Взорванный океан - Сергей Иванович Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 25
На палубе «Ориент Стар» в этот поздний час находились лишь два телохранителя, о чем-то неспешно беседовавших, облокотясь на ограждение левого борта, обращенного к недалекому, освещенному цепочкой ярких огней берегу. Со стороны многочисленных отелей и коттеджей, заселенных туристами, изредка доносились обрывки музыки, громких нетрезвых голосов и смеха. На яхте же царила сонная тишина, лишь время от времени нарушаемая всплеском заблудившейся волны, ударяющей в невысокий борт со стороны открытого моря.
Два темных силуэта, ритмично работая ластами, неторопливо скользили на глубине метров шести и, сверяясь с показанием стрелки компаса, все ближе подплывали к стоящей на якоре яхте. Видимость в ночном море, конечно же, была намного хуже, чем ярким солнечным днем, и пловцы двигались в мутновато-темной толще воды, подобно тому как автомобили осторожно едут по ночной дороге, продираясь сквозь густой туман. Вот только при подходе к цели «противотуманки» боевым пловцам включать запрещено категорически при любых обстоятельствах.
Почти секунда в секунду совпадая с расчетным временем, аквалангисты подплыли к «Ориент Стар» и, шевеля ластами и словно танцуя на месте, зависли под широким днищем яхты. Обменялись несколькими знаками, и Тритон сноровисто освободился от акваланга и передал его Скату. Затем настала очередь подводного ружья и ласт. Скат, нагруженный дополнительным оборудованием, отплыл метров на десять в сторону кормы и начал медленно опускаться к самому дну, где сложил все вещи на песок и заботливо придавил груз квадратной плиткой акваланга мичмана. Убедившись, что тайник они в случае чего обнаружат без особого труда, старший лейтенант в несколько сильных гребков вновь поднялся к днищу яхты. Стараясь держаться в непроницаемой тени, отбрасываемой левым бортом, Скат беззвучно вынырнул – ровно настолько, чтобы видеть две черноволосые головы, видневшиеся над бортом метрах в двух от уровня воды…
Троянов без единого всплеска – спасибо, настоящие морские волки обучали! – проплыл вдоль затемненного борта и подобрался к освещенному мягким светом иллюминатору. Стараясь произвести как можно меньше шума, выпрыгнул из воды, высовываясь выше пояса, и уцепился вытянутыми руками за узкую кромку борта. Осторожно заглянул в круглое окошко и тут же отпрянул: в крохотной каютке за столиком сидел и что-то писал немолодой японец – возможно, заполнял судовой журнал, а может быть, и какие-нибудь хокку сочинял.
Мичман таким же образом подобрался ко второму освещенному иллюминатору – и вновь неудача: судя по разделочному столу, плите и кастрюлям-сковородкам, это был камбуз-кухня. Тритон, почти касаясь плечом тонущего во мраке борта, переплыл на другую сторону, где, согласно договоренности, его должен был ожидать и одновременно страховать от каких-либо неожиданностей старший лейтенант Катков…
С этой стороны яхты все было еще хуже, еще сложнее. Во-первых, окна кают располагались гораздо выше – в метре над уровнем палубы, до которой от воды и так было метра два, не меньше. Во-вторых, вдоль этого борта мимо всех надстроек тянулась от носа до кормы полоса чистой дощатой палубы чуть больше метра шириной. Так что, сколько ни подпрыгивай, прикинул мичман, в иллюминаторы не заглянешь – высоковато будет. И в-третьих, именно на этой узкой прогулочной дорожке стоят рядышком и о чем-то без умолку болтают эти двое японских охранников, изображающих из себя очень крутых бодигардов. Тритон в очередной раз пожалел, что учил явно не те языки, и снова ушел под воду, направляясь к корме…
На корму яхты Тритон взобрался без проблем: ухватился руками за трубчатое леерное ограждение, уперся ступней в крепление пластины руля и, сделав бесшумный выход на две руки, через секунду перемахнул через ограждение и замер, прижимаясь спиной к переборке. Еще одно гимнастическое упражнение – и мичман ничком упал и распластался на крыше, слегка заоваленной к краям. Чтобы дождевой воде легче скатываться, прикинул Троянов, изворачиваясь и осторожно выглядывая за кромку крыши. Японцы, по-прежнему не двигаясь с места, все продолжали о чем-то переговариваться.
«Как же мне в окошко заветное глянуть незаметно, а? – лихорадочно соображал Тритон, прижимаясь щекой к еще хранившей остатки дневного тепла крыше. – Если япошки меня засекут, то отмахаться и уйти от этих клоунов я смогу, но шуму будет… А если Ковалев, гад, перепугается и смоется с утречка пораньше – тогда мне Скат точно головенку открутит! Да что ж вы тут торчите, как… Сходили бы на камбуз, кофейку попили, что ли…»
Словно услышав безмолвный призыв мичмана, один из охранников что-то сказал второму, озабоченно поглаживая живот, и поспешно скрылся в темном провале узкой двери… Не иначе в сортир приспичило, прикинул Троянов, мысленно желая мужественному самураю присесть минут на сорок, а то и на все шестьдесят. Второй тоже вдруг повернулся в сторону кормы и, насвистывая что-то восточное, медленно зашагал вдоль борта. Мичман, не теряя ни секунды, подтянулся руками к самому краю и, свешиваясь вниз, заглянул в первое из освещенных окон…
Не то! Скорее всего, жилой кубрик или для команды, или для этих клоунов с пистолетами. Назад и рывком к следующему окну. Тритон бросил взгляд в сторону кормы: лишь спину охранника видно, отлично. Только бы, змей, не обернулся. Валерий снова, вцепившись правой рукой в какую-то торчащую из крыши железку, наклонился и ищущим взглядом припал к следующему освещенному иллюминатору. Ага, есть! Мичман почувствовал, как его губы непроизвольно растягиваются в злорадной улыбке. Все, брат, теперь спешная – но тихая! – эвакуация с этого крейсера. Отползаем, затихаем… Троянов отчетливо услышал, как негромко лязгнула дверь переборки – значит, охранник вернулся. Так, зовет второго. Тот возвращается с кормы на свое место… Пора!
Тритон беззвучно добрался до кормового края крыши, мягко спрыгнул вниз и… тут раздался предательский лязг – один черт знает, как угораздило мичмана влететь левой ногой в темную копну сетей, уложенных на корме. Потревоженные металлические грузила, естественно, тут же затихли, но внимание охранников привлекли –
