со Стюартом, чем одной, говорила себе Розлин. Но как это выдержать? Она твердила себе, что пока будет помнить, что приехала сюда только на время, все будет нормально.

— Думаешь, я попытаюсь убедить тебя остаться здесь насовсем? — В комнате было тепло, и Стюарт развернул одеяльце. — Признайся, я угадал?

Розлин почувствовала себя застигнутой на месте преступления.

— Когда я сказала тете Элли, что мы поселились у тебя только временно, она мне не поверила. — Она покачала головой. — И мой отец отреагировал примерно так же.

— Я говорю не о других, а о тебе.

Она вспыхнула и отвернулась, не в силах вынести его ироничный взгляд, и попыталась скрыть смущение за шуткой:

— Думаю, к концу нашего пребывания здесь ты настолько устанешь недосыпать, что сам вызовешь нам такси.

На самом деле Розлин было не до шуток, но она постоянно напоминала себе, что она для Стюарта — всего лишь довесок к ребенку, и в минуты слабости ей начинало казаться, что, в конце концов, это не так уж и плохо. Вот если он догадается о ее истинных чувствах, она пропала.

— Ты ошибаешься, — заверил ее Стюарт.

— Как, ты заставишь нас идти пешком?

Ее новая нервозная попытка пошутить не нашла у него должного отклика. Захочет ли она сама уйти пешком, вот в чем вопрос. Хватит ли ей сил решиться на это?

— Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь, если ты мне не доверяешь.

Розлин испытала примерно такое же чувство, как некогда на первом свидании. Тогда она с бьющимся сердцем ждала поцелуя, а мальчик вдруг признался, что до беспамятства влюблен в ее лучшую подругу. Только на этот раз ее ощущение было в миллион раз острее.

Значит, Стюарт ее не хочет! Конечно, это многое упрощает, но нужна ли ей такая простота?

— Давай расставим все точки над «i», — предложила она. — Ты не хочешь, чтобы я с тобой жила? — Розлин сама удивилась, насколько спокойно прозвучал ее голос.

— Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь.

Однако он не слишком рвется опровергнуть мое утверждение! — подумала Розлин.

— Очень любезно с твоей стороны. — Она из последних сил старалась держать себя в руках. Не хватало еще, чтобы у нее закружилась голова и она хлопнулась в обморок! Неужели, когда она отвергла Стюарта, ему было так же плохо? Не может быть, никто не может чувствовать себя так ужасно! — Но ты выдвигаешь определенные… скажем так, условия, на которых я могу остаться? Я правильно поняла?

Голос Розлин дрожал от сдерживаемых эмоций, одной из которых определенно был гнев. Она попыталась сосредоточиться именно на этом чувстве, чтобы не так остро ощущать унижение и обиду. Да как он смеет открыто заявлять, что я ему не нужна, даже если это правда? — с возмущением думала она.

— Узнав, что я не собираюсь оказывать на тебя давление, ты должна быть довольна, — сказал Стюарт. — Присядь-ка, а то ты что-то побледнела. — Он поставил корзину с ребенком на диван и взбил подушку на кресле. — Наверное, это все потому, что ты очень долго готовилась к сегодняшнему дню.

Какая удивительная чуткость! — с иронией подумала Розлин.

— Ты ведь предупредишь меня, когда срок моего пребывания подойдет к концу?

— В чем дело? Я чем-то тебя расстроил?

Розлин больше не сомневалась, что слышит в его голосе сарказм.

— Думаешь, со мной невозможно ужиться? — спросила она и тут же подумала, что было бы куда достойнее промолчать. — Или ты просто боишься, что я помешаю твоей личной жизни?

— Полагаю, больше всего нам будет мешать твое недоверие ко мне, — спокойно пояснил Стюарт. — По разным причинам я пришел к тому же заключению, что и ты. Тебе не кажется, что странно на это обижаться?

— Я не обиделась. — Розлин уже жалела о том, что дала ему повод злорадствовать, но сказанного не воротишь.

Он высоко поднял густые брови.

— Вероятно, ты хорошо позабавилась, когда я уговаривал и умолял тебя, — задумчиво произнес Стюарт. — Ты упивалась своей властью надо мной. — Голос его звучал сдержанно, но улыбка была едкой. — А теперь, когда я ясно дал понять, что не собираюсь соблазнять тебя… — Он многозначительно замолчал.