Свет и камень. Очерки о писательстве и реалиях издательского дела - Т. Э. Уотсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В главе «Никогда не позволяйте маме читать вашу работу» я назвал одну простую причину, почему оценивать работу должны только профессионалы: мама не имеет квалификации, чтобы обоснованно критиковать ваши работы. То же самое касается студентов, посещающих вместе с вами занятия по писательскому мастерству. Они не профессионалы, и получается, что слепой указывает дорогу слепому. Вы всегда можете рассчитывать на то, что мама скажет, будто ваша работа как минимум хороша. Что ей кажется, что все хорошо или написанное звучит неплохо.
Обо мне слышали на занятиях по писательскому мастерству в университете, куда меня приглашали в качестве гостя. И преподаватель, и студенты попросили не сдерживаться в критике. Однако оказалось, что моя репутация бежит впереди меня. Как только студенты узнали, что я приду слушать и читать их работы, никто не появился.
Но я не злой огр, каковым меня считают.
Я конструктивно честен и не имею никакого злого умысла, когда кто-то просит меня оценить то или иное произведение. Если человек задумался о том, чтобы издать книгу как настоящий писатель, то ему нужно знать, как в действительности обстоят дела в настоящем издательском мире, потому что очень часто там можно столкнуться с довольно неожиданными и неприятными вещами. Поэтому лучше узнать заранее, чего ожидать и как с этим можно справиться. Именно этого я жду от любого из моих редакторов или рецензентов, если речь идет о моей работе.
Выносить свою работу на суд профессионала и получать разумные критические замечания — это нормально.
Это не провал. Это всего лишь мнение. Не дьявольский конец для вас как человека и как писателя. Просто кое-что, о чем стоит подумать. И все. Не более того.
Я уже рассказывал о том, как один студент попросил меня послушать его рассказ и затем высказать мнение об услышанном. Я послушал и высказался. Студент в слезы. Я критиковал, но не в резкой форме. Я сказал, что работа беспорядочна, многое надо переписать.
Студент не смог принять это. Он ответил: «Я уже переписывал это снова и снова, и все слова уже доведены до совершенства».
Он не был готов к тому, что кто-то может сказать правду о том, что он пишет. Как я уже говорил, только тот факт, что вы можете сносно писать и умеете излагать слова на бумаге, вовсе не означает, что вы знаете, что делаете.
Очень редко бывают случаи, когда я яростно разрываю в клочья чью-либо работу (если только автор сам не попросил меня об этом). Так же нечасто я разношу работу в пух и прах вербально. Я стараюсь дать понять писателю (заметьте, я не говорю — «литератору»), что, возможно, ему стоит заняться чем-то другим.
Писательское мастерство — отличный способ практиковаться. Так вы сможете обрести голос как писатель и найти узнаваемую манеру. Это возможность понять, действительно ли вы хотите стать профессиональным издаваемым автором, не тонка ли у вас кишка для этого. Некоторые придут к выводу, что это им не по плечу. Но, прежде всего, писательство — это прекрасный способ самовыражения, позволяющий поделиться мыслями с теми, кому это может быть интересно.
Не забывайте о том, что занятия по писательскому мастерству зачастую проводятся только для того, чтобы собрать вместе людей, которые будут осыпать друг друга комплиментами и нахваливать то, на что не стоило даже тратить чернила.
Продолжайте писать. Возможно, в какой-то момент забрезжит свет, на вас снизойдет озарение, и вы воскликнете: «Да! Я с этим справлюсь!»
Глава 31. Первые и последующие жирафы
Начиная в первый раз новую работу и перенося ее на бумагу, я всегда думаю: что это за мусор и как быстро мне нужно с ним разделаться. Это всего лишь идея, которая пришла мне в голову, и я записываю ее, чтобы не забыть, или же что-то более значимое и стоящее? В любом случае мне надо как-то вытащить ее из головы и перенести на бумагу. После этого я уже смогу определиться, стоит ли работать с этим дальше.
В прошлом я часто «изрыгал», по выражению Эрнеста Хемингуэя, идею на бумагу, а потом осознавал, что это чушь собачья. Но почти всегда я делал записи намеренно и сознательно, чтобы этот клочок бумаги не остался без внимания и получил статус первого чернового варианта.
Первоначальные черновые наброски — важная часть моего процесса работы над книгой.
Один мой маленький друг, первоклассник, назвал эти черновики «первыми жирафами», после чего я понял, что должен продолжать писать. Потом он спросил: «А сколько жирафов уходит на то, чтобы написать историю?» И я ответил: столько, сколько нужно.
К сожалению, в школе нас учат тому, что все надо делать быстро. Настолько быстро, насколько это в принципе возможно, а все из-за вечной нехватки времени. Многие учебные программы строятся на этом.
Допустим, в понедельник вы получили задание, которое надо выполнить и сдать на проверку до пятницы. Тут с крайними сроками все понятно. Однако на то, чтобы написать что-то максимально хорошо и придать этому законченную форму, требуется время. И черновых набросков уходит больше, чем мы ожидаем.
Сколько? Ровно столько, сколько нужно для выполнения задания. Очень редко можно написать что-то стоящее за неделю. Для школы это обычный срок. После этого человеку трудно объяснить, что написание книги в режиме реального времени — это что-то из мира фантастики, где время ничем не ограничено. Это сложная задача. И так бывает почти всегда.
Первоначальные черновые наброски — просто наброски. Черновик — неоконченный материал или начало новой работы. Черновики требуют шлифовки и постоянных изменений. Просто кричат об этом. Изменения будут вноситься так часто, что начинающий писатель может испугаться и все бросить.
Почему?
Потому что они уверены в том, что написали величайший роман, который все захотят прочитать. Нет, это не так. И никогда так не бывает. Надеюсь, в какой-то момент начинающий писатель осознает, что писательство — тяжелый труд. У меня самого есть работы, которые я пересматривал и переписывал так много раз, что казалось, я никогда их не закончу.
Изменение написанного — это творческий процесс, в ходе которого писатель улучшает работу, чтобы ее легче было читать, зачитывать вслух и
